Борис Рахманин - Ворчливая моя совесть
- Название:Ворчливая моя совесть
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1981
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Рахманин - Ворчливая моя совесть краткое содержание
Для новой книги поэта и прозаика Бориса Рахманина по-прежнему характерно сочетание точного изображения быта с тягой автора к условным, притчевым формам обобщения. Своеобразным сплетением романтического и буднично-реального, необычностью обычного автор создает особую поэтическую атмосферу в обрисовке современной жизни нашего общества.
Ворчливая моя совесть - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
…Сатирик рассказывал что-то интересное, Твердохлебова хохотала, отчего ее огромное тело сотрясалось и отчего, в свою очередь, вибрировали, шатались стол, стулья и, казалось, сами стены. Отчего, опять же, вот-вот должны были слететь со стен нарисованные на них знаменитыми гостями-живописцами разные экстравагантные картинки.
— А комнату-то хоть обставил?
— Собираюсь! — беспечно уверял Медовар.
— На чем же ты пишешь?
— У меня есть дощечка, крышка от посылки. Я пюпитр из нее сделал.
Он уже успел проглотить свой кофе и с удовольствием согласился выпить вторую чашку, пожертвованную ему Огарковым.
— Да, ты ведь пиво пил. Кофе после пива — моветон, — сказал Медовар, забывая, что и сам только что отведал «жигулевского». — Слушай, — прихлебывая кофе, обратился он к Твердохлебовой, — не хочешь ли прокатиться, проветриться? Командировка есть. На троих. В глубинку. Найдем третьего и…
— А зачем искать? — посмотрев на Огаркова, с улыбкой сказала Твердохлебова. — Возьмем вот Виталия — и все! Полный комплект!
— А что?.. Можно подумать, — без особого воодушевления откликнулся Медовар, — только… Утвердят ли его кандидатуру?.. Молод.
— Ну, это как раз неплохо. Сам знаешь, молодым поэтам оказывается сейчас всяческое содействие.
— Да, — без энтузиазма согласился Анатолий Юрьевич, — что верно, то верно. Пожилым бы поэтам содействие такое… Ну так что, Виталий? Вы как? Горите желанием?
Огарков не смел верить своим ушам. Его берут в творческую командировку!
— Бу… буду счастлив! — проговорил он. — На работе я отпрошусь!..
— Ах, так вы рабоооотаете?! — протянул Медовар.
— Но я обязательно отпрошусь! Меня отпустят!
— А кем же вы работаете? — приподняла брови Луиза Николаевна.
— Я… Я стоматолог, — пролепетал Огарков.
Медовар, разумеется, тут же решил у него проконсультироваться. Широко, насколько это было возможно, разинул рот и с волнением ждал ответа.
— Та-ак… У вас, Анатолий Юрьевич, основательно нарушена проницаемость капилляров, — сразу почувствовал себя в своей тарелке Огарков, — целостность слизистой оболочки, иначе говоря. Воспалены десны!
Медовар побледнел.
— Это серьезно?
— Достаточно серьезно. Ну, что же вы закрыли рот? Так, так. Мы наблюдаем здесь начало процесса гингивита. Пульпа некоторых камер вскрыта и обнаруживает… Все ясно! Рекомендуется аппликация, то есть введение в патологический десневой карман вытяжки лекарственных трав, в частности болгарского марославина…
— А… А… Доктор, а это сложная операция?
— Как вам сказать? На зонд накручивается турундочка из ваты, смоченная лекарством, она…
— Старик! — взмолился Медовар. — Может, подлечишь? В дороге, а? Или там, на месте? Возьми с собой парочку-тройку турундочек этих, а?..
…Сначала летели.
— Мы — группа писателей, — повторял Медовар, когда они поднимались по крутому трапу, — мы группа писателей! Здравствуйте, товарищи! — обратился он к стюардессе, в единственном числе стоявшей у входа в самолет. — Вас приветствует группа писателей. Я руководитель группы, фельетонист-сатирик Анатолий Юрьевич Медовар. Луиза Николаевна! Прошу! Проходите первой! Это известная лирическая поэтесса! — конфиденциально сообщил стюардессе Медовар. — А теперь — наша творческая смена! Виталий Наумович, прошу вас!
