Антон Макаренко - Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

Игорь еще искал свое дорогое масло, когда перед обедом в кабинет Захарова пришел дежурный бригадир Рыжиков и забыл даже стать как следует.

– Алексей Степанович, новая кража: все фрезы с зуборезных, до одного!

– Что?

– Ни одного фреза не осталось – восемнадцать штук!

Захаров снял пенсне, положил на стол, крепко прижал пальцы к глазам, потом долго натирал ладонями щеки, и только тогда [297]сказал:

– Есть!

– Обыск нужно, Алексей Степанович.

– Не нужно… обыска.

Рыжиков вздохнул, молча поднял руку и вышел.

В пять часов вечера Филька и Ваня Гальченко вышли из кабинета Захарова. Володя Бегунок трубил сбор бригадиров. Рыжиков услышал сигнал и удивился: почему трубят без ведома дежурного бригадира? Он пошел к Захарову.

– Ах, да, – сказал Захаров, – ты извини, срочно нужно. Я все равно хотел тебе сказать, ты задержи ужин, потом поужинаем.

Но раньше, чем собрались бригадиры, Игорь Чернявин стал перед Захаровым и сказал:

– Я знаю: масло сперли Филька и Ванька. И я прошу: вы их построже допросите.

– Но ведь у тебя нет доказательств?

– Если бы были доказательства, я вас не беспокоил, а прямо в совет бригадиров. А вы их хорошенько допросите. Они работают рядом на «Кейстоне» и сперли.

В кабинете сидели Воргунов, Соломон Давидович и Надежда Васильевна. Игорь не стеснялся их присутствия, теперь было все равно, никого нельзя жалеть и ни с кем считаться. Захаров почему-то улыбался и явно не сочувствовал Игорю:

– Что же я могу сделать?

– Их нужно в работу взять, Алексей Степанович. Я позову.

– Позови.

Звать было недолго. Игорь открыл дверь в комнату совета и сказал:

– Эй вы, ступайте сюда.

Очевидно, обвиняемые прекрасно догадались, кому нужно «ступать сюда». Филька и Ваня вошли в кабинет, аккуратно салютнули Захарову. Ваня тихонько присел на диване и сразу засмотрелся на потолок. Филька стал перед столом, готовый разговаривать с Захаровым. Захаров поправил пенсне и спросил голосом средней строгости.

– Чернявин вот… обвиняет вас в том, что вы взяли у него флакон масла.

Филька поднял глаза к Игорю:

– Мы взяли масло? Чудак какой! Ничего мы не брали.

Чернявин упорно двинул головой и плечами:

– А я говорю: вы взяли.

У Фильки замечательная мимика: она убедительна, серьезна, пышет здоровьем.

– Ты посуди, Игорь, для чего нам твое масло? У нас свое есть!

– У меня было особенное, дорогое!

– Ах, особенное? Очень жаль! Где оно у тебя стояло?

– Да чего ты прикидываешься? Где стояло! В станке, в шкафчике!

Филька даже головой помотал от сильной впечатлительности:

– Воображаю, как тебе жалко!

Игорь взмахнул рукой – жест отчаяния!

– Смотрите, он еще воображает! Вы на это масло давно зубы точили.

– Мы и не знали, что оно у тебя есть. Правда же, Ваня, не знали?

Ваню этот разговор, кажется, совсем не интересовал. Ваня больше разглядывал кабинет, это вполне устраивало его, так как избавляло от необходимости встречаться с разными взглядами Соломона Давидовича, Воргунова… Так же, рассматривая кабинет, Ваня завертел головой, значит, действительно они не знали ничего про масло. Игорь закричал:

– Вот распустились! Стоит и брешет: не знали! А сколько вы ко мне приставали: дай помазать! Приставали?

Филька добродушно согласился:

– Ну… приставали.

– И что же?

– Да… ничего… Что же? Не даешь, и не надо.

– А сколько раз вы просили Соломона Давидовича купить вам такого масла? Чуть не со слезами: купите, купите! Что ты теперь скажешь?

Действительно, что теперь скажет Филька? Этот вопрос всех заинтересовал: Захаров даже вперед подался и положил голову на кулаки. Филька повел носом и руку поднял для более убедительного жеста:

– А что ж тут такого? Просили. Ни с какими слезами только, а просили.

– А вот уже четыре дня не просите и не вякаете! А?

Филька с обычным для него оскорбленным выражением отвернулся и прошептал:

– И не вякаем, а что ж?

Видно было, что Фильке сильно надоел этот пустой разговор. Он даже вздохнул незаметно. Но Игорь приставал, как смола, и пользовался тем, что дело происходит в кабинете.

– А почему это?

Филька тоже потерял терпение:

– До каких же пор приставать? Не покупает – и не надо! Тебе купил, а нам не покупает. Значит, он к тебе особую симпатию имеет!

Блюм не выдержал нейтралитета на своем диване:

– Ах, какой вредный мальчишка!

Ваня не повернул головы, мало ли что могут сказать люди. Но Филька оглянулся и неожиданно для всех подарил Соломона Давидовича очаровательной улыбкой. Соломон Давидович пригрозил ему пальцем.

– А мажете вы как? – приставал дальше Игорь.

Этого удара Филька, пожалуй, и не ожидал. Ваня тоже вытянулся на диване и навострил уши. Пришлось Фильке снова обиженно отворачиваться:

– Обыкновенно, как…

– Я знаю. Встаете, еще вся колония спит, и в цех. Через окно. Филька мажет, а Ванька на страже стоит. Что, не так?

Захаров теперь не выпускал Филькиных глаз, а это было очень неудобно. Хоть на кого так смотреть все время… И Филька не стал вдаваться в подробности, а ответил коротко:

– Мажем, как нам удобнее.

А Ваня Гальченко с дивана поддержал его звонким советом:

– И ты можешь раньше всех вставать и мазать.

Игорь беспомощно развел руками. Соломон Давидович подумал, что нужно зайти с другой стороны:

– Вы такие хорошие мальчики…

Но Захаров перебил его доброе намерение. Ни снимая головы с кулаков, он сказал медленно:

– Убирайтесь вон! Нахалы!

Одновременно Филька и Ваня подняли руки в салюте . Салют вышел радостный, и только на долю Игоря пришлась самая незначительная порция вредного, дразнящего взгляда. Мальчики, подталкивая друг друга, выбрались из кабинета. Все захохотали громко, только Игорь был недоволен:

– Ну что ты будешь с ними делать?

Соломон Давидович утешил Игоря:

– Я вам, товарищ Чернявин, еще куплю такого масла. А они пускай уже мажут. Они же влюблены в свой «Кейстон».

Воргунов посмеивался над Игорем:

– Так вы ничего не выяснили с маслом, товарищ Чернявин?

– С ними выяснишь! У меня с ними хорошие отношения, вот они и пользуются. Когда вымажут весь флакон, сами скажут, а теперь ни за что! Им масло отдавать не хочется. И где они его прячут, интересно знать, я у них уже в спальне смотрел.

– При них?

– А что ж, церемониться с ними буду?

– Да. Это… молодцы ! Станок у них, не у каждой девушки постель такая бывает чистоя. Это… Ах, фрезы мне покою не дают…

В дверь заглянул Баньковский:

– Меня в совет звали, Алексей Степанович?

– Да, очень важный вопрос, прошу.

– О фрезах?

– И о фрезах поговорим.

Баньковский скрылся, Воргунов спросил: