Владимир Ишимов - В тишине, перед громом

Тут я рассказал о Борисе Свиридове, показал «купюру». Славин и Кирилл по очереди с интересом рассмотрели ее.

— А может, просто Вольфу официант понравился — он и вправду хорошо обслуживает, — сказал Славин. — Тем более, что он по-немецки свободно болтает.

— Но покуда нет объяснения поведению Кузьмы Данилыча с тремя червонцами, мы вправе предполагать, что это не случайность. Между прочим, Славин, и ты это знаешь не хуже меня, Вольф прекрасно владеет русским. И тогда... Что же получается тогда? Получается, что Вольф имел в Нижнелиманске не одно, а два дела. Не один, а два контакта. Или по меньшей мере два. Верман — первая цель приезда, официант Кузьма Данилыч — вторая.

Я положил ассигнацию на стол.

— А ну, садитесь. Что могут означать эти цифры — шестнадцать тысяч восемьсот семнадцать? Давайте...

— Порассуждаем.

— Эх, Славин, если б ты всегда понимал меня с полуслова!..

— Шифровка! — высказался Кирилл. — Кодированный текст. А?

— Не исключено.

— Уж очень он короткий, этот текст, — скептически хмыкнул Славин.

— Неважно, что короткий. Все может быть. Но если это и вправду шифровка, нам придется несладко. Чем кодированный текст меньше, тем трудней его расшифровать. Покажем бумажку криптографу в техотделе. Какие еще варианты? Между прочим, мы ломаем голову, нам кажется, что это бог знает какая сложная хитрость, а на самом деле... А на самом-то деле, может, разгадка проще простого.

— Например? — поинтересовался Славин.

— Например, номер телефона. М-м?

— Эврика! — обрадовался Кирилл.

— Идея! — одобрил Славин не то серьезно, не то со своей неизменной иронией. — Попробовать? — Он взялся за телефонную трубку.

— Дай-ка я сам. — Телефонистка ответила, и я назвал номер: — Один шестьдесят восемь семнадцать.

— Готово, — пропела трубка, щелкнуло соединение, и тотчас хрипловатый мужской голос бодро заверил:

— Дежурный гормилиции Савоненков слушает.

— Извините, ошибка. — Я положил трубку на рычаг.

— Ну, чей номер? — с нетерпением спросил Славин.

Я сделал паузу.

— Милиция.

— Бросьте! — Славин захохотал, а затем, пристально оглядев ассигнацию, пробормотал: — В какой день... в какой час... я повстречала вас...

— Ты чего? — переспросил я;

— Какое сегодня число? Пятнадцатое? — Славин остро глянул на меня, опять опустил взгляд на «купюру» и снова посмотрел на меня. Обхватил подбородок.

— Ну? Тебя осенило? — сказал я.

— Осенило. — Славин небрежно повернул бумажку ко мне. — Взгляните, Алексей Алексеич. Конечно, может, я не прав, пусть тогда старшие товарищи меня поправят, но... Шестнадцать — это число, восемь — месяц, то есть август, который мы и имеем на сегодняшний день, а семнадцать — время. Семнадцать часов. Пять часов дня. А?

Я по-новому посмотрел на радужную бумажку. 16 — 8 — 17. Возможно... Возможно...

— Шестнадцатое — это завтра, — вслух подумал я. — Завтра в пять часов вечера? Что же может произойти завтра в пять часов вечера?

Ребята помолчали. Потом Славин произнес:

— Все может произойти.

— Очень справедливо, — сказал я. — Но не кажется ли тебе, что это несколько расплывчато?

— Кажется, — сказал Славин.

— Я с тобой согласен.

— Что же будем делать? — спросил Кирилл.

— Я вам скажу, чего мы не будем делать: мы не будем спускать глаз с Кузьмы Данилыча. Смотреть за официантом надо так, чтоб комар носа не подточил. Чтобы у него даже тени беспокойства не возникло. Это — одно. Другое. Славин, я тебя попрошу, немедленно установи данные Кузьмы Данилыча. Кто он, что он, откуда.

— Есть!

— И побыстрее. Мне придется сегодня ехать в Одессу.

— Опять? — удивленно покачал головой Славин.

Я молча посмотрел на него. Мне не хватало только славинских комментариев. Но надо отдать Славину справедливость: он все-таки прикусил язык.

— Вернусь завтра к ночи. Разобьем машину, но приедем. Во что бы то ни стало.

Всю дорогу до Одессы мне было не по себе. Я корил себя за то, что исчезаю в такое критическое время. Может, надо было связаться с Нилиным или с самим Лисюком, объяснить, доказать, что уезжать мне сейчас невозможно? Такой момент! Надо действовать в пяти, нет, даже в шести направлениях одновременно. Самое свежее направление — официант Кузьма Данилыч. Интригующее направление, если принять во внимание установочные сведения о Кузьме Даниловиче, которые раздобыл Славин. У этого официанта была за плечами, как и говорил Боря Свиридов, богатая приключениями жизнь. В молодости он перепробовал множество профессий, был мальчиком в трактире и даже статистом в какой-то бродячей труппе. Незадолго до мировой войны понесло его из Малороссии на Дальний Восток. Там, видать, завелись у него деньжата, он открыл матросский кабачок во Владивостоке. Потом свой кабачок почему-то бросил и устроился буфетчиком на торговое судно, которое ходило из Владивостока и в Нагасаки, и в Шанхай, и в Порт-Артур, и в Гонконг. После революции и в годы нэпа служил официантом во Владивостоке, а потом опять позвало море — пять лет проплавал буфетчиком на судах, регулярно бывал в Японии, в Китае, в Сингапуре. Два года назад потянуло на родину. Бросил все и вернулся в Нижнелиманск. С охотой его взяли служить в ресторан «Интуриста»: опытный работник, неплохо владеет несколькими языками, в том числе японским, умеет с капризными иностранцами обращаться.

Ну, разве не занимательная фигура? И, что примечательно, снова маячит Япония, японцы... Конечно, может статься, что это — внешнее совпадение... И все-таки... Не много ли совпадений? Если вспомнить те сведения, которые пришли из Москвы в самом начале нашей командировки — об интересе японцев к Нижнелиманску, если иметь в виду, что этот интерес далеко не безоснователен — лодки-то малютки куда идут?.. И я снова подумал о дружбе Грюна с Митани... Если все это не упускать из виду, то... Кто знает?..

Вольф, Верман, Алексеенко, Штурм, военруки, Шевцов, Кузьма... Как постичь их связь, как найти, где перекрещиваются все эти линии, сплетаются в паутину? Как?

Вот где сейчас вопрос вопросов. Никто, кроме нас, ответа на него не найдет. А если не найдем и мы?..

Но я не вправе даже предполагать такую развязку. Не вправе. Для нас в этом деле есть лишь один исход. Других попросту не существует.

Так убеждал я себя, сидя рядом с Геной в мчавшемся сквозь ночную тьму «газике». Но, положа руку на сердце, я далеко не был уверен, что должное станет сущим...

...Я не стану подробно излагать ход совещания, точнее, ход «дуэли», между Лисюком и Нилиным. Да, дуэли, потому что Петр Фадеич опять заслонил меня и спас дело.

Выслушав неотразимую аргументацию Нилина, Лисюк задумался. Потом спросил:

— Ваше предложение?