Константин Паустовский - Родина (сборник)

Такова Абхазия. Конечно, нельзя рассказать об этой стране в двухстах строках. Ее надо видеть, ибо ее богатство и красота вскрываются на месте, когда вы попадете в эти щедрые края, омытые теплым морем – одним из прекраснейших морей мира.

1928

Вокзалы закрываются с двух часов ночи до пяти утра. Гигантский город на три часа попадает в блокаду. Серая и пыльная ночь дает непрочный сон. Машина времени прекращает свой бег, и даже свистки паровозов не оглашают подступы к Москве – все эти окраины, огороды и невообразимые пустыри, замкнутые в треугольники рельсовых путей и поросшие желтой крапивой. Заводы гасят огни и лежат на земле, как черные и усталые звери. Предрассветный ветер выветривает из цехов запахи кислот и окалины.

Но эта тишина мимолетна, как дремота в трамвае. В пять часов первые грузовики врезаются в ущелья улиц, дым из заводских труб погружает в туман окраины, поезда, окутанные паром и мокрые от росы, ревут на стрелках, яростно съедая последние километры перед Москвой, охрипшие газетчики бегут по асфальту. Бег времени возобновляется с новой силой.

ТАСС и РОСТА (по существу это одно и то же) напоминают вокзалы: в них работа затихает только на три-четыре часа. Три часа непрочного отдыха, три часа, за которые не успевает осесть пыль от газет и не успевают отдохнуть телефоны, и снова бег времени приводит в движение сложнейшую машину этих телеграфных агентств.

Их можно сравнить с исполинской мембраной, улавливающей события во всем мире, или с сейсмографом, записывающим малейшие социальные толчки. Мембрана улавливает событие и тотчас же передает о нем сотни, тысячи и миллионы слов во все концы Союза – от Берингова пролива до Витебска и от земли Франца-Иосифа до Самарканда, испепеленного иранским солнцем.

Каждое слово, переданное ТАССом и РОСТой, через сутки превращается на страницах газет в миллионы слов. Сила одного слова громадна, но сила слова, повторенного миллионы раз во всех уголках Союза, баснословна.

Сознание ответственности за эти миллионы слов, стремительный темп работы, необходимость точно и безошибочно регулировать поток телеграмм, отобрать из десятка фактов один и переключить его на все города – все это создает ту нервную и неспокойную психическую организацию, которая называется «темпераментом журналиста».

Работа ТАСС и РОСТА осуществляется журналистами и, кроме того, механизмами. Сначала о людях.

Событие, факт – далеко не всегда такая яркая, видимая всем или, как говорят в Рязани, «влипающая в глаза» вещь, как это кажется. Есть события, развивающиеся в тиши, до времени незаметные и скрытые. Яркое событие надо не прозевать, а скрытое вовремя обнаружить и обо всем этом немедленно сообщить в Москву.

Такова работа корреспондентов ТАСС и РОСТА.

Их сотни. Они сидят или, вернее, бегают по всем крупнейшим городам Союза, по заводам, по селам, по вылощенным столицам Европы и Америки. Они участвуют в перелетах, в поисках метеоритов, в экспедициях на полярные острова, в маневрах и присутствуют при дипломатических переговорах. У них очень тяжелая и увлекательная профессия – все знать.

Необычайная сложность жизни СССР и пафос строительства – все это должно быть заключено в простые, понятные и лаконичные строчки телеграмм.

Корреспонденты составляют поистине необычайную людскую коллекцию – от иностранных корреспондентов в круглых очках и с вечным пером, утомленных парламентскими прениями, до застенчивых провинциалов, не расстающихся с охотничьими сапогами, и обветренных моряков, дающих радио со своих кораблей.

Кроме корреспондентов, в Москве ТАСС и РОСТА обслуживают также репортеры. По вечерам они собираются в штаб – редакцию – со своими распухшими блокнотами и приносят с собой сырость Хамовников, где началось наводнение, или легкий запах пыли кулис Большого театра, где заседает съезд Советов.

Среди них много коллекционеров. Одни коллекционируют автографы, другие – книги, третьи – газетные курьезы, четвертые – плакаты. Очевидно, быстрый и спешный подход к фактам вызывает жажду пристального внимания в свободное время к этим же фактам, закрепленным в вещах на бумаге.

Телеграммы корреспондентов и заметки репортеров попадают к редакторам – людям, изнемогающим под водопадом слов.

Основное свойство редактора – быстрота, умение ориентироваться в материале и смелость.

Газетный материал не терпит трусов. Оперирование с ним требует свойств хирурга и военного. Нужно быстро решать и беспощадно отсекать ненужное.

Труса материал задавит, завалит безнадежными ворохами телеграмм, запутает и доведет до отчаяния. Трус потеряет темп работы, мотор начнет давать перебои и, наконец, остановится совсем.

А газетное время беспощаднее обыкновенного: оно не знает и не хочет знать слов «не успел». Успеть нужно, будь у вас на столе материала на 500 строк или на 5000 строк.

Редактора ТАСС и РОСТА делятся на две категории, имеющие странное и довольно нелепое название: на редакторов «исходящих» и «входящих».

Если расшифровать эти пахнущие бюрократизмом слова, то получится, что «входящие» редактора – это те, которые принимают поток информации извне, перерабатывают его и сдают в редакции московских газет, а «исходящие» редактора из этого материала делают телеграммы и рассылают их по всему Союзу и за границу.

Но это не все. Газеты различны и по размерам, и по специфическим своим интересам, и по материальному своему богатству. Отсюда следствие – весь поток информации надо приспособлять к требованиям и возможностям отдельных газет. И если вы обладаете некоторым воображением, то вы легко представите себе этот нелегкий и играющий на нервах, как на клавишах, труд.

Терминология редакторов для нового человека темна и непонятна.

Если Ленинграду говорят по прямому проводу: «примите висмут» или: «неужели вы думаете передавать всего Пушкина», – то это попросту значит, что Ленинград даст уйму ненужного материала.

Если говорят: «попал под поезд», то это значит, что на редактора обрушился громоздкий и сложный материал, из которого он не выплывет до трех-четырех часов ночи.

Естественно, что в свободные минуты, редкие как солнце осенью, в редакторских кабинетах вы можете услышать идиллические разговоры о том, как клюет скумбрия, или о перелете вальдшнепов. Не удивляйтесь. Это естественная реакция на беспрерывное напряжение.

Человек, оглохший от телефонных разговоров с Харьковом, человек с глазами, покрасневшими от сотен фиолетовых строчек, естественно, думает о солнце, о тишине, лесах и экспедициях в тайгу, где так безлюдно и так прозрачны реки.