Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

Отец Осип наметил ближайший план действий. Старик согласно качал головой.

Дома жена накинулась на Савелия с вопросами:

— Где ты был? Кто тебя так разукрасил?

Она подозвала работницу магазина:

— Груня, помоги старику!..

Савелий кряхтел. На все вопросы ответил отец Осип. Груня заинтересовалась парнем с наганом. Смывая кровь с лица пострадавшего, она попросила обрисовать внешность мальца. И по мере того как старик рассказывал, она менялась в лице…

Вдруг девушка, скрывая смущение, спросила попа:

— Батюшка, Пятикнижие — библейское священное писание?

— Священное, дочь моя, — ласково улыбнулся он. — Православная церковь признает каноническими тридцать восемь книг Ветхого завета, в том числе и Пятикнижие. А ты разве в школе не изучала закон божий?

— Изучала. Но не читала Библию. А вот тут заглянула — и глазам не верю!..

Отец Осип и супруги Солеваровы вскинули удивленные глаза на черноокую девушку. Она выдержала их взгляды и продолжала:

— Бог учит Моисея, а Моисей своих воинов — грабить, умерщвлять, брать в рабство…

— Кого? Иноверцев!

— А разве иноверцы не люди? Разве их не бог сотворил?

— Бог сотворил, дочь моя, а дьявол увел их на ложную стезю.

— Так и воюйте с дьяволом, а тех, кто заблудился, выведите на истинную дорогу. Зачем же их резать, колоть, насиловать?

— Дитя мое, божья кара всегда справедлива. Господь владыка указал, Моисей выполнил — полонил ханаанцев.

— Ради чего? Обогатиться за чужой счет! Захватить землю, сады, дома, скотину и заставить покоренных работать на себя?

— Без страдания, чистилища в рай не попадешь!

— Чего же Моисей своим обещал не рай, а обетованную землю?

— На то воля всевышнего!

— И я про то! — Груня вскинула руки: — Всевышний один народ натравливает на другой! Учит воевать, драться! Так можно любую войну оправдать — воля божья! Читайте священное писание!

— Читать нужно, дитя мое, но с разумением. — Отец Осип бросил взгляд на стенные часы: — Приходи завтра в такое время сюда, мы вместе почитаем Библию. А сейчас я с дороги немного приустал…

«Приустал или почувствовал свое бессилие?» — задумался Савелий, наблюдая за волотовским попом.

Тот фыркал возле умывальника, смачно чавкал за столом, громко говорил, бодро рассказывал о своей сельской жизни. А после ужина увел старосту в небольшую комнату, закрыл двери и, прикрывая ладошкой рот, третий раз забубнил все о том же:

— Брат мой, пришел наш час. Нельзя боле молчать. Будя! Они не молчат. Исполком запретил крестные ходы. А завтра и колокольни под замок! А там и ризницы очистят. И нас, служителей церкви, в Сибирь по этапу. Сам патриарх указует нам: не вставать на колени. В чем наше спасение?..

Отец Осип прислушался, встал, тихонько подошел к двери и, придерживая рукой тяжелый крест на груди, рыжей густой бородой уткнулся в дверь. Савелий услышал хрипловатый голос племянника. Раньше, годков пять назад, Солеваров схватил бы прелюбодея за шиворот и, как кота, вышвырнул бы на улицу. А теперь даже голос осел…

Голоса за дверью утихли. Священник заглянул в скважину, покачал головой, вернулся к старику. Он жесткой пятерней закинул рыжие волосы назад и злыми глазами пригвоздил свояка:

— Слыхал, брат мой?

— Я не подслушиваю…

— И зря, Савелий Иннокентиевич. — Отец Осип опять загнул бороду ко рту. — Мое чадо любопытствовал, где остановился эмиссар патриарха. Зачем ему, безбожнику, понадобился адрес московского гостя? Сейчас у дьяка мадам Шур сказала, что чекисты ищут Рысь, который якобы умертвил Рогова, и что для них Рысь и эмиссар одно лицо. Схожу-ка еще разок к дьяку…

«Ты же приустал», — мысленно заметил Савелий.

Вчера Жгловский сказал, что встретил товарища по анархической партии. А сегодня он не явился на отметку в чека. И не звонит. Иван посматривал на телефонный аппарат: «Почему молчит?»

У Пронина обострение язвенной болезни. Он лежал дома. Врач запретил чекистам беспокоить больного, но не запретил больному беспокоить чекистов. Пронин уже дважды заставил Воркуна снять телефонную трубку и дважды бил в одну точку: «Что случилось со Жгловским?»

Приход Ивана в чека совпал с неприятной процедурой — сокращением штатов. Воркун вызвал Сеню по срочному делу, а тот выступил в роли адвоката.

— Товарищ председатель-начальник, вникни. Ей-ей, не выдержать девушке такую нагрузку: делопроизводитель, машинистка, оперативник, а теперь еще взвалили контроль за ордерами на обыск и арест…

Не давая Селезневу закончить мысль, Иван подхватил его интонацию:

— Товарищ следователь-оперативник, пойми, по всем учреждениям сокращение. Экономия — новая политика. И не одна Люба Добротина с перегрузкой. — Он кивнул на дверь: — Раньше комендант ведал лишь содержанием арестованных, выдавал пропуска на свидание и отвечал за работу справочного стола, теперь же на него взвалили еще хозяйственный отдел: хранение имущества комиссии, распределение конфискованных товаров, использование перевозочных средств, ведение отчетности и выдачу жалованья. И он, ей-ей, не жалуется…

— Чудн о и чудн о ! — удивился Сеня. — Быстро ты освоил этот дом!

— У тебя учусь, дружище. — Иван спрятал улыбку в усы. — Оперативное задание: разыщи Георгия Жгловского…

Не прошло часу — Селезнев докладывал. Он заглянул в магазин Солеваровой, застал Груню без хозяйки…

— Вчера Ерш жаловался, что его принимают за попа. Решил избавиться от батькиной шубы. А может быть, просто Груню пожалел: грянул мороз, а она в легкой кацавейке. «Возьми, говорит, а то все равно пропью». Груня поблагодарила, но не взяла. Он пригласил на танцы под духовой оркестр. Не пошла. Вышел из магазина Ерш грустный…

— А где вчера танцевали под духовой?

— В белой казарме на Красном берегу.

— Ну, Сеня, слетай в Дерглецкие казармы. Может… Постой-ка! — Воркун снял трубку: — Вас слушают…

Говорил мастер Смыслов. Начал он издалека. Видимо, не хотел огорошить друга. Но Иван сразу почувствовал неладное и прервал его охотничью прелюдию:

— Сергей, при чем тут зайцы, ближе к делу!

— Ёк-королек, у меня нет дроби. А в разрушенном дворце — свинцовые трубы. Я спустился в подвал, смотрю, лежит окоченевший. Стены белы от мороза, а он в сапогах, галифе и гимнастерке. Признал только по забинтованным рукам…

— Убит? Рана?

— Нет, елки-палки, видать, забрел пьяный…

Иван усадил за свой стол Селезнева и, накидывая шинель, позвал Пальму…

Иван осмотрел труп Анархиста: ни царапинки. «Неужели опять „убийство без убийства“?»

Пальма вывела хозяина к чугунной решетке калитки и села. Дальше следы смешались со множеством отпечатков солдатских сапог. Путевой дворец времен Екатерины Второй сильно пострадал в 1917 году, но одноэтажный флигель сохранился. В нем расположилась хозяйственная рота кавалеристов. Лошади стояли в царской конюшне. Из нее доносилась задорная песня: