Лев Кассиль - Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора

Бабушка взяла выписанный чек:

– Через полчаса оплачу. Только насчет денег созвонюсь. Тогда и заберу.

– А может быть, и цигеечку за вами придержать? Не ставить пока в продажу?

– Нет. Ставь, – сказала Галина Петровна.

Потом ода позвонила на строительство Богдану, рассказала, в чем дело. И услышала его низкое: «Правильно делаешь, Галя».

Галина Петровна заехала к одним из своих старых друзей-шахтеров (знала, что деньги у них водятся), призаняла немного у них, добавила к тому, что у нее было с собой, и вернулась в магазин.

– Бабушка… Знаешь, как я тебя уважаю сейчас! – И Ксана кинулась обнимать Галину Петровну.

– Ну и носи свое уважение вместо шубки. Может быть, греть будет.

– Еще как! Еще как! Даже жарко будет…

Он сидел в такой глубокой задумчивости, что не слышал, как вернулся с экскурсии Пьер. Вошел и поманил из коридора кого-то пальцем. Сейчас же в дверях показался Ремка Штыб. Оба уставились на кубок, стоявший посреди стола и уже освобожденный от бумаги. Пьер глаз не сводил с кубка. Зато Ремка со знающим видом закивал головой, подмигнул приятелю и щелкнул его сзади. Он еще по пути в автобусе так пристал к Пьеру, требуя, чтобы все было рассказано о тайнике и кладе, насчет которых проболтался у магазина Пьер, что пришлось ему кое-что открыть. Но сейчас Пьер, уже не обращая внимания на Ремку, все смотрел и смотрел на оливиновую вазу с гладиатором. Теперь сомнений уже не оставалось: кто-то нашел-таки зарытые сокровища, обнаружил в них второй кубок. Видно, не наврали тогда в Париже те двое.

Ремка тихонько потянул его за собой в коридор общежития.

– Слушай, – зашептал он, когда они вышли. – Ты все-таки узнай у него, кто же это разыскал? Может, он сам? Я слышал, в автобусе водитель говорил, что видел его сегодня в райцентре. Сразу, говорит, узнал. Фигура, говорит. Слушай, Пьер. А возможно, там что-нибудь осталось? Не мог же он один сразу все оттуда вытащить. Ты разузнай.

– Пошел ты к дьяволу! – сказал вдруг Пьер. – Не хочу я с этим связываться.

– Чего такое? – злобно зашипел Ремка. – Ты что это, забыл, что еще Махан есть? Он тебе в два счета напомнит, как ты обещал с ним контакт держать. Ты у меня смотри! Я только шепну, и тебе будет…

– Ничего я тебе так не говорил. Так не было совсем.

– Не говорил? А в автобусе, как ехали. И Сенька свидетель был, слышал, чего ты у магазина сказал:

«откопали»… Да мне и слушать не надо, я глазами вижу. А вот и Сеня. Слушай, Сенька…

Он внезапно захлопнул рот, увидев, что Сеня не один. С ним был отец.

– Дома дед? – спросил Тарас Андреевич.

И, не глядя на ребят, пошел вперед, постучал в дверь, ведущую в комнату Артема. Оттуда загудел голос Незабудного. Сеня с отцом прошли в комнату.

Туда же проследовал Пьер, которому Ремка успел шепнуть:

– Так что гляди, да не заглядывайся. Помни да не запамятовай. Ясно? Артем встал навстречу гостям. Огромная фигура его полностью заслоняла стол, на котором стоял кубок.

– Артем Иванович, – сказал прерывающимся голосом Грачик-отец, – примите обратно, очень вас прошу!.. Не знал я, когда брал, как вы эти деньги добыли… Вот он, – он показал на Сеню, – как вы ушли, все мне рассказал. Не могу я принять… Такую дорогую памятную для себя вещь из-за меня потеряли. Так не пойдет! Завтра поедем в магазин. Я вас сам свезу, в кабину сядете мою. Отпрошусь. Узнаем, кому продали. Деньги вернем. Обратно выкупим. Это же, Артем Иванович, историческая вещь… Не могу я на такое идти.

