Евгений Суворов - Соседи

— Это еще ни о чем не говорит, — защищает Петр Иванович.

— Обо всем это говорит. Птицу видишь по полету. Я, конечно, не хочу спорить, всякое в жизни бывает, а только не мог Шмаенок сделаться генералом, не поверю. А что ты его защищаешь? Какая он тебе родня — седьмая вода на киселе?

Выяснение родственных отношений с генералом Шмаенковым заняло не меньше получаса. Александра Васильевна всячески открещивалась от дальнего родственника, которого в военном чине она ни разу не видела. Петр Иванович настаивал на родстве и не позволял жене снимать со Шмаенкова звание генерала.

Александра Васильевна не была сварливой женщиной или же любительницей поспорить, она бы сразу уступила мужу в этом довольно простом вопросе: родня или не родня им Шмаенок, и генерал он или не генерал? Она слышала, что в дальней родне Петра Ивановича будто бы есть генерал и живет в Москве. Генерал не сообщал о себе Мезенцевым. Надо полагать, Мезенцевы для него с тех пор, как он сделался генералом, не существовали, а тогда, скажите, с какой стати Александра Васильевна должна признать существование генерала?

Новое упоминание о нем в обычный день так бы не затронуло ее: есть Шмаенков — хорошо, нет Шмаенкова — тоже хорошо. Но упоминание о Шмаенкове сегодня да еще как о генерале в расчеты Александры Васильевны не входило. Тогда получалось, что зря Александра Васильевна рассказала историю с Федей, то есть через что он стал полковником. И тут, как-то совсем уж близко, этот генерал Шмаенков. Безвыходное положение у Володи: с одной стороны полковник, с другой — генерал. Очень уж два больших чина! Рядом с такими чинами Володино поведение заслуживает самого серьезного наказания.

Александре Васильевне нужно было решительным образом снять генеральский чин со Шмаенка или, на худой конец, выразить полное недоверие к тому, что он в таком чине находится. И тогда, считай, оставался один Федя полковник. А с одним, что ни говори, если он даже полковник, справиться легче.

Петр же Иванович настаивал на родстве совсем из других соображений. Во-первых, он не хотел и не мог согласиться со следующим: зачем отказываться от родства со Шмаенковым, если он действительно родня? Во-вторых, и это было самое главное, Петр Иванович с юных лет и вот уже до пенсионного возраста сохранил любовь к военным.

Поднявшись из-за стола, Петр Иванович подошел к порогу, включил свет и сказал:

— Что, Саня, будем делать с нашим лентяем?

— Я его лентяем не считаю, — смелее заговорила Александра Васильевна, так как Петр Иванович теперь уже был не опасен: голос его был веселее, угрозы в нем никакой не было.

— Краснеть мне потом придется, — сказал Петр Иванович, садясь на прежнее место.

— Чего тебе краснеть? Пойдут ребятишки в школу, и он пойдет. Что ему дома делать?

Петр Иванович оглянулся на Володину комнату, в которой Володи не было, — он спал в амбаре, — и, словно боясь, что Володя все равно может услышать, переходя на шепот, сказал:

— Ты же видишь его характер? К нему другой ключ нужен! Он же какой-то бесстрашный!

— Я в этом ничего не понимаю. Делай, как знаешь, чтоб потом не говорил.

— Тогда лишнего не защищай.

— А может, и правда, у него от учебы голова болит? Посмотри, какое у него лицо бледное. Петр Иванович похвалился:

— Я в его годы был на полголовы выше и в плечах шире. Мне моих лет никто не давал. А силища была разве такая? — Петр Иванович искоса глянул на свои худые, опущенные, как у ястреба, плечи. — Я мог поднять на вилы копну! Несу, самого не видно, будто живая копна идет! Помнишь, Саня? За троих работал и отдыха не просил!

Кто-то не очень громко постучал в кухонное окно. Петр Иванович подумал, что ослышался, и посмотрел на Александру Васильевну. То же самое сделала и Александра Васильевна. В ожидании, что стук повторится, они посидели молча, затем Петр Иванович, недовольный, что его прервали на самом интересном месте, вышел в коридор и громко через дверь спросил:

— Кто там?

Никто не ответил.

Петр Иванович постоял, подождал, не зная, открывать двери или не открывать. Стук ему не понравился. Если бы что-то нужно было Володе, он бы постучал громче и, не дожидаясь, когда спросит Петр Иванович, первый бы сказал: «Открывайте». Значит, это был не Володя. И потом, уж так было заведено у Мезенцевых, младшие поздно не стучались, а шли спать в амбар.

— Володя, ты? — громко еще раз спросил Петр Иванович, отодвинул деревянный засов и вышел на террасу. Около ворот на загон кто-то перелез через за-плотник и, срезая угол, побежал к черемухову кусту. Слышно было, как под ногами путалась и шелестела картофельная ботва. Человек остановился или ступил на широкую скошенную межу, идущую вдоль тына от черемухового куста до самого низа, и все стихло.

Петр Иванович нашарил в сенях на полке ключ, замкнул двери. Потом сообразил: если Александре Васильевне вздумается выйти на террасу и дверь окажется запертой, она испугается. Он отомкнул замок, повесил его на место.

Прошел к амбару, дважды с силой толкнул дверь. Как и ожидал, дверь изнутри была запертой. Не очень громко, но и не очень тихо постучал ключом по скобе.

— Кто? — услышал он Володин голос.

— Я.

Глухо прозвенел широкий без ручки рашпиль, на который была закрыта дверь.

— Ты в окно стучал?

— Нет.

— Иди в комнату, — сказал Петр Иванович. — Кто-то около дома ходит.

— Пусть ходит, — белея в темноте голыми плечами, ответил Володя.

— Идем, я сказал.

— Жарко в избе. Я в прошлом году спал в амбаре, пока снег не выпал.

— Потом будешь спать в амбаре, а сейчас делай так, как я сказал. Ботинки нашел?

— Нашел, — ответил Володя, все еще надеявшийся, что отец уйдет без него. Петр Иванович терпеливо ждал.

В трусах и майке Володя, подрагивая от холода, бежал впереди отца, смешно выбрасывая ноги, как будто ступал по раскаленным углям.

Утром, когда до восхода солнца оставалось не меньше часа, Мезенцевы-старшие уже не спали. Александра Васильевна, пошатываясь после крепкого предутреннего сна, растапливала печь. Петр Иванович пошел в амбар, чтобы бросить курицам две-три горсти крупной желтовато-белой пшеницы.

Куры наперегонки подбегали к амбару. Пока Петр Иванович нагибался через стенку сусека, чтобы поддеть зерна ладонью, самые нахальные из них проскакивали в амбар и прятались в укромных уголках, всякий раз надеясь, что Петр Иванович сыпанет зерна на улицу и уйдет. Но Петр Иванович никогда не забывал проверить укромные уголки. Что тогда делалось в амбаре! Куда только не залетали и не садились курицы, где только не гадили от страха! Нахалку, залетевшую в сусек, Петр Иванович выгонял легкой осиновой лопатой с длинным чернем. Поединок заканчивался всегда одинаково: спасаясь бегством, с гвалтом курицы выскакивали на порог и, не касаясь подамбарка, разлетались в разные стороны. Затем, спохватившись, подбегали к стае, которая заканчивала вкусный завтрак, внимательно выискивая отлетевшие в траву зерна. Петр Иванович бросал зерна еще.