Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына

– У меня вопрос – можно?.. Я хочу спросить Жору: а как у него у самого с успеваемостью?

Тут наступила очередь смутиться вожатому.

– Это не имеет абсолютно никакого отношения к вопросу! – рассердилась Светлана.

– Ну и моя успеваемость не имеет никакого отношения к пионерской работе, если на то пошло, – сказал Володя. – Поручение от штаба я выполняю, замечаний не было. А ошибки мне в тетрадке Юлия Львовна подчеркнула. И хватит!

Жора Полищук положил руку на стол, покачал головой:

– Ты говоришь, Дубинин, «если на то пошло». Нет, у нас на то не пойдет. Дубинин, вероятно, думает, что ловко поймал меня. Здорово, мол, вожатого срезал, деваться некуда, к стене припер. Эх ты, Дубинин, Дубинин, а еще активный пионер, передовиком считаешься! Беседы проводишь с маленькими…

– Он наш авторитет подрывает, – пожаловалась Светлана.

– Да нет, – вожатый поморщился, – ты не думай, Смирнова, что я за авторитет боюсь. Правда прежде всего должна быть. Тебе, Дубинин, интересно выяснить мою успеваемость? Изволь. Да, не скрою, могла бы тоже быть лучше. Но по сравнению с началом года я сильно подтянулся, у меня теперь только по одному предмету «посредственно», два «хорошо», а все остальное – «отлично», И будь покоен, Дубинин, и это «посредственно» я скоро минимум на «хорошо» исправлю. Ты не думай, что отметки – это одно, а пионерское дело – другое. Знаешь, как меня на нашем комсомольском собрании прочесывали, когда я поотстал? Сразу предупредили, что живенько меня освободят от вас и не буду я больше вожатым. Думаешь, это приятная перспектива? Это – позор. И я взялся за дело. А сейчас я тоже предлагаю решить так: если Дубинин по русскому не подтянется, освободить его от занятий с младшими. Значит, он не справляется, ему времени не хватает. А если и после этого, не возьмется за ум и будет еще доказывать, что успеваемость пионера – это только его личное дело, достоин ли такой способный парень, не желающий заниматься в полную свою силу, считаться настоящим пионером?

Володя вскочил:

– Ну, знаешь, Жора!.. Это уж ты… Я понимаю, если бы я что-нибудь такое… – Володя обеими руками затянул галстук и замотал головой. – Ты так не можешь говорить!

– Там видно будет, могу я говорить или не могу, – ответил Жора. – Вообще, я ведь только предлагаю, – это как штаб решит. Но от занятий с маленькими я бы уже сейчас решил его освободить.

– Слышишь, Володя? – спросила Светлана. – Как ты сам считаешь?

– Дайте мне срок, – сдался Володя, – а потом решайте.

– Ух ты несчастный! – внезапно набросилась на него Светлана, сжимая худенькие кулаки: она нечаянно сорвалась с начальнического тона – так разозлил ее вдруг Володя. – Вот уж правда несчастный!

– Почему это я несчастный, спрашивается?

– Да потому, что всегда из-за тебя что-нибудь выходит! Грамматику до сих пор выучить не можешь!

– Ну насчет того, кто несчастный, так это еще посмотрим. Назначьте срок! Какой постановите – за такой и выучу все.

Светлана посовещалась негромко с членами штаба и повернулась к Володе:

– Месяца тебе хватит?

– Смотря на что.

– Ну, чтобы ты согласования выучил, повторил пройденное, окончания все знал.

– За глаза хватит.

– Тогда мы так и запишем. Ну, смотри только, Дубинин, ты штабу слово дал!

– А где это было записано, чтобы я слово дал да отступился? – гордо заявил Володя. – А с малятами можно заниматься?

– По-моему, пускай пока занимается, – решила Светлана, обращаясь к членам штаба.

– У меня есть еще одно предложение по этому вопросу, – сказал вожатый. – Кто-нибудь должен проверять Дубинина и, если надо, помогать. За кем запишем? Может быть, ты сама возьмешься, Светлана? Тебе и Юлия Львовна в случае чего поможет, направит как надо.

– Я? – Светлана высоко вскинула брови.

– Она? – спросил, привставая, Володя. – Ну уж нет, спасибо!

– Да уж, пожалуйста… – проговорила Светлана.

– Обойдусь и один!.. – заупрямился Володя.

– Напрасно, напрасно отказываешься от товарищеской помощи, не годится так пионеру! – сказал вожатый. – А я бы все-таки записал это за Светланой.

Светлана смотрела в упор на Володю. По тоненькой шее ее расползалось розовое пятно, потом стали краснеть уши, и вот вся она залилась нежной розовой краской до самых волос. Она досадливо встряхнулась и сказала:

– Если Дубинин не будет против – пожалуйста, как штаб решит. Мне совершенно безразлично.

По дороге домой дурное настроение Володи постепенно прошло. Он шел, размахивая сумкой, проводя ею по перекладинам попадавшихся на пути палисадников, чтобы она отбивала барабанную дробь, и, насвистывая, прикидывал в уме, как ему теперь надо распределить время, чтобы успеть и в «ЮАС» сходить, и с малятами позаниматься, и согласования выучить. То, что он за месяц успеет подтянуться, не вызывало у него никаких сомнений. «Захочу – и сделаю, раз обещал – точка», – думал он.

Еще в сенях у лестницы он почуял запах крепкого трубочного табака. Значит, отец был уже дома. Он не ожидал, что отец вернется сегодня из рейса. А вот и Бобик выполз из чулана под лестницей. Только вид у него был такой, будто ему только что крепко влетело. Он издали робко помахал хвостом, а когда Володя протянул руку, чтобы погладить его, припал к земле и быстро отскочил. Он даже тихонько взвизгнул, словно Володя замахнулся на него.

– Ты что это, Бобик? Чего испугался? Володя посвистел, подзывая Бобика, взбежал по лестнице, постучался в дверь. Ему открыла мать.

– Мама, дай какой-нибудь мосольчик, я Бобику кину, – заговорил Володя и стал снова подсвистывать собаку.

– Тихо ты, без свиста, пожалуйста! – вполголоса остановила мать. – И не приваживай сейчас собаку. Гавкает тут, вертится… Не до нее!

Мать закрыла дверь, пропустив в комнату Володю, и сказала еле слышно:

– Беда у нас, Володенька… Папу…

Она одной рукой закрыла лицо, другой рванула подол фартука и закусила край его зубами.

Володя, чувствуя, как что-то тяжелое и холодное накатывается ему на сердце, широко раскрытыми глазами посмотрел на мать, боясь спросить ее, что произошло.

– В зале он, – шепнула, всхлипывая, мать.

Володя почти бегом, стараясь не шуметь, бросился в залу. Он увидел там отца, который сидел у окна и держал в откинутой руке трубку. Он сидел спиной к Володе, и все – неподвижность его, непривычная сутулость широкой спины, какая-то оцепенелость всей фигуры, погасшая трубка в опущенной руке, – все это говорило Володе о том, что произошло несчастье. Чуточку поодаль, лицом к отцу, сидела на стуле Валя. Сложенные вместе ладони ее рук были втиснуты меж колен. Она сидела наклонившись, опустив плечи, и не сводила красных глаз с отца. Услышав, что входит Володя, сестра приложила палец к губам, поднялась и пошла навстречу брату. Она схватила Володю за руку и вывела за дверь.