Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына

И вот он увидел наконец! В быстро рассеивавшемся утреннем сумраке, словно сгоняя его прочь с земли, шли люди в таких знакомых черных бушлатах, в черных шинелях, перехваченных кушаками, в бескозырках, плотно пришлепнутых, сдвинутых с затылка на брови. Но если бы даже и не рассмотрел Володя столь знакомых ему бушлатов и бескозырок с красными звездами и ленточками, все равно с одного взгляда понял бы он, что это идут свои. Да, это не был парадный гусиный шаг прусской выучки, каким ходили еще недавно часовые у немецкого штаба, – шаг с носка на вытянутых, словно окоченелых ногах, будто пробующих прочность земли, прежде чем ступить на нее. Это не был бухающий с нарочитой старательностью топот немецких патрулей, тщившихся показать, что они властвуют над землей, которую попирают толстыми подошвами, подбитыми гвоздями. Нет, это был легкий и вместе с тем очень прочный, вольный, но строго подчиненный одному вдохновляющему движению шаг людей, которые уверенно ступают по своей собственной земле, всегда, испокон веку, законно им принадлежавшей и вот опять снова отвоеванной.

И, уже ни о чем не думая, рывком перемахнув через ограду, кинулся Володя навстречу им. Все забыл он в это мгновение: и правила передвижения разведчиков, и все наставления Корнилова, и необходимый порядок в обращении к начальству. Он с разбегу кинулся прямо на грудь шедшего впереди с автоматом на руке высокого моряка в фуражке с козырьком и с красной звездочкой – должно быть, старшины.

– Дяденька, дядечка! Товарищ командир, ой, ура!.. Разрешите обратиться? – бормотал он, крепко ухватившись за отвороты командирского бушлата.

Старшина немного оторопело глядел на него, стараясь отодрать Володины руки от своего бушлата. Полные сумасшедшей радости, огромные глаза смотрели с невероятно чумазого, закопченного лица мальчишки.

– Стой! Ты что?.. Погоди… Ну?.. Ты откуда, такой дух черный, выскочил? – смущенно спрашивал старшина. – А ну отцепись, что ты, в самом деле!.. А ну, кому говорю?

Володя отпустил командира, справился с волнением и восторгом, которые бушевали в нем уже безудержно, отскочил на шаг, вытянулся, приложив руку к шапке:

– Разрешите обратиться, товарищ старшина? Командир группы разведчиков партизанского отряда Старого Карантина Дубинин Владимир прибыл в ваше распо… то есть нет… Вы же сами прибыли… Нет… Дядя, вы с Черноморского флота?.. А фашистов что, уже повыгнали, да? Ой, вот уж ура, вот ура!

Он пятился перед шагающим старшиной, продолжая держать руку у шапки, что есть силы стараясь соблюдать положенный порядок, но сбиваясь, путаясь от счастливого смущения.

– Да ты хоть стань вольно, – сжалился наконец над ним старшина. – Тянется, тянется… Стой вольно, говори толком! Кто такой? Почему, как дух, черный весь?.. Отряд, стой! – крикнул он своим.

Моряки остановились; задние через головы стоявших впереди с любопытством разглядывали черномазого, тяжело дышавшего мальчугана с жарко горевшими от радости глазами. «Верно, что дух… С того света, что ли, выскочил?.. А глазенки-то прыгают – обрадовался!.. Эй ты, дух копченый!» – послышалось из рядов.

– А ну, кончай! – прикрикнул на своих старшина и обратился к Володе, слегка склонившись к нему: – Ты выкладывай живенько, какой такой отряд, что за партизаны?

– Дядя старшина, товарищ командир, мы тут в каменоломнях… два месяца уже… Нам все ходы немцы цементом… а кругом заминировали. У нас там один сильно раненный погибает… Лейтенант… У нас тут бой вышел, дядя старшина… Я вам сейчас все скажу. Мы ведь вас… мы так вас… – И вдруг Володя почувствовал, что он сейчас постыдно расплачется, заревет, как девчонка. Он сам не мог понять, что с ним происходит, но ничего не мог поделать с собой. Губы у него разъезжались в стороны, горло перехватывало, он хотел сказать еще что-то, но, махнув рукой на все правила субординации, схватил обеими руками командира за рукав и ткнулся лицом в толстое черное сукно бушлата, где был нашит красный суконный знак минера.

– Ну, чего ты? Подберись, малый, – успокаивал его старшина. – Натерпелся, видно, мальчонка… Теперь уж чего горевать-то! Полный порядок. Ты давай, малый, подберись да выкладывай, что тебе нужно…

Через пять минут старшина уже знал все подробности о старокарантинских партизанах и о подземной крепости, в которую были замурованы девяносто смельчаков.

– Стало быть, сейчас надо будет вызволять твоих, – решил старшина, внимательно выслушав весь рассказ маленького разведчика.

– Нет, нет! – забеспокоился Володя. – Вы так сразу туда не идите. Там кругом все заминировано. У нас двое наших подорвались, чуть было вылезли… Надо сперва там разминировать. Я вам покажу, дядя, где ход туда. Вы только скажите, товарищ командир: фашистов уже всех повыгнали отсюда? А в городе тоже уже наши?

– Наши, дорогой, наши, со вчерашнего дня уже. Десант был, на Феодосию и на Керчь. Штормяга только некстати выдался, а то бы еще позавчера дело кончили… Жукалов! Тараскин! – вызвал он из рядов двух моряков. – Давай сюда! Отведите малого к капитан-лейтенанту, доложите, как и что. Он даст саперов, а парень укажет, где там ходы имеются. Ясно? А пока тут надо охрану поставить, а то из населения кто-нибудь кинется в каменоломни, а там – он вот говорит – мины. Охотно верю. Действуйте!

Пока Жукалов и Тараскин вели Володю к школе в Камыш-Буруне, где был штаб одной из частей Черноморского флота, участвовавшей в десанте, Володя узнал от своих спутников все, что произошло за два последних дня.

А произошло вот что. В темную декабрьскую ночь корабли Черноморского флота неслышно приблизились к берегу и начали высадку десанта в нескольких пунктах Керченского полуострова. Море в ту ночь бушевало, стоял десятиградусный мороз. Суда обледеневали. Шторм достиг силы в одиннадцать баллов. Черные валы грозили выбросить корабли на берег, смыть и унести в море высаживавшихся десантников. Но моряки прыгали в ледяную воду, пробирались, погруженные по горло, к берегу, закреплялись на каждом камне. Шторм помешал выбить немцев с первого удара. Гитлеровцы считали, что они справились с десантом. На море продолжал свирепствовать шторм, и немцы были убеждены, что советское командование не возобновит своих попыток. Но неожиданно, в кромешной тьме бури, в стуже декабрьской ночи, последовал второй удар. Он был так стремителен и внезапен, что гитлеровские офицеры, справлявшие рождественскую елку, едва успели убежать из Старого Карантина. Они не успели даже выключить мотор передвижной электростанции, которая давала ток в штабные помещения.