Отчество Огаркова было, кстати говоря, вовсе не Наумович, а Васильевич. Что он несет, этот Медовар? Луизу Николаевну его величание и титулование тоже, кажется, рассердило. Она недовольно что-то бормотала. Однако на стюардессу Медовар впечатление произвел.
— Пожалуйста, — захлопотала она, — пожалуйста. Снимайте пальто. Я сама повешу. Проходите в первый салон, если хотите. Там удобней. Проходите, пожалуйста!
Медовар бросил на своих спутников торжествующий взгляд.
— Каков сервис? — шепнул он. — Со мной не пропадете!
Но только расположили они на полках свои портфели, втиснулись в кресла и стали благодушно оглядываться по сторонам, как металлический порожек первого салона вслед за невероятно красивой, похожей на кинозвезду, очень деловитой девицей чинно переступили новенькие: двое увешанных фотоаппаратами и кинокамерами мужчин и одна бабуся. Все в дубленках, разумеется. В том числе и деловитая девица. У этой — дубленка была умопомрачительная, вся расшитая голубыми и розовыми цветами.
— Девятый, восьмой, седьмой… — двигаясь по проходу, гнусаво отсчитывала деловитая девица ряды. — Шестой…
Огарков похолодел. Так и есть!..
— Интуристы! Интуристы, я к вам обращаюсь! Пройдите сюда! А вы, — девица скользнула по группе писателей холодным взглядом удивительно красивых глаз, — а вы — поднимитесь!
— Как так — поднимитесь?! — вскричал Анатолий Юрьевич. — Что за бесцеремонность?! Нас посадила сюда старшая бортпроводница, мы…
— Поднимитесь, гражданин! — неприятным гнусавым голосом произнесла красавица. — Места забронированы. Поднимайтесь! — посмотрела она на Огаркова и Твердохлебову.
Виталий поднялся. Сотрясая самолет, стала выбираться из кресла Луиза Николаевна.
— Сервис, — уничтожающе глянула она на Медовара.
Трое новеньких вполголоса переговаривались на неизвестном языке. Впрочем, на немецком, кажется…
Минут через десять Виталий и Твердохлебова уже обосновались во втором салоне, ничем, на первый взгляд, не отличавшемся от первого, а оттуда, из первого, все еще слышался негодующий голос заупрямившегося сатирика. И, очевидно, принципиальность его взяла верх. Одного из зарубежных гостей, оставшегося без места, разъяренная красавица привела во второй салон.
— Садитесь, интурист! — показала она ему на кресло рядом с Виталием и Луизой Николаевной. — Счастливого полета, интурист! — и торопливо покинула самолет.
…Гудение турбин стало спокойным, ровным. Пассажиры начали отстегивать ремни, располагаться удобней. Где-то ряда на три впереди надрывно заплакал младенец. По проходу — и все в одну сторону — потянулись самые нетерпеливые. (Второй салон, словом.) Интурист, большую часть лица которого занимал орлиный нос — отчего все его лицо напоминало мотыгу, — знал по-русски.
— Я немьец, из Бонна, — улыбнулся он, показывая все свои тридцать два зуба. Помедлил чуть, подбирая слова для следующей фразы, и продолжал: — Менья зовут Курт Вебер. Я поэт!
— Вот как! Луиза Твердохлебова! Поэтесса!
— Огарков. Виталий. — Виталий не знал, что о себе сказать. Поэт? Но имеет ли он на это право? Тогда — стоматолог? Ну нет! Не хватало еще, чтобы немец тут же разинул перед ним свой рот. Хотя, если судить по улыбке, зубы у него в норме. «С такими зубами, — подумал Виталий, — в наше десантное училище его приняли бы в два счета. Если бы еще и носом вышел».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: