Ванда Василевская - Когда загорится свет

Алексей вдруг увидел в разбитой оконной раме одного из зданий осколок стекла. Непонятно, каким образом он держался, странный и непостижимый среди этих опустошений. Сторож заметил взгляд гостя.

— Здесь за десять кварталов ни кусочка стекла не осталось, а этот держится… Вот когда мы строили, со стеклом очень трудно было. Все уже готово, а окна пустые, даже смотреть страшно. А потом, когда вставили, дни как раз были теплые, весна… Как засветилось солнышко и в стеклах, эх, по всему свету такой красоты не найдешь! Хорошее стекло тогда привезли, чистенькое, прямо радостно было в окошко посмотреть.

Он сгорбился, глядя прямо перед собой. Казалось, он мог часами стоять так, неподвижно глядя на мрачный пейзаж, на засыпанные снегом развалины, на зияющие в земле провалы.

— Пройдем еще с той стороны, — сказал Алексей.

Старик как будто чему-то обрадовался.

— С той? Можно и с той, там уголь возили, только теперь и полотна нет, все взорвано. Но поглядеть можно, отчего же не поглядеть.

Земляная насыпь обрывалась зияющим глубоким провалом. Обломки рельсов торчали в воздухе, как два копья, с немой угрозой направленные в небо. Снег здесь был темный, перемешанный с остатками угольной пыли. Алексей заметил, что всюду видны следы ног, уже занесенные, наполовину занесенные и почти свежие.

— Что это, недавно осматривали?

— Здесь? Нет, здесь никого не было. Куда уж… там, по главным местам походят, походят, а в эти дыры никому неохота. Да и зачем? Так только, чтобы сказать, что, мол, видели. А сюда далеко по этим доскам, да и кирпичи сыплются.

— Но тут же кто-то ходил.

Сторож встревожился.

— Кто ходил? Где?

— Да везде. Что вы, не видите следов?

Старик взглянул и пожал плечами.

— Это же мои следы, вон видите — валенки.

— Это вы так все время и обходите территорию?

— А как же не обходить? Такая уж моя работа. Я и хожу. Нужно же посмотреть, где и что. В сторожке скучно, вот я и хожу и гляжу на красавицу. Эх!

— Далеко ей до красавицы, — заметил Алексей.

Старик глянул на него быстрыми глазами из-под нависших бровей.

— То ли далеко, то ли недалеко, как знать… Может, далеко, а может, и близко. Я неученый, не знаю, на то есть инженеры, специалисты, те знают. А по-моему, по-неученому, так этот второй котел, вот что посередке, должен бы быть еще ничего, — неожиданно заключил он.

— В середке? — удивился Алексей. — Там же все обрушилось.

— Как раз потому. Там сыпало сверху. А он, может, и стоит как следует. Кто его знает.

— Турбинам, кажется, крышка.

— Может, и крышка, не знаю. Которые тут приходили, тоже говорили, что крышка. Только они еще засыпаны, как это можно знать?

Алексей подумал с минуту.

— А вы как думаете, можно восстановить?

— Турбины?

— Нет, нет, электростанцию, целиком, понимаете?

— Что ж тут я? Я неученый… Специалисты, инженеры ходили, это уж они…

— Но сами-то вы что думаете?

— Меня на комиссию не звали… я простой человек.

Алексей вышел из терпения.

— Ладно, ладно, но что-то вы об этом думаете, правда?

— Это о чем?

— Да об электростанции.

— Как не думать об электростанции. Всю свою жизнь, можно сказать, здесь. И жена моя здесь работала, она при немцах померла. И сын, что в армии, тоже здесь…

— Ну, как же? Можно восстановить или нет?

Старик поднял косматые брови. Проницательные серые глаза на мгновенье заглянули в зрачки Алексея, но тотчас же вернулись к развалинам.

