Аркадий Гайдар - Том 4. В дни поражений и побед. Дневники

По всем направлениям потянулись пешие и конные разведчики. В лагере не было ни обычных пьяных криков, ни песен. Кучками толковали бандиты.

К атамановой палатке подскакал хохол без шапки, без седла. Быстро заговорил о чем-то Забобуре.

– Что такое? – спросил, выходя, «сам».

– Отряд вернулся.

– Ага! – воскликнул атаман. – Теперь расквитаемся! Заруба! Карасю приказ: завтра к ночи встать позади отряда. Барохня! Наши от мельника вернулись?

– Вернулись.

– Порошок привезли? Давай сюда… Ну? – спросил он вошедших.

– Вот.

Атаману передали небольшой узелок.

– Кто из Дубков сообщение привез?

– Вавила Косой.

– Давай ко мне.

В палатку вошел хохол. Низко поклонился.

– Откуда солдаты воду берут? – спросил атаман.

– Из колодца, что возле Яковой мельницы.

– А в чем обед варят?

– Кухня у них есть на колесах.

– Вот что, Вавила! Вот тебе порошок, и чтобы завтра до обеда он был в колодце.

– Никак не возможно! – ухмыльнулся мужик.

– Вот я тебя стукну по башке, так будет возможно.

– Народу всегда там много.

– На вот, попробуй! – Атаман вытянул несколько раз мужика плетью.

– Что же… – согласился Вавила, почесывая спину. – Если уж такое от вашей милости строгое приказание, сделаем!

Несмотря на усталость, друзья проснулись рано, часов около семи.

– Значит, сегодня?

– Значит, так.

– Трудно по такой дороге ночью подойти.

– Ночью мы подойдем только до леса, а свернем к рассвету.

Пошли умываться, но, еще не доходя, услышали треск, похожий на негромкий револьверный выстрел. У мельницы они увидали кучку суетящихся курсантов.

– Колодец отравили, – сообщили Сергею курсанты.

– Кузнецов ему из нагана руку просадил.

Подошел Кузнецов и сообщил: он сегодня дневалил по лагерю и заметил, что какой-то мужик все время толкается около мельницы. Это ему показалось подозрительным. Он спрятался за плетень и стал наблюдать. Убедившись, что никого поблизости нет, мужик подбежал к колодцу и что-то туда бросил. Потом кинулся в сторону, намереваясь перемахнуть через плетень, но повис на нем с простреленной рукой. Отравитель сознался, что он подослан атаманом, и в подтверждение показал на спине ярко-красные рубцы от ременной нагайки. Атаман велел крестьянам донести, как подействует отрава. Ночью же он нападет на красных сам.

– Вот что! – предложил начальнику отряда Сергей. – Нам теперь незачем тащиться в лес. Мы подождем, пока они сами подойдут к нам. Но надо дать им уверенность, что отряд действительно отравлен. Тогда банда будет переть на нас безо всяких опасений, а мы приготовим ей встречу.

Так и порешили сделать. Сергей с товарищами отправился к старосте и приказал к завтрашнему дню приготовить подводы, потому что отряд уезжает.

Было прибавлено, что люди позаболели и есть предположение, что они отравлены. Если это подтвердится, сказал Сергей, то они подожгут деревню со всех четырех концов.

Наступила спокойная, теплая ночь. По безлунному, темному небу огоньками горели звезды. Далеко на горизонте, как непонятный сигнал, узкою полосою загорелась зарница.

Как раз в то время, когда, блеснув в последний раз, желтая змейка на горизонте заменилась слабой, серовато-тусклой полоской – предвестницей наступающего рассвета, – из секретов прибежали курсанты. Один донес, что банда заходит в деревню; другой, что банда у оврага, в двух верстах впереди.

Атаман шел с отрядом со стороны оврага. Карась занял деревню. Несколько редких выстрелов посыпались со стороны лагеря, и пули зажужжали высоко в стороне.

«Ну и стрелки!» – подумал атаман. И густой цепью повел банду вперед, откуда щелкали редкие выстрелы.

– Ого-го-го! Бросай винтовки!

– Мухи дохлые!

Горя от нетерпения, из окраины деревни бегом бросилась банда Карася с ревом:

– Даешь пулеметы!

– Да-дае-ешь…

Но тут взвилась голубая ракета. И со стороны красных раздался грохочущий дружный залп, слившийся с треском четырех пулеметов.

Огорошенные встречей, бандиты дрогнули и залегли, но, расстреливаемые метким огнем, по заранее измеренным дистанциям, бросились бежать. Убегающие люди Карася напоролись на засаду и заметались, бросаясь через заборы и плетни. Разгром был полный.

Через час отовсюду стали возвращаться преследовавшие бандитов роты.

Дорого встала эта операция атаману. Сам он скрылся, но среди трупов оказались Оглобля, Черкаш, а также атаманова Сонька. Она лежала посередине болотца с простреленной головой. Ее вынесли и положили на покрытый зеленой травою бугор. Она долго бредила. Поминала гвардию, юнкеров, сыпала грязную ругань. Через несколько минут умерла. Ее коня поймали в овраге. В сумке нашли флакон одеколона, пудру и дневник.

В тот же день атаман распустил банду на мелкие шайки, по нескольку десятков человек, и сам с кучкой отъявленных головорезов ускакал к Новоград-Волынску, где хозяйничал крупный «батька» Соколовский.

К вечеру курсанты отдыхали после горячего дня. Слышались смеющиеся голоса, горели большие костры, и кто-то наигрывал на двухрядке.

– Что-то в Киеве?

– Где-то наши фронты? Далеко ли Петлюра, Деникин?

– Ничего мы не знаем!

– Ничего, Сергей! Оторвались! Николай подбросил сучья в костер.

– Хоть бы письмо получить! Да ведь Ботт у черта на куличках, Эмма адреса не знает. Что-то она сейчас делает? – добавил он.

– Поди, соскучился?

– Соскучился.

Владимир с Сергеем переглянулись лукаво.

– Завтра к мельнику. Надо же Шакару немного потрогать.

Утром, едва над горизонтом показался краешек солнца, на пяти подводах небольшой отряд скрылся за холмами зеленых полей.

– Улетели орлята! – сказал командир отряда. – С чем-то вернутся?

Поля, поля, холмистые, волнующиеся, желто-зеленые. Вспугиваемые топотом, из-под самых колес вылетали из росистой пшеницы испуганные перепела. Жаворонки звенели в глубине голубого неба. Чувствовалась еще утренняя свежесть, но солнце уже жгло с одного бока. Один раз, далеко влево, возле опушки темнеющего леса показался на мгновение всадник и тотчас же умчался назад. Глухо прозвучало эхо случайного выстрела.

Когда проехали больше половины пути, остановились переждать жару на одном из придорожных хуторков. Все было на месте – и скотина, и еда, и горшки в печках, но хозяева сочли почему-то за лучшее удалиться.

Выставили наблюдателя, и тот, вооружившись биноклем, уселся верхом на соломенную крышу, возле белой трубы. Основательно закусили. Развалились на мягкой траве, в тени густых яблонь и вишен небольшого садика. Тихонько болтали.

Солнце решило испечь землю. Даже в тени было душно. По телу расползалась лень.

Едва курсанты расположились по укромным уголкам, как случилось маленькое курьезное происшествие. Федорчук, прельстившись спелым яблоком, забрался на дерево. Он был уже у цели, как вдруг обломил сухой сук, который стукнулся о крышку улья. Потревоженные пчелы с яростью бросились изгонять непрошеных гостей из сада и без труда обратили весь отряд в бегство.