Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 6

Плюнь на атмосферу в М[инистерст]ве кино, пиши! Их завтра повыгонят, а нам придется работать все равно…

Джигурда кончает «Подземный госпиталь», переработала старые записи очень хорошо, почти умело. В феврале пошлю их тебе. Как ты посоветуешь, стоит ставить вопрос о ее принятии в ССП? Пройдет дело?

Сейчас я гипнотизирую Героя С. С. Проценко, славу и гордость Черного моря… Обещает написать о делах войны. Парень с головой, может дать вещь, подобную Вершигорской.

С нетерпением жду кутузовского N-pa. Как-никак, а все-таки крымский деятель. Может быть, даже стоит издать в «Крымиздате»?

Как считаешь?

Приветствуй ССП.

Сердечно кланяемся Софье Касьяновне. Ждем по весне!

Твой П. Павленко

[Февраль 1948]

Дорогой Всеволод!

Письмам твоим так рад, что они никогда не бывают для меня длинными, а всегда обидно короткими.

Очень хорошо, если соберешься на Черное море весною. Поездим, поглядим людей, научно выпьем вина, потолкуем о жизни.

Вуль мне писал, что ты обещал помочь с нашей идеей об истории Севастополя через Шикина. Не лучше ли поставить сию проблему в целом перед Шикиным? М[ожет] б[ыть], напишем мы ему из Крыма, а ты поддержишь через Военную К[оми]ссию?

Подумай.

Не хочется бросать дела интересного и нужного. Недавно С. И. Вашенцев писал, что решили пускать вещь.

Азарх, не ожидая конца. Ой! Не стоит! Можно этой спешкой завалить тему.

Очерк о «Литературном] Крыме» напишу. Спасибо, что подсказал.

И. Козлов работает, как молодой, жмет к марту о подпольщиках-севастопольцах.

Очень мне хотелось бы напечатать в «Знамени» своих молодых поэтов. Пишут они не хуже большинства московских, а сами хорошие парни.

Не знаю, что тебя толкнуло на архивы 39 года, а я на днях тоже вспомнил те наивные времена, довоенные, найдя как-то огрызки воззваний к финнам. Хорошее было время!

Эх, как погибает у нас тема «Писатель и война». Как мало мы написали о покойных товарищах. Почти ничего о Диковском, совсем ничего о Ставском, ерунду о Б. Левине. Немножко «повезло» Крымову да Гайдару.

Я — грешный человек — тоже виноват. Обещал написать о Левине-Диковском, да так и не сделал. Ну, и все так.

Не помнишь ли ты, печаталась где-нибудь или нет последняя вещь Лапина-Хацревина «Военный корреспондент»? М[ожет] б[ыть], стоит ее пересмотреть? Я слышал от кого-то, что она чрезвычайно] интересна.

Где твоя книжка об Исакове? Хочу прочесть.

Вообще, должен тебе сказать, ужасно хочется работать и даже — не только писать, а вообще что-то строить, организовывать, двигать. Мне кажется, сейчас нужен Маяковский в прозе. Взять бы огромную дубину, да и дать ею по головам нашим. Писарева бы покойника на нас напустить — вот было бы побоище на улице Воровского! Литфонд не успевал бы вывозить на свалку!

Проведи, Всеволод, писат[ельскую] анкету в связи со 100-летним юбилеем «Коммунистического] манифеста»! Кто и как думает на сей счет хоть в публицистике? Я бы написал «Европа спустя 5 лет». Вымазал бы всю лейбористскую л[итерату]ру… и воззвал бы к небу — дай Маяковского.

Нельзя ли завести в «Знамени» отдельчик «Письма писателям». Прикрывшись псевдонимом, а м[ожет] б[ыть], и не прикрывшись, я бы рискнул в качестве читателя обратиться с рядом вопросов к Вс. Иванову, Л. Леонову, М. Слонимскому, К. Федину — где они и что они?

Если надо, я организую чудное и правдивое письмо от настоящих читателей — без подделки! Давай вызовем всех на разговор о коммунизме, спокойно, без драки, без поножовщины, а вот так, как в письмах друг к другу.

Я страшно люблю публицистику, но боюсь, что я в ней — неуч, самоучка, а то бы давно не удержался. Надо бы поразговаривать и с зарубежными. Хорошо бы послушать их самих, да и сразиться с ними при случае.

Да, ты прав, прав — нужны масштабы и голос «во весь голос». Надоело говорить «по-чеховски» в треть глотки. Пришло время — крикнуть. Заметь, что осенью не было произведения более популярного, чем речи Вышинского. Они нравились народу не только тем, что справедливы, но еще и тем, что задиристы. Народ наш хочет говорить о мире языком прокурора и судьи в одно и то же время.

Чорт его знает, сил ли мало, смелости ли не хватает, а вот говорить — говорю, а сам тоже не крикну, а ведь чувствую, что самое время петь «басом».

Ну, ладно! Так и письма никогда не кончишь.

Попадалась ли тебе книга «Гнев в Бирме»? Пробеги. Занятна и многое объясняет в Китае.

Крепко жму руку.

Всей семьей приветствуем тебя и Софью Касьяновну.

П. Павленко.

19.2.48

Дорогой Всеволод!

Я виноват, виноват перед тобою, что не пишу, но чорт его знает — здоровье.

За восемнадцать дней я начирикал пьесу, не инсценировку, а пьесу — и уже ползаю на карачках. А тут еще эти проклятые очерки не дают покоя, неохота ведь [сесть] в лужу. Я между прочим тиснул их неосторожно в своем Крымском Альманахе, тиснул по бедности здешней — нечего было больше давать, а теперь каюсь.

Затем начал было подсказанную тобой тему — Литературный Крым, о том, как создаются творческие коллективы…

А тут подоспело решение ЦК, хочется что-то сказать и по этому поводу… А на носу областная партконференция, где хочу выступить и раздолбать нашу обл[астную] газету и политпросветучреждения…

А тут потекла крыша, ворота украли, два дня искал, пока обнаружил…

А тут комсомольцы затеяли кампанию по озеленению, и я врезался в их дело и с хода оказался в президиуме какой-то ударной к[оми]ссии…

А завтра с утра ехать надо за фанерой, а днем писать подвал для «Кр[асной] звезды».

Вот так оно и идет — мирное житие.

А на столе — незаконченная книжечка о послевоенном Крыме — для переселенцев, да начатый роман, да два рассказа… И все лежит.

Но я сперва сделаю «Литературный] Крым» и на истории образования провинциального творч[еского] коллектива, на конкретном жизненном материале, крикну и о вопросах общих. Постараюсь сделать быстро.

Самое радостное из того, что ты написал, это — о второй серии «Мы из Кронштадта». Верю в это дело на корню. Обязательно выйдет.

А самое печальное — Эйзен.

Путаный был и неровный человек, но дело свое знал и любил, а это важно.

И хотя все мы его ругали за формализм, да он действительно злил своими штуками, а без него в нашем искусстве стало скучнее. Да, следовало ему еще пожить, следовало.

После страшной полемики по поводу «Кружилихи» вдруг сразу в «Лит[ературной] г[азете]» стало тихо, точно нет другой темы для горячих споров.

«Кружилиха» — роман, написанный рукой натуралиста, хотя и хорошо написанный, и о нем спорить можно долго и плодотворно. «Лит[ературная] г[азета]» же провела обычную кампанию и закончила дискуссию на самом напряженном месте.