Владимир Петров - Польский пароль

Крюгель выключил свет, отдернул оконную штору и, сев на угол стола, долго глядел в темноту, разглаживая листок. Слово «онкель» («дядя») означало боевую тревогу для всех членов офицерской оппозиции: «Внимание! Предстоят решительные действия!»

Не повезло с приземлением, а больше всех — Ивану Сарбееву. Он угодил на крону столетнего дуба и, хотя не завис, исцарапанный, благополучно прошел сквозь ветви, однако при ударе о землю сильно зашиб ногу. Сержанту Анилье пришлось с ходу потрошить свою медицинскую сумку, оказывать ему помощь.

Полторанина тоже основательно трахнуло о землю. Он все время ожидал выстрела снизу и забыл подтянуться на стропах, прозевал момент приземления.

Едва отстегнув парашютные лямки, тут же кубарем откатился в сторону, приготовился к бою. Но вокруг было тихо, поразительно спокойно. Потом подошли капрал Гжельчик и лейтенант Братан — шли во весь рост, не таясь и громко разговаривая: дескать, чего пугаться, мы бывалые партизаны.

— Витаю вас, панове, на земле польской! — Гжельчик, улыбаясь, бросил к шлему два пальца: — Hex жие!

— Где мы находимся? — хмуро спросил Полторанин.

— Я же сказал: в Польше! — опять ухмыльнулся капрал.

Полторанину было не до веселья: окружающая местность не имела ничего общего с рабочей картой высадки. Где же их все-таки выбросили, черт подери?

И почему тихо в деревне? Ведь парашютисты были отлично видны в рассветном небе, к тому же этот треск упавшего на чью-то крышу груза… И вот — абсолютная тишина. Подозрительная, зловещая. Чем она объясняется?

Надо было тем не менее действовать. В первую очередь спасать поклажу грузового парашюта. Там резервный боезапас, продукты, а главное — комплекты запасных сухих батарей для радиостанции.

— Ступайте на поиски с Гжельчиком! — приказал Полторанин лейтенанту Братану. — А мы выходим через лес вон на ту высотку. Там пункт сбора. Будьте осторожны, в селе возможна засада. В бой не ввязывайтесь, сразу уходите. Черт с ним, с парашютом. В конце концов, обойдемся и без груза.

— А как с Иваном? — Братан кивнул в сторону лежащего на траве Сарбеева. — Управитесь с ним?

— Ничего, дойдет сам. Анилья говорит, что перелома нет, слава богу. Ну, валяйте.

Быстро светало. День начинался серый, пасмурный. В лесу стояла сырость, а в зарослях орешника, через который пришлось продираться, вообще сплошная мокрота. Телогрейки намокли, набухли водой, идти в них становилось трудно — душно и жарко, но бросать их было нельзя. Ночью в одних комбинезонах не очень-то поспишь на голой земле. А просушить телогрейки недолго, теперь лето.

Сарбеев пока держался, опираясь на палку, шел самостоятельно, хотя ступня распухла и пришлось снять правый сапог. Полторанин уважительно поглядывал на Сарбеева: парень молчаливый, значит, крепкий. Выдюжит.

Шли с частыми остановками. Прислушивались, нет ли сзади стрельбы? Минут через сорок вышли на высотку. Тут оказалась небольшая вырубка, уже заросшая кустарником, а в центре ее деревянный геодезический знак.

Полторанин достал планшет, попытался наконец сориентироваться. Вероятнее всего, их выбросили либо ближе, либо дальше намеченного пункта — линию курса летчики, пожалуй, выдерживали точно, не отклоняясь в сторону. Если штурман поспешил с высадкой (а летуны обычно стараются побыстрее отделаться от груза, к тому же произошла некоторая задержка по времени при обстреле самолета над линией фронта), стало быть, действительное место надо искать где-то здесь, западнее… По общим признакам местность похожая: такое же, как на карте, холмистое предгорье, и тоже справа тянутся хребты, а вот магистрального шоссе тут уже нет — еще раньше оно повернуло на юг. Река Санок — очень характерный изгиб русла… Если тот самый, что поблескивает вдали, то, значит, они на высоте 247,3, указанной на карте (тоже с геодезическим знаком!). Следовательно, село называется Яськи.

Ничего себе удружили летуны: бросили их в сорока километрах от реального места десантирования!

— Анилья, готовь «Север» к работе! Через двадцать минут выходим на связь.

Хорошо бы, конечно, дождаться ребят, чтобы уточнить, не ошибся ли он в ориентировке, Яськи ли это? Но они вряд ли скоро подойдут, а ждать нельзя: время выхода в эфир должно соблюдаться точно. Придется место высадки указывать предположительно, а потом в следующий сеанс связи уточнить.

Что за странное село? Утро наступило, уже солнце на горизонте в тучах появилось, а селяне знай себе дрыхнут, бока пролеживают. Ни дымка над крышами, ни единого движения на улице. И стада нигде не видно; обычно в это время коров на выпас гонят (хотя коров может и не быть— оккупанты реквизировали).

Он перевел бинокль к центру, села и… присвистнул от изумления: на одном из огородов вдоль плетня крались его разведчики Братан и Гжельчик! Но они были не вдвоем, а с каким-то пареньком в пятнистой кацавейке-безрукавке! Что за тип, где они его подцепили?

Лицо попутчика разглядеть было трудно, видно только, что черноволосый, лохматый, нечесаный. И очень уж бойкий, разговорчивый: блестит зубами и без устали жестикулирует. Уж не думают ли они вести его сюда?

Думают. Все трое вышли на околицу и исчезли из виду, нырнули в кусты.

«Интересно… — размышлял Полторанин, — Откуда взялся этот чернявый? И с автоматом на шее. Не нашим, конечно, а трофейным, немецким. Может быть, польский партизан?»

Сержант Анилья, забросив антенну на ближнее дерево, уже настраивала рацию. Радом на пеньке сопел Иван Сарбеев, приспосабливая кусок дубовой коры к перевязанной стопе — вместо подошвы. Полторанин помог ему, сочувственно спросил:

— Как же это произошло? Подвернул, что ли?

— Да нет… Просто ушиб. Разбередил старое. Ранение у меня раньше было. Осколочное. И вот с дуба прямо на эту ногу свалился. Надо же…

— Болит?

— Дергает немного. Ничего, день-два — и пройдет. Отлежусь.

«А вот отлеживаться вряд ли придется, — подумал Полторанин. — Видно, надо уходить: уж очень быстро, торопливо нырнули в лес ребята-разведчики. Значит, в тихих Яськах опасная обстановка».

— Ты вместо палки лучше костыль сделай. Такой, чтобы опора была, чтоб подмышкой опираться. Как в лазарете дают, знаешь?

— Да уж знаю, — усмехнулся Сарбеев. — Я на этих костылях месяц шкандыбал.

Щеки и лоб его были усыпаны испариной, как после хорошей бани. «Наверно, больно ему, а скрывает, хорохорится. Следует, пожалуй, распределить среди ребят его поклажу да куртку снять, все полегче станет. А вообще, придется повозиться с ним, ой как придется! — Полторанин с горечью п досадой взглянул на распухшую синюшную ногу. — Ну что ж, приспичит — будем нести, такой вариант в ходе подготовки предусматривался».