Вацлав Михальский - Катенька

— Широк — это ничего, широк — это можно запахнуться!

Белоснежный Леночкин халат обрадовал девочку.

— Прелесть, Гриша! Просто прелесть — очень люблю все чистое, а вы, Гриша? Чистое белье с мороза пахнет лучше всех духов, правда? Я Сереже вишневого положу, потому что вишневое все любят, вишни — прелесть, правда, Гриша? И компот из вишен самый вкусный, и вареники. Я малины ему положу, может, он пропотеет, а, Гриша? И ему лучше станет, так бывает, да, да, не улыбайтесь. Пойдемте, Гриша, ой, боюсь!— зажмурила Катенька глаза.— Не боюсь, а волнуюсь, да? — Взяла поднос со стаканами хорошо заваренного свежего чая, с розетками и ложечками.

Возле палаты Катенька попросила Гришу остановиться:

— Подождите чуточку!.. Ну... с богом! — И она переступила порог...

Увидев Гришу, раненые заулыбались, их обрадовал его неурочный приход.

— Это моя будущая свояченица,— представил Гриша Катеньку,— она вас хочет напоить домашним чаем с вареньем, говорит, что чай поможет вам больше, чем мои лекарства. - Стараясь казаться очень веселым, улыбаясь, Гриша подошел к Сереже Воробьеву, молоденькому прапорщику, который недавно перенес тяжелую операцию и у которого, как полагали врачи, не было шансов на выздоровление.

— Ну что, Сережа, как наши дела, чайку попьем?

Сережа поднял отягченные веки, благодарно улыбнулся:

— Спасибо, Григорий Васильевич!

— Сережа, познакомься, это Катенька, сестра моей невесты, она очень хочет напоить тебя чаем с вишневым вареньем

— И с малиновым,— тихо добавила Катенька.

— Да, да, и с малиновым,— согласился Гриша.

— Чая не хочу, вы просто, Григорий Васильевич, посидите со мной,—

попросил Сережа, посмотрел на Катеньку равнодушно, без любопытства и снова

закрыл глаза.

— А вы глоточек, Сережа, глоточек, Сереженька, чай крепкий, вкусный, а? —

склонившись над ним, попросила Катенька и двумя пальцами, чуть касаясь,

погладила Сережу по щеке. (Так гладила Катеньку мама, когда она болела.)

— Не хочу,— сказал Сережа.

— Ну чуточку! — не сдавалась Катенька.— Давайте, давайте попробуем.

Она вылила чай из стакана в поильник, как-то очень ловко и осторожно взбила подушку под беспомощной Сережиной головой, опять погладила его по щеке своими тонкими быстрыми пальцами.

— Ну, Сереженька! Откройте рот, я, когда наш Митя болел, его вот так же поила. Митя — это мой старший брат, он такой, как вы…Совсем взрослый, в университете учится... Ну, давайте же, Сереженька, а то чай остынет, а холодный чай невкусный.

Катенька набрала ложечку варенья, осторожно и очень ласково поднесла его к Сережиным губам. Он взял варенье, прихлебнул несколько раз чай и снова потянулся губами к варенью и сделал несколько глотков, закрыв глаза.

— Ну, давайте отдохнем,— согласилась Катенька.— Ой, Гриша, я же другим забыла. Что же вы, расставляйте другим, а то все остынет.

Сережа открыл глаза, и Катенька снова принялась поить его чаем с таким сосредоточенным вниманием и с такой нежностью, что Гриша невольно погладил девочку по голове. Сделав еще несколько глотков, Сережа в изнеможении откинулся на подушку.

— Спасибо, больше не могу, очень вкусно,— вздохнул он.

— Еще с малиновым, хоть несколько глоточков,— стала просить Катенька.

— Нет, не могу, сил нет.

— А я подожду, я подожду.

— Спасибо, вы как моя мама,— улыбнулся Сережа,— что, наверное, смешно, что я так сказал, простите.— И он поморщился от боли.

— Болит? — встрепенулась Катенька.— Где болит? Гришу позвать?

— Нет, нет, вы поите, Катенька, других, а я отдохну. А потом опять около меня посидите, хорошо?

С того дня Катенька стала частой гостьей в палатах, а потом необходимым, горячо любимым человеком для всех в госпитале.

4

Он увидел его в первый раз в палате, где содержали арестованных. Еще до обхода санитарка сообщила Грише, что привезли политического. Когда Гриша вошел в палату, больной лежал, натянув на голову простыню. Гриша приподнял ее и встретился со взглядом совершенно здорового человека. А вокруг бредили тифозники...

— Доктор,— сказал больной чуть слышно,— доктор, я совершенно здоров, но мне нужно быть здесь. Митя писал, что вы свой человек, и я доверяю вам свою жизнь. Ясно?

В это время вошла сестра милосердия, и Гриша вынужден был, словно вступая с ним в тайный союз, выслушивать его и выстукивать.

— Полный упадок сил, думаю, что у вас паратиф,— еще не успев сам для себя ничего решить, сказал Гриша и вдруг заметил, что сестра милосердия Леночка посмотрела на него дружески внимательным взглядом, облегченно вздохнула.

«Неужели и она с ними заодно?— удивляясь и досадуя, подумал Гриша.— Хорошенькая, пухленькая Леночка, дочка булочника, и этот политический, что у них общего?»

Госпиталь был большой, и сразу же на Гришу налетело тысячу дел... Но что бы он ни

делал, он все время думал: «Честно или бесчестно поступаю я, подвергая человека смертельной опасности заразиться, вступая в сделку с политическим преступником?»

Вечером он рассказал обо всем Дарочке.

— Нужно все сделать, чтобы спасти его! — крепко сжав Гришину руку, сказала Дарочка. И сразу развеяла его сомнения.

Дарочка взяла с него слово, и Гриша теперь знал, что любым путем он должен спасти этого человека. Это стало делом его чести, совести.

Неожиданно приехал брат Дарочки, Митя. Друзьями они с Гришей никогда не были. Митя был излишне резок и прям в суждениях, что коробило деликатного Гришу. Все сверстники побаивались колкого Митиного ума. Манера разговаривать с людьми была у Мити какая-то обидная — он всегда высмеивал своего собеседника. Но сейчас Митя пожал Грише руку и просто сказал:

— Спасибо, брат!

И не прошелся по Грише ни одной своей колкой шуткой.

Это подняло Гришу в собственных глазах, он поймал себя на мысли, что дружить с Митей на равных началах ему бы очень хотелось.

— Боюсь, не подхватит ли он тиф! — деловито сказал Гриша.

— А ты огради!

— Да я все делаю, чтобы этого не случилось.

— Вот и хорошо!

Дарочка восхищалась Гришей, называла его героем. А он целыми днями трясся, как бы Евгений Евгеньевич (так звали политического) не заразился тифом да как бы его не разоблачили. Отдыхал он только вечерами в белой маленькой комнатке, где все дышало чистотой, в «комнате девочек». Раньше в этой комнате жили Катенька и Дарочка, теперь Дарочка на правах невесты занимала ее одна. На этом настоял Митя, а Катеньку переселили в другую комнату. Гриша был очень благодарен Мите за это. Дарочке уже сшили венчальное платье, достали флердоранж, фату и белые туфли.

Однажды утром, придя в госпиталь, Гриша узнал, что вчера вечером во время дежурства Леночки политический сбежал.

В госпитале усилился надзор, появились жандармы. Всех служащих госпиталя, Леночку и Гришу допрашивали.