Незабудный лишь пожимал в странной веселости своими огромными плечами, как бы ничего не понимая. Только поглядывал с добродушной лукавинкой на отца и растерянного его сынишку.

– В толк что-то не возьму, о чем разговор идет? – пробасил он. – Насчет этого, что ли, намекаете, Тарас Андреевич? – Он отодвинулся от стола и показал оторопевшему Сене и его отцу на серебряного гладиатора, поддерживавшего оливиновую чашу. – Это вы в виду имеете? Так что же вы беспокоитесь? Вот он на своем месте.

– Это как же?! – только и вырвалось у Тараса Андреевича.

– Да вот все так же. – Незабудный был очень доволен. Давно он не был в таком настроении.

– А тот? – решился спросить Сеня, боясь приблизиться к столу и поглядывая на кубок из-за спины отца.

– Какой это еще – тот?

– А который мы в магазине видели, когда через райцентр ехали. Значит, там не тот?.. То есть не этот?..

– Да ну тебя! – Незабудный гулко и весело загрохотал, отмахиваясь от мальчика своей лапищей. – Совсем ты, вижу, запутался. Тот да этот, этот да тот… Вот он тут, и весь разговор. Живы будем, когда-нибудь разберемся. Ну, что смотришь?

Огромной своей пятерней он осторожно покрыл физиономию Сени и сделал ему легонько то, что называется «смазью вселенской», захватив разом и все лицо и макушку мальчика. Сеня с деланным усилием высвобождался из этого бережного и мощного захвата. – Ага, верткий! – одобрил Незабудный. – Молодец! Погоди, я тебя еще приемам научу, которых никто не знает. Любого тогда сборешь в два счета.

– Правда научите, дядя Артем?

– А что же, врать буду?

Нахмурив толстые брови и неловко двинув одним усом и тронув рукой другой, Артем Иванович сказал:

– Вы бы, хлопчики, прихватили дружка своего да на момент погулять вышли. У нас тут разговор один-Мальчики неохотно, демонстративно волоча по стульям и по полу небрежно накинутые на одно плечо пальтишки, вышли, поминутно оборачиваясь.

– Тарас Андреевич, – начал Незабудный, когда они остались вдвоем с Грачиком, – послушайте-ка меня, старого, бывалого, сорок лет вокруг да около толкавшегося. Об одном я вас попрошу. Только не обижайтесь. Дайте-ка мне, раз уж у нас такой случай с вами вышел, слово, что погуляли и хватит. И чтобы больше в рот не брать.

– Это уж верно, что хватит. – Тарас Андреевич откашлялся, голос у него внезапно осел.

– Это ведь у тебя, Тарас Андреевич, что получается? – перейдя на «ты», продолжал Незабудный. – Это ведь ты на свой манер эмигрант выходишь.

– Это в каком же смысле? – насторожился Грачик.

– От себя бежишь. Вот как умные люди объясняют. От жизни, так сказать, за границу сознательности спасаешься, где уж никакого понятия ума нет.

– Я от тоски своей спасался, когда уж мочи моей не было терпеть. А от того, что мне делать положено, где мне быть следует, от того не бегал. Это уж вы, Артем Иванович, не то… – То, брат, то! И от дела бежишь – мог бы лучше его делать. И от отцовства своего. Ведь мальчишка у тебя растет золотой. Он же на тебя так смотрит! А ты и от его глаз бежишь. И от своей совести. – Ну, тю! – Тарас Андреевич вскинул кудлатую голову и глянул прямо в глаза Незабудному. Кончайте, Артем Иванович. Сказал вам – не будет этого, и все.

– Ну смотри, Тарас Андреевич. Душу из тебя вытряхну, если что. Без смеха говорю. Вот возьму так, – он крепко обхватил и легко приподнял Грачика, – и душа из тебя прочь. – Но, но… Не маленький, чай, – мрачно усмехнулся Тарас Андреевич и высвободился.