Александр Беляев - Том 8. Рассказы

– Слон считает лучше человека! – послышался голос.

– Вы заметили, слон поправил своего вожака, когда тот ошибся в счете! – сказал профессор зоологии своему коллеге.

– Случайность, – ответил тот.

– Хойти-Тойти, – продолжал вожак, – гениальнейший из слонов, когда-либо существовавших на земле, и, наверно, самое гениальное из всех животных. Он понимает немецкую речь… Ведь ты понимаешь, Хойти? – обратился он к слону.

Слон важно кивнул головой. Публика зааплодировала.

– Фокусы! – сказал профессор Шмит.

– А вот вы посмотрите, что будет дальше, – возражал Штольц.

– Хойти-Тойти умеет считать и различать цифры…

– Довольно объяснений! Показывайте! – крикнул кто-то с галерки.

– Во избежание всяких недоразумений, – продолжал невозмутимо человек во фраке, я прошу спуститься сюда, на арену, нескольких свидетелей, которые могут удостоверить, что здесь нет никаких фокусов.

Шмит и Штольц посмотрели друг на друга и сошли на арену.

И Хойти-Тойти начал показывать свои изумительные дарования. Перед ним раскладывали большие квадратные куски картона с нарисованными на них цифрами, и он складывал, умножал и делил, выбирая из груды кусков картона цифры, которые соответствовали результату его вычислений. От однозначных цифр перешли к двузначным. и, наконец, к трехзначным; слон решал задачи безошибочно.

– Ну, что вы скажете? – спросил Штольц.

– А вот мы посмотрим, – не сдавался Шмит, – как он понимает цифры. – И, вынув карманные часы, Шмит поднял их вверх и спросил слона: – Не скажешь ли нам, Хойти-Тойти, который час?

Слон неожиданным движением хобота выхватил часы из руки Шмита и поднес к своим глазам, потом вернул часы их растерявшемуся владельцу и составил из кусков картона ответ:

«10.25».

Шмит посмотрел на часы и смущенно пожал плечами: слон совершенно верно указал время.

Следующим номером было чтение. Вожак разложил перед слоном большие картины, на которых были изображены различные звери. На других листах картона были сделаны надписи: «лев», «обезьяна», «слон». Слону показывали изображение зверя, а он указывал хоботом на картон, на котором было написано соответствующее название. И он ни разу не ошибся. Шмит пробовал изменить условия опыта: указывал слону на слова, заставлял найти соответствующее изображение. Слон и это выполнил безошибочно.

Наконец перед слоном была разложена азбука. Подбирая буквы, он должен был составлять слова и отвечать на вопросы.

– Как тебя зовут? – задал вопрос профессор Штольц.

«Теперь Хойти-Тойти», – ответил слон.

– Что значит «теперь»? – спросил, в свою очередь, Шмит. – Значит, раньше тебя звали иначе? Как же звали тебя раньше?

«Сапиенс», – ответил слон.

– Быть может, еще Хомо сапиенс? – рассмеявшись, сказал Штольц.

«Быть может», – загадочно ответил слон.

Затем он начал выбирать хоботом буквы и составил из них слова:

«На сегодня довольно».

Раскланявшись на все стороны, Хойти-Тойти ушел с арены, несмотря на протестующие возгласы вожака.

В антракте ученые собрались в курительной комнате, разбились на группы и начали оживленный разговор.

В дальнем углу Шмит спорил со Штольцем.

– Вы помните, уважаемый коллега, – говорил он, – какую сенсацию произвела в свое время лошадь, по имени Ганс? Она извлекала квадратные корни и производила другие сложные вычисления, отбивая копытом ответ. А все дело сводилось, как выяснилось потом, к тому, что владелец Ганса выдрессировал его так, что он отстукивал копытом, подчиняясь скрытым сигналам хозяина, в счете же он смыслил не больше слепого щенка.

– Это только предположение, – возражал Штольц.

– Ну, а опыты Торндайка и Йоркса? Все они были основаны на образовании у животных естественных ассоциаций. Перед животным помещали ряд ящиков, причем только в одном из них находился корм. Этот ящик, например, мог быть вторым справа. Если животное угадает ящик, в котором находится корм, то автоматически открывается кормушка и оно получает пищу. У животных, таким образом, должна выработаться примерно такая ассоциация: «Второй ящик справа – пища». Затем порядок ящиков меняется.

– Надеюсь, ваши карманные часы не имеют кормушки? – с иронией спросил Штольц. – Чем же вы в таком случае объясняете факт?

– Но ведь слон и не понял ничего в моих часах. Он только поднес к глазам блестящий кружок. А когда начал подбирать цифры на картонках, то, очевидно, слушался незаметных для нас указаний вожака. Все это фокусы, начиная с того, что Хойти-Тойти «поправил» вожака, когда тот ошибся в подсчете длины слона. Условные рефлексы, и больше ничего!

– Директор цирка разрешил мне остаться с моими коллегами после окончания представления и проделать с Хойти-Тойти ряд опытов, – сказал Штольц. – Надеюсь, вы не откажетесь принять в них участие?

– Разумеется, – ответил Шмит.

Когда цирк опустел и огромные лампы были погашены, кроме одной, висящей над ареной, Хойти-Тойти был вновь выведен. Шмит потребовал, чтобы вожак не присутствовал при опытах. Маленький человечек, который уже снял фрак и был одет в фуфайку, пожал плечами.

– Вы не обижайтесь, – сказал Шмит. – Простите, не знаю вашей фамилии…

– Юнг, Фридрих Юнг, к вашим услугам…

– Не обижайтесь, господин Юнг. Мы хотим обставить опыт так, чтобы не было никакого подозрения.

– Пожалуйста, – сказал вожак. – Позовите меня, когда нужно будет уводить слона. – И он направился к выходу.

Ученые приступили к опытам. Слон был внимателен, послушен, безошибочно отвечал на вопросы и решал задачи. То, что он проделывал, было изумительно. Никакой дрессировкой и никакими фокусами нельзя было объяснить его ответов. Приходилось допустить, что слон действительно наделен необычайным умом – почти человеческим сознанием.

Шмит, уже наполовину побежденный, спорил только из упрямства.

Слону, очевидно, надоело слушать этот нескончаемый спор. Он вдруг ловко протянул хобот, вынул из кармана в жилете Шмита часы и показал их владельцу. Стрелки стояли на двенадцати. Затем Хойти-Тойти, вернув часы, приподнял Шмита за шиворот и пронес через арену к выходному проходу. Профессор неистово закричал. Его коллеги засмеялись. Из прохода, ведущего к конюшням, выбежал Юнг и начал кричать на слона. Но Хойти-Тойти не обращал на него никакого внимания. Покончив со Шмитом, выставленным в коридор, слон многозначительно посмотрел на ученых, оставшихся на арене.

– Мы сейчас уйдем, – сказал Штольц, обращаясь к слону, как к человеку. – Пожалуйста, не волнуйтесь.

И Штольц, а следом за ним и другие профессора, смущенные, покинули арену.

– Ты хорошо сделал, Хойти, что выпроводил их, – сказал Юнг. – Нам еще немало дела. Иоганн! Фридрих! Вильгельм! Где же вы?