Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына

Недаром, чуть кто из ребят под землей начинал чихать, тотчас же слышалось со стороны: «Это ты что? Простыл? Насморк схватил. Смотри, к Аширову попадешь…»

А сейчас Аширову хватало работы: подземная санчасть была полна отравленных газами.

Наверху уже возводили защитную стену, замазывали ее цементом, который быстро замешивал в кадке Манто, затыкали промасленными мешками все пазы. В то же время на секторе «Киев» подорвали один из фугасов, чтобы внутрь каменоломен проник свежий воздух.

Немцы сунулись было к этому отверстию, но два метких выстрела Корнилова стоили жизни двум гитлеровцам, которые заглянули в провал.

Обе фельдшерицы, а с ними Надя Шульгина и Нина Ковалева сбились в этот день с ног, ухаживая за отравленными партизанами. Наутро все больные были уже в строю, но с этого дня вышел приказ всем партизанам всегда иметь при себе противогазы.

Мальчики постепенно освоились со своими пионерскими пушками-самопалами. Ежедневные занятия с Корниловым в тире сказались. Конечно, ребятам не терпелось скорее применить свое оружие в настоящем деле, и они были очень обрадованы, когда командование разрешило старшим пионерам стоять вместе со взрослыми на посту охранения – правда, не на самом опасном участке, но все же в одном из важных мест: на верхнем ярусе, где пересекались недалеко от главного ствола многие коридоры.

Выходы всех этих галерей к главному стволу были давно уже заделаны искусственными стенками. Караул располагался за одной из них. Здесь надо было сидеть в полной темноте, не подавая ни звука, и следить, не предпримет ли что-нибудь противник, который взрывом уже расчистил завал главного ствола. Немцы несколько pas бросали в этот шурф бомбы, но крепкие, двойные стенки, построенные поперек галерей партизанами, не обрушились.

Однажды Володя, вооруженный своим обрезом-самопалом, дежурил здесь вместе с дядей Гриценко и старым Шустовым. Оставив Володю подле стенки, в которой имелось отверстие для наблюдения, оба старых партизана отошли в глубь штрека, чтобы покурить. Володя слышал, как они шептались, вспоминая былое.

– Помнишь, Иван Захарович, – доносился до Володи шепот Шустова, – не забыл еще, как девятнадцатого мая, тогда, в девятнадцатом году, наседали тут на нас деникинцы?

– Эге ж, как про то не помнить! Такого не забудешь, – отвечал немногословный дядя Гриценко.

И Володя видел, как во мраке едва заметно возникало маленькое светлое пятнышко и тотчас исчезало: это дядя Гриценко затягивался цигаркой, которую держал прикрытой в кулаке.

– А помнишь, как англичане миноносцы свои подвели да и давай садить по нашим каменоломням? Я так считаю, что снарядов триста выпустили.

– Не меньше того.

– И тоже некоторые газком были заправлены. А?

– Как же то не помнить! А только что толку для них с тех снарядов было?

– Толку не было.

– Эге ж, и теперь не будет.

– Я то и говорю, – соглашался Шустов.

На этом и закончилась беседа двух старых друзей, много лет подряд проведших вместе на земле и на море, где оба рыбачили, и вот теперь опять сошедшихся под землей.

В это время в боковой галерее послышался короткий стук, будто что-то упало. Шустов велел Володе остаться на месте, а сам с Гриценко пошел в поперечный штрек, чтобы узнать, что там происходит. Володя остался один. Как раз в этот час на проверку постов вышли Корнилов и Шульгин. Они шли с затемненными лампами, держа в руках, по подземным правилам, пистолеты с открытыми предохранителями. Когда они вошли в галерею, которая вела к главному стволу, из темноты раздался негромкий голос Володи:

– Кто идет?

Привыкшие действовать в темноте, партизаны уже узнавали друг друга по голосу, и Корнилов, услышав Володин голос, вместо пароля тихо ответил:

– Свои, свои…

Он двинулся дальше, не снимая чехла с лампы и осторожно щупая неровности стены. Неподалеку от него тотчас же послышался шорох и снова настойчиво прозвучал голос Володи Дубинина:

– Стой! Пароль!

Корнилов шагнул было вперед и вдруг почувствовал, как в грудь ему больно уперся холодный ствол.

– Вовка, да ты что! Не узнаешь, что ли?

– Пароль или стрельну! – прозвучало в темноте.

– Фу ты! – уже рассердился Корнилов, но поспешил все же произнести: – «Москва»!

Обрез отодвинулся от его груди, и в темноте близко прозвучал отзыв:

– «Мушка»! Проходите, дядя Гора.

– Ты что это выдумал, Вовка? Ведь так и застрелить меня мог бы… Голоса моего, что ли, не узнал?

– Узнать-то узнал… только вы сами велели всегда по уставу выполнять, на слух не надеяться… а сами нарушаете.

Корнилову очень хотелось сказать: «Ах ты поросенок эдакий, еще учить берется…» Но он сдержался и пробормотал:

– Гм… Это ты, конечно, правильно делаешь.

Из боковой галереи, осторожно шагая через разбросанные камни, вышли Шустов и дядя Гриценко. Они легонько осветили шахтерками Корнилова.

– На посту все в порядке, товарищ политрук, – сказал Гриценко, – происшествий никаких. Немцы сверху камешками лукаются, нервы наши пробуют. Ну и шут с ними!

Сменившись с караула, пообедав, Володя отправился в красный уголок, где он каждый день собирал своих пионеров. Он застал всех ребят уже на месте. Они сидели у стола, на котором стоял зажженный фонарь, и Ваня Гриценко читал вслух про Тома Сойера.

Пахло сыростью от ковров, на которых не двигались круглоголовые тени заслушавшихся ребят. Володя тихо подошел к столу. Ваня читал как раз то место, где Том Сойер вместе с Бекки Тэчер заблудились в подземной пещере и у них догорает последняя свеча.

– «Дети не сводили глаз с последнего огарка свечи, следя за тем, как он тихо и безжалостно тает, – читал Ваня. – Наконец осталось всего только полдюйма фитиля. Слабый огонечек то поднимался, то падал и вот вскарабкался по тонкой струйке дыма, задержался одну секунду на ее верхнем конце, – а потом воцарился ужас беспросветного мрака…»

Тут Ваня остановился, заметив, что все его слушатели, склонившись к самому столу, заглядывают в мутное стекло фонаря и неотрывно, испытующе, со страхом и надеждой смотрят, как там ведет себя подрагивающий, зазубренный, плоский огонек горелки, похожий на бледный петушиный гребешок.

Смотрел туда и Володя.

– Ну что ж, будем дальше читать? – спросил Ваня.

Все зашевелились, вздохнули.

– А они потом выбрались, спаслись? – полюбопытствовал Вова Лазарев, заглядывая через плечо читавшего.

– А ты потерпи и узнаешь, – сказал Ваня, загораживая книгу. – Вот не люблю, когда вперед заглядывают!

– А зачем он туда, в пещеру, полез? – спросил Жора Емелин.

– Ты что же, не понял ничего, когда я прошлый раз читал? – упрекнул его Ваня. – Там же клад был. А они все этот клад искали.