Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 2

«Получилось как-то не очень стильно», — подумала Шура, продолжая пригублять мороженое из двух еще не тронутых стаканчиков, делая независимый вид, будто она ждет Ахундова, который вот-вот вернется. Но на нее никто не обратил бы никакого внимания, даже если бы она танцовала или показывала фокусы.

Доедая мороженое, она, как бы гуляя по зале, пошла к выходу и спокойно направилась домой.

«Нет, он все-таки интересный, видно, что чистый парень», — размышляла она о своем новом знакомом.

Ей очень хотелось, чтобы он был чистый, благородный парень… Она шла, не очень торопясь, домой. Комнатка у нее была маленькая и душная, без окна, со стеклянной дверью, выходящей в хозяйскую галлерею, теперь битком набитую приезжими инженерами, что очень стесняло Шуру. Инженеры были народ шумный, драчливый и не всегда помнили, что рядом девушка, ругались на чем свет стоит, особенно после полуночи.

— Если б у меня попугай жил, так бог знает каким словам выучился, — не раз жаловалась она ответственной съемщице учительнице Басовой, по прозванию Басиха, известной всему городу активистке.

«Может, к Надежде зайти? — думала Шура, прикидывая, как бы провести вечер подальше от инженеров. — Да нет, она сама только сменилась. Или к Нинке забежать? Да нет, лучше пойду домой, комбинацию надо выстирать… Ай, как спать хочется!»

Она проходила тенистой, похожей на старую парковую аллею улицей, как вдруг ее равнодушно-сонный, но от природы острый взгляд скользнул в сторону — на каменном крылечке одноэтажного домика, прислонясь спиной к его белой стенке, сидя спала девочка. Никто из прохожих не обращал внимания на спящую: появление в городе чужих людей стало обычным, их шумные таборы занимали все скверы города, но Шура сразу определила: что-то не то, что-то ненормальное.

«Ах, дура какая, поставила так чемодан, что украдут обязательно!» — и, точно спящая была ей знакома, без церемонии коснулась ее плеча.

— Ты что, в уме, нет? Разве так можно? В дом постучала бы!

— Звонила, никого нет, записка вон висит: «Все на канале», — не удивясь вопросу, ответила девочка, хотя, пожалуй, уже не девочка, а подросток.

— А вы сами откуда?

— Из Ташкента, но вообще я с Хасана.

— С какого Хасана?

— Ну, с какого! Будто у нас их много.

— А-а… Так чего ж вы неорганизованно, не через штаб БФК?

— Ну, отчего, бывает так… Слушайте, а у вас есть тут какая-нибудь гостиница?

— Есть, конечно, да ведь сейчас все заняты, что вы, одна в городе? А у вас, между прочим, есть документы?

— Вот пристали! Ну, какое вам дело, есть или нет?

— А такое дело, что если правда, что вы с Хасана, так я могу вас к себе взять: у меня своя комната. А как же я чужого человека могу к себе позвать?

Ольга ничего не могла возразить против такой элементарной бдительности и вынула несколько бумажек, а затем и комсомольский билет.

— Теперь другое дело, — подобрела Шура. — Давайте же познакомимся: я телефонистка, тоже в комсомоле… Вот, пожалуйста. Правда, членские за этот месяц пропущены, но тут сейчас голову потеряешь, что творится. Вы на БФК?

— Да, очень хочется.

— Так пошли ко мне, по дороге поговорим. Ух, это здорово, что вы с Хасана! Сегодня расскажете, а? А я зам, Оля, все, все про БФК расскажу.

Они взяли чемодан и, толкаясь об него, пошли к Шуре.

Инженеры были как назло дома, и отдыхать девушкам не пришлось. Шура, впрочем, сама была виновата в этом: рассказала об Ольге, кто она и откуда, — и те ввалились в шурину комнату и наперебой начали приглашать Ольгу каждый в свою партию.

Но Шура, которая уже успела рассказать Ольге о своем романе с Ахундовым (она именно так и сказала: «Кажется, выйдет роман»), непременно хотела устроить подругу к Ахундову, который, как она была твердо убеждена, сделает для нее решительно все.

— Да ты подожди, Оля, постой, — вспомнила она, — ты же языки знаешь!

— Кому это тут нужно?..

— А им, иностранцам! Ну как же! Сейчас побегу к Азамату, он в обкоме комсомола скажет… Конечно, ты — и никто другой, у тебя боевой опыт и бдительность, и ты уже общалась с ними, — и Шура вылетела из комнаты искать Ахундова, а Ольга осталась слушать рассказы инженеров и так устала от этого, будто сдавала экзамен.

Из всего, что она узнала, запомнилось несколько сцен, как из длинного, в двух или трех сериях, кинофильма, когда стушевывается общая архитектура вещи, а запоминаются наиболее трогательные кадры.

Зимой, когда шли разговоры о строительном плане на 1939 год и еще не было ясно, будут ли что-нибудь строить, глубокой ночью к профессору — Ольга тут же забыла его фамилию — позвонили по телефону из ЦК КП(б) Узбекистана:

— С вами будет говорить секретарь ЦК Юсупов.

Телефон висел далеко от кровати, профессор подбежал к нему босиком, в нижнем белье и стоял на голом полу, потирая ступню о ступню и не зная, что подложить под ноги.

— Здравствуйте, профессор, — раздалось в трубке. — Скажите, канал от реки Нарын до Соха, кубов на семьдесят, можно построить?

— Отчего же, можно.

— Вода пойдет?

— Отчего же ей не пойти? Пойдет. Только зачем семьдесят кубов, куда столько?

— Уверенно мне скажите, да или нет?

— Ну, конечно, да. Что же это за канал будет без воды? — и, чувствуя, что разговор долгий, стал таскать с полки и подкладывать себе под ноги тома Технической энциклопедии.

— Какие материалы имеются по проекту?

— Материалов много, хватит.

— А в какой срок можно построить? Сколько надо людей?

Профессор за всю свою жизнь не построил ни одного канала: не удавалось. Проектировать проектировал, а строить не приходилось. И вот он сейчас стоял в кальсонах на стопке книг и отвечал на вопросы, точно его обвиняли в бездеятельности. Устав стоять, он присел на край письменного стола и поболтал ногами в воздухе, чтобы размять их.

— А сколько понадобится цементу? — услышал он в телефон.

— Цементу? Тысяч семнадцать тонн.

В трубке так зарычало и забулькало, будто на другом конце провода влили в трубку стакан воды.

Последняя страница рукописи романа «Труженики мира»

— А инженеров?

— Инженеров и техников хватит. Все по делу тоскуют.

— Что тоскуют, хорошо, а семнадцать тысяч тонн много, — послышалось в ответ, и, когда жена профессора вошла в комнату узнать, что тут происходит, она остолбенела: ее старик сидел на краю письменного стола и, делая странные упражнения ногами, кричал в телефон:

— Что сам? Ах, верю ли? Безусловно, верю. Почему же мне не верить, с какой это стати? Какой месяц лучше всего? Август. Да, да. Месяц свадеб, как же, очень веселых, да. И комаров мало. Ну, всего доброго, благодарю вас. До завтра, — и стал танцовать на голом полу, будто беседовал только что о романтических предметах.