Борис Блинов - Порт

Веня кепку ему надвинул на нос, дал сзади пенделя и посмотрел, как Леша «слепого изображает»… Не упал…

Леша Крант вышел к Вене на траверс, но к проходной не пошел, решительно свернул к причалам больших судов.

Веня не торопился. Он любил древесную пыльцу. Она покрывала здесь почву легкой изморозью, серебрила следы и придавала земле девственный нетронутый вид. Дальше под навесом, в большой правильной пирамиде, опилки были крупнее, и ветер, задувая туда, шевелил их — словно близкая поземка уже посылала о себе напоминание. Вдыхая терпкий запах древесины, Веня слушал, как поет пила, вгрызаясь в привозное дерево, и старался угадать, откуда оно прибыло. Знал: если из его родных мест — он это почувствует. Так уже бывало раньше.

Но что-то мешало ему настроиться. Оглядев иссякающий людской поток, он различил, как от проходной слаженно, скорым шагом шли двое в стального цвета шинелях.

На Вене был ватник, довольно чистый, хотя и не новый; черные брюки от робы аккуратно заправлены в хорошо промазанные кирзовые сапоги; ворот грубого свитера подпирал рыжеватую бородку — от нормального при деле моряка он ничем не отличался. Но что-то его беспокоило, а он привык своим чувствам доверять. Застоялся он здесь, очевидно, пора к родным причалам подаваться, лесочек подождет.

Лесок этот Вене Космонавт подарил. Густой, настоящий, без тропинок и скамеек: шесть соток, не более. Находился он за хорошим проволочным заборчиком и для прогулок не был предусмотрен. Да и кому в порту прогуливаться? Работать надо, делом заниматься. Появился лесок неожиданно, словно в сказке по щучьему велению.

Веня порт тогда еще неважно знал. Не территорию, нет — законы и повеления, по которым порт жил. Но смысл того, что происходило в порту, интересовал его очень, и он пытался доискиваться до причин, которыми определялись те или иные распоряжения сверху. И некоторые непонятные — на первый взгляд — вещи для него уже были ясны. Если видел он, что зашустрили к свалке грузовики и стали краешек ее подкапывать, увозя железо и разный металлический хлам. — значит, какой-то из флотов в этом квартале не выполнил план по металлолому; готовят на причале площадку, мостики укладывают, навалили кучу брезента — опять подвела железная дорога, нет вагонов для разгрузки, и начальство решило устроить здесь перевалочную базу. Или вдруг тральщики, ломая график, в суете и бестолочи, недостояв положенных дней, уходят на промысел, наспех затоварившись, — значит, близко заловилась рыба и надо хватать ее, пока не поздно, а то уплывет. «Кампании» разные он тоже научился угадывать: по сбору макулатуры, экономии горючего, благоустройству порта и самую для него близкую, родную, которую он назвал «Выведем бичей на флоте!»

Как-то обходил Веня свои владения и видит: наметилось в порту непонятное оживление. Мужиков понагнали тучу — территорию очищают, канавы ровняют, сараюхи, склады зеленой краской замазывают. А где вообще мусора невпроворот — быстро возводят деревянные глухие заборы и тоже зеленью покрывают. Зеленый цвет — Веня давно это приметил — он самый немаркий, свежий и в глаза не бросается. В сутки порт помолодел. «Не иначе как кампания за озеленение началась», — подумал Веня.

А тут еще на горушку между тарным комбинатом и центральной проходной самосвалами землю стали возить. Засыпали горку — черным-черно, спешно из леса рябинки, березки подвезли и дерн вместе с кустиками ягод, мхом, цветочками — естественная лесная почва. Глядя, как эту горку заботливо преображают, Веня усомнился в своем предположении: настоящие кампании так добротно не делаются.

Стал Веня выяснять, что же происходит в его королевстве. И узнал: Космонавт приезжает!

Да, это событие!

Веня подключился к бригаде и сутки без роздыху трудился во славу космической науки. Лесочек получился хоть куда! Высокий, видный, зеленый. Аккуратными столбиками его обнесли и плотно проволоку натянули, чтобы неповадно было шастать кому не лень. Но Веня на своем столбике у рябинки проволоку так хитро закрутил, что получилось вроде калитки, через которую он мог беспрепятственно проникнуть внутрь.

Несколько дней после этого Веня дежурил у лесочка, зная, что от главного въезда к судам иного пути нет. Но Космонавт что-то не торопился.

Порт между тем продолжал облагораживаться. Вышло оперативное распоряжение: командам судов, стоящих у стенки, срочно покрасить свои пароходы — тот борт, который виден с причала. Веня уяснил рациональную мысль: время у моряков не казенное, зачем же его тратить на ту сторону, которая видна только чайкам? Для Космонавта работаем. И понял, что час приезда близок.

Космонавта он дождался. Наверное, Веня был первым и единственным встречающим в порту. Потому что народной аллеи, как по дороге из аэропорта, не было предусмотрено, специально никого не оповещали. У въезда, у центральных ворот, стояло оцепление, а Веня еще с утра сидел в лесочке, надежно скрывшись за кустами, и напряженно выжидал.

И вот ворота открылись, и, ослепляя никелем и лаком, черные приземистые машины мягко вошли в порт. Космонавт находился в первой, просторной и открытой. На лице его не было известной всему миру улыбки. Он сидел ссутулившись, опустив плечи, будто непомерный груз придавливал его к земле. Отрешенное, горько-оцепенелое лицо было неподвижно. Он не слышал, что говорил ему сидящий рядом генерал. Веню поразила землистая бледность его кожи и мутный, невидящий взгляд, которым он скользнул по лесочку, взгляд смертельно уставшего человека. Его повезли к дальним причалам, на которых стояли белые пароходы, тоже выкрашенные с одной стороны.

Вене вдруг стало очень тоскливо.

В порту нет секретов. Было известно, что прием Космонавту устроили на транспорте-рефрижераторе его имени, потом — дегустацию на рыбокомбинате. За столом, который ломился от деликатесов и заморских вин, он почти не улыбался, поначалу не ел, не пил и на уговоры капитана отвечал, прижав к груди руки «Братцы, помилосердствуйте! Мне еще к своим авиаторам ехать и к военным морякам. А вы у меня сегодня уже третьи!»

Потом Веня видел фотографию: Космонавт снят с командой, улыбается.

Так у Вени появился вот этот лесок. Часто он туда не ходил, чтобы не натоптать, раз в две недели, не чаще.

Он вернулся, вышел на дорогу и пошел по ней до сворота на причалы, чувствуя, что спина стала огромной, как кузов открытого самосвала.

Асфальт сухой был, но по обочине скопилась едкая застарелая грязь, которая и в морозы не замерзает. Не жалея сапог, он шагнул в густое месиво и, срезая угол, пошел наискосок к видному уже впереди заливу.

Он уже к чистому грунту выбирался, когда услышал сзади шаги. Кто-то догонял его, чавкая по доскам, проложенным через большую лужу.