— А зачем вам нужно знать, что я думаю? Вы вот пришли и уйдете. А тут опять снег будет на нее сыпаться, а там ведь еще машины лежат. Придет весна, дожди — все пропадет. Хозяева тоже.

— А если я не уйду! Если я приду еще и еще? И не только я, а инженеры, рабочие, много народу?

— Опять обследовать?

— Не обследовать, а работать.

— Значит, восстанавливать?

Старик крепче оперся на палку, но молчал.

— Ну и упрямый же вы человек! — сказал Алексей. — А мне бы хотелось знать, что вы думаете, именно вы. Ведь вы ее знаете.

— Вы меня всерьез спрашиваете?

— Да всерьез же, всерьез.

— А на что вам?

Алексей рассердился.

— Не знаю на что. Просто мне хочется знать, как вы думаете.

Так оно и было. Ему показалось, что это важно, чрезвычайно важно, что скажет этот дед-мороз, каково его мнение.

Хотя старик выводил его из терпения своими переспросами и притворной придурковатостью, Алексей решил добиться ответа.

— Ну, если уж так, так что ж… По-моему, что ж, я человек простой, неученый… Но, по-моему, вылечить можно. Вот хоть и котел, по-моему, должен быть цел, да и турбины… Тут вот говорили, что не годятся, а как знать? Вы только спросите таких мастеров, которые всю жизнь у турбин, они скажут. Инженеры, оно конечно, но бывает, что и инженер ошибется. По-моему, и стену можно выпрямить и провода еще целы. Если так поверху смотреть, оно, конечно… Но я ее знаю, она крепкая. Тут еще и многое найдется, когда этот мусор уберут.

— Так что, если бы от вас зависело, вы бы взялись восстанавливать?

— Что ж… хотят на другом, на голом месте начинать. Ну, только другого такого не найдут. Нет. Уж тогда хорошо выбрали, когда мы строили ее. И сызнова будет трудно. А тут она ведь уже есть, нужно только тут откопать, там взорвать до конца, тут подпереть, там выпрямить, залечить — все-таки не то, что сызнова начинать. По-моему, нужно восстанавливать и поскорее восстанавливать.

— Что ж, попробуем, — сказал Алексей.

Старик выпрямился.

— Это как же?

— Попробуем восстановить. Не боги горшки обжигают. Правда, нужно еще посмотреть планы, сделать расчеты, обдумать, как будет выгоднее.

— Уж она всегда будет выгоднее, не бойтесь. Другой такой на свете не было… Уж она свое покажет, я ее знаю.

Алексей стряхнул с пальто и шапки снег.

— А вы уже уходите? — сказал старик с испугом.

— Да что ж, пора. Завтра опять приду. Посмотрю чертежи и приду с планами.

— С планами? Что ж, можно. Ходили и с планами…

— Вы мне еще кое-что покажете, как с котлом, и этот проход.

— Можно. Отчего ж, можно и на планах. Так вы завтра с утра придете?

— Приду в то же время, что и сегодня.

— Что ж, — старик шел теперь за ним, волоча за собой дребезжащую по камням палку, — может, и придете, а может, нет…

— Я приду, — заверил Алексей и еще раз, уже стоя в калитке, оглянулся на электростанцию. Ему стало холодно. Мрачные серые развалины торчали над лежащим кое-где тонким слоем снега. Зияли тьмой бреши в стенах, похожие на дыры беззубого старческого рта.

Вздохнув, он вышел на улицу. Калитка заскрипела. Старик стоял, опираясь на палку, и долго смотрел ему вслед. Только когда силуэт Алексея исчез в перспективе улицы, он повернулся и медленно закрыл за собой еще пахнувшие свежей сосной ворота. У него замерзли ноги, но он не пошел в свою сторожку, а снова побрел к разрушенным корпусам. Долго стоял он там в молчании, теперь еще более похожий на деда-мороза, и седая голова его в лохматой шапке слегка покачивалась.