Фазиль Искандер - Сандро из Чегема. Том 2

— Здравствуйте, товарищи, — сказал он несколько скорбным голосом, остановившись со своим спутником возле нас. Мы встали навстречу обоим и поздоровались с каждым за руку. Несколько мгновений он оглядывал нас, отгоняя волны хмеля, помигивая пленчатыми веками и пульсируя желваками на сухом стянутом личике.

Обычно после такого тусклого приветствия спрашивают документы, но он ничего не спросил, а только сел рядом со мной. Возможно, из-за того же карабина он счел меня старшим в нашей группе, что не соответствовало истине, потому что старшим был Котик — и по возрасту, и по званию.

Второй сван, который был откровенно пьян, добродушно посапывая, присел перед нами на корточки, чтобы, видимо, общаться со всеми сразу. У него была тяжелая бычья голова выпивохи и голубые, навыкате, глаза. Время от времени голова у него падала на грудь, и каждый раз, подняв ее, он оглядывал нас с неизменным детским любопытством. Казалось, каждый раз поднимая голову, он заново удивлялся, не понимая, как мы очутились перед ним.

— Откуда будете? — все так же скорбно спросил сван в черном кителе, искоса оглядывая всех.

— Мы из города, а этот товарищ из Москвы, — дружелюбно и внятно сказал Котик, голосом показывая, что запасы его дружелюбия необъятны.

— Здесь что делали? — скорбя и удивляясь, спросил он, повернувшись вполоборота. Одна рука его опиралась о колено, другая, та, что была поближе ко мне, опиралась о ручку топорика. Теперь было ясно, что он вдребезги пьян, но изо всех сил сдерживается. Из всех пьяных самые опасные — это те, что стараются выглядеть трезвыми.

— Мы гостили у колхозных пастухов, наших хороших друзей, — все так же внятно и миролюбиво сказал Котик.

— Имени? — неожиданно спросил черный китель, помигивая пленчатыми птичьими веками. Стало тихо.

— Что значит имени? — в тишине спросил Котик.

— Имени, значит, имени, — твердо повторил черный китель, искоса оглядывая нас. Второй сван, глядя на меня, делал мне какие-то знаки. Я никак не мог понять, что он своими пьяными знаками и кивками хочет мне сказать, и на всякий случай в ответ пожал плечами.

— Я не понимаю вас, — сказал Котик, отстаивая свое скромное право отвечать только на ясные вопросы.

— Здесь в горах несколько ваших колхозов, — наконец объяснил лупоглазый, покачиваясь на корточках, — потому имени спрашивает…

— А, колхоз, — обрадовался Котик и оглянулся на Андрея.

— Имени Микояна, — едва скрывая раздражение, подсказал Андрей. Вся эта история его начинала раздражать.

— Правильно, — согласился черный китель и, сделав на лице гримаску человека, который знает больше, чем говорит, добавил: — Не обижайтесь, но это надо…

— Что вы! — воскликнул Котик.

— А вы кем работаете? — спросил я у соседа.

— Заместитель лесничего буду, — сказал он важно и стал расстегивать верхний карман кителя.

— Что вы, не надо! — сказал Котик и протянул руку, стараясь помешать ему.

— Шапку там у товарища забыл, — сказал он, ладонью неожиданно нащупав на лбу довольно заметный рубец от шапки. И было непонятно, рубец этот ему напомнил, что нет фуражки, или разговор о должности заставил его вспомнить о существенной части своей формы.

Обстановка явно разряжалась. Теперь заместитель лесничего не опирался на свой топорик как на эфес шпаги, а просто положил его на колени. Кажется, теперь он перестал сдерживаться и осоловел. Он перестал разглаживать на лбу рубец от шапки и, поставив локоть на колено, свесил голову на ладонь и задремал.

Второй сван, словно дожидаясь этого мгновения, усилил свои дурацкие кивки и подмигивания. Наконец я его понял.

— Карабин? — спросил я.

— Продай, — радостно закивал он мне.

— Не продается, — сказал я.

— Тогда махнемся, — вдруг произнес он городское словечко.

— Нет, — сказал я, стараясь не раздражать его, — не могу.

— Я тебе немецкий автомат дам, — торопливо прошептал он, — потому что вот эти русские карабинчики спокойно не могу видеть.

— Нет, — сказал я, стараясь не раздражать его.

— Дай посмотреть, — сказал он и протянул руку. Я вздохнул и снял карабин.

— Зачем тебе карабин, если у тебя автомат есть? — сказал я, стараясь возвысить его автомат за счет своего карабина.

Он щелкнул затвором и заглянул в ствол.

— Автомат для охоты не такой удобный, далеко не берет, — сказал он и поднял голову. — А патроны есть?

— Патроны далеко, в рюкзаке, — сказал я твердо. Видно, он это почувствовал и, прицелившись куда-то, щелкнул курком.

— Вот эти русские карабинчики люблю, — сказал он, неохотно возвращая мне карабин.

Я взял карабин и повесил его за плечо. Я почувствовал облегчение, оттого что все так хорошо кончилось.

— За сколько водолаза можно нанять? — вдруг сказал он.

— Зачем тебе водолаз? — спросил я.

— Одно озеро знаю, — сказал он просто, — на дне немецкое оружие. Водолаза хочу.

Мы рассмеялись, а парень снова задумался. В это мгновение черный китель поднял голову и начал что-то выговаривать своему земляку. Сван, что сидел на корточках, добродушно оправдывался, поглядывая в нашу сторону как на союзников. Черный китель постепенно успокоился и на интонации мелкого административного раздражения замолк.

— Язык не распускай, — сказал он ему в конце по-русски и приподнял топорик с колен.

— Даже спрашивать не буду, — ответил ему на этот раз сван и, обратившись к Котику, спросил: — Водолаз сюда имеет право приехать?

— Обманывать не можем, — ответил Котик добродетельно, — но мы в таких делах не разбираемся.

— Что ты говоришь, кацо! — взвился черный китель. — Водолаз как может сюда приехать? Водолаз — государственный человек. Водолаз от моря отойти не имеет права. Ты что — райком, военком, сельсовет?!

— На один день водолаза хочу, — сказал молодой сван, ни малейшего внимания не обращая на эту грозную тираду, — сам привезу и отвезу, как министра.

— А ну скажи, в каком озере лежит? — неожиданно с другой стороны атаковал его заместитель лесничего.

— Э-э, — лукаво протянул молодой сван и помахал толстым пальцем у переносицы, — это мой секрет. Кроме водолаза, никому не скажу.

— Привлеку, — сказал черный китель и, грустно покачав головой, посмотрел на лезвие топорика, словно читая на нем соответствующую статью закона.

— Скажите, — спросил я у него, слегка развеселившись, — для чего вам этот топорик?

В сущности говоря, если б я не заметил на обушке этого топорика нечто вроде металлической печати, я, наверное, не спросил бы его об этом. Мне хотелось узнать, что он, собственно, им делает: скажем, ударом обушка отмечает сухостой или делает какие зарубки, или это просто символ его лесной власти.

Как только я это сказал, рот его сжался в решительную полоску, птичьи веки остановились. Я почувствовал, что допустил самую страшную дипломатическую ошибку в своей жизни. Это было все равно что во время аудиенции у короля неожиданно щелкнуть пальцем по короне и спросить: «А для чего эта штука, старина?»