Илья Маркин - Курский перевал

Чалый приход Козырева встретил с явным неудовольствием.

«Все спрашивать и спрашивать! — сердито думал он, ведя расчет в сторону полуразвалившегося сарая на краю деревни. — Позавчера сам лейтенант Дробышев всех до одного спрашивал. А теперь, извольте видеть, снова здорово».

Без малейших признаков энтузиазма встретил новую проверку и Гаркуша. Он тащил на плече зачехленное тело пулемета и бросал косые взгляды на шагавших в стороне Козырева и Василькова. Зато Алешу и Ашота приход в расчет парторга и комсорга взволновал и встревожил. Нервный, впечатлительный Ашот то и дело сбивался с шага, перебирал в уме все, что знал, о пулемете и, думая то по-русски, то по-армянски, никак не мог вспомнить что-то самое главное.

Алеша, привычно взвалив на плечи станок пулемета, шел хотя и не так сбивчиво, как Ашот, но и он не чувствовал обычной уверенности, хотя по материальной части пулемета всегда имел только отличные оценки. Его волновало присутствие Саши Василькова. Дружеские, душевные отношения, которые установились между ними, были как раз той причиной, которая человека искреннего и дорожащего дружбой заставляет в присутствии друга показывать все лучшее, что есть в самом себе.

Старый сарай с дырявой крышей, где до войны колхоз хранил сельхозмашины, Чернояров сразу же после выхода роты на формирование приспособил для занятий пулеметчиков. На зеленых, заплесневелых стенах мелом и известью были нарисованы мишени. У ворот и по углам стояли три (по числу взводов) стола из грубо сколоченных неструганых досок с такими же массивными скамьями вокруг.

У ближнего от ворот стола Козырев остановил расчет и приказал собрать пулемет. Когда все уселись вокруг стола и Козырев хотел уже начать занятия, в сарай вошли невысокий, плотный генерал в серой с зелеными пуговицами шинели, в такой же простой фронтовой фуражке, и командир полка майор Поветкин.

— Садитесь, товарищи, садитесь, — взмахом руки остановил генерал вскочивших пулеметчиков и, подойдя к столу, весело, с прищуренными глазами и улыбкой на полном добродушном лице сказал:

— Знаменитый «максим». Старая, но испытанная и очень грозная машина. Как освоили ее? — все теми же веселыми глазами оглядел он пулеметчиков и остановился на Ашоте. — Из Армении? — спросил он, присаживаясь на край скамьи.

— Никак нет! Черное море. Город Туапсе.

— Хорошие места, красивые. Давно в армии?

— Четыре месяца одна неделя.

— А на фронте?

— Две недели третий день.

— И как, овладели станковым пулеметом?

— Так точно! Без глаз разберу и соберу, — в один вздох выпалил Ашот и, смутившись, тихо добавил: — Ночью, значит, и днем, значит…

— В общем в любых условиях, — помог ему генерал.

— Так точно.

— Очень хорошо! Давайте-ка посмотрим вот этот механизм, — подал генерал Ашоту замок пулемета.

Маленький смуглый армянин взял замок, неизвестно зачем дважды щелкнул ударником и, опустив руки, с натугой выдавил:

— Это, значит… Пулемет, значит, замок…

В сарае замерла настороженная тишина. Все взгляды сосредоточились на Ашоте. А он, маленький, бледный, растерянно стоял и беспомощно вертел в руках замок пулемета. Нервное, худое лицо Чалого позеленело. Гаркуша весь подался вперед, с ненавистью впившись глазами в Ашота. Алеша Тамаев стиснул полыхавшую жаром руку Саши Василькова, беззвучно повторяя: «Пропал Ашот, растерялся. Меня бы, лучше меня бы спросил или Гаркушу». Козырев понуро опустил голову, дрогнувшими пальцами теребя низ гимнастерки. «Да что же ты, Карапетян, что же ты? — глядя на Ашота, молил он. — Ну, соберись с духом, не теряйся. Это же не просто генерал. Это… Эх, да как же это я раньше не успел проверить всех! А теперь вот… Позор…»

— Замок, значит… — пролепетал вконец растерявшийся молодой солдат, лихорадочно подбирая нужные слова. В хаотическом метании бессвязных мыслей он пытался вспомнить наставление, как наяву, видел многие страницы, но о замке припомнить ничего не мог.

— Замок служит для извлечения патрона из ленты, подачи его в патронник, — услышал Ашот тихий голос генерала и чуть не вскрикнул от радости. Это были точно те слова, какими начиналось описание замка в наставлении.

«Наизусть все знает товарищ генерал», — подумал Ашот и, почувствовав удивительную легкость, поспешно заговорил, рассказывая о замке. Голос его с каждой секундой звучал все тверже и увереннее. Он ловко разобрал замок и, словно не замечая никого, подробно рассказывал о каждой части.

Радуясь за друга, Алеша Тамаев поднял голову и впервые прямо посмотрел на генерала. Полное лицо его с сетью морщин вокруг прищуренных глаз и особенно широкий, наполовину закрытый фуражкой лоб с седыми висками показались Алеше удивительно знакомыми.

— Вот, — собрав замок и щелкнув ударником, гордо закончил Ашот и, багрово покраснев, проговорил: — Можна как ночью…

— Как это ночью? — прищурясь, усмехнулся генерал.

— Темь когда… Кругом не видно… А замок сломалась…

— И на скорость, конечно, по времени?

— Абязательно!

— Что ж, попробуйте.

Чалый завязал платком глаза Ашота.

— Можна?

— Действуйте!

Худые и длинные пальцы Ашота стремительно отделяли одну за другой части замка и, разложив все на брезенте, так же стремительно начали сборку.

— Гатов! — щелкнув пружиной, выкрикнул Ашот и сорвал с лица повязку. Черные глаза его полыхали радостью, полураскрытые губы что-то шептали, на щеках багровел густой румянец.

— Очень хорошо. Минута и двадцать секунд, — глядя на часы, сказал генерал.

— Не очень, — с обидой пробормотал Ашот, — я один минута успевал. И Алеша минута, и Гаркуша минута, а сержант пятьдесят секунд. Можна павтарить?

— Что ж, повторите.

— Все, — вслепую разобрав и собрав замок, воскликнул Ашот, — сколька?

— Чудесно! Пятьдесят восемь секунд! — одобрительно сказал генерал и спросил Поветкина: — У вас все пулеметчики так подготовились?

— Есть и получше, есть и похуже, — ответил Поветкин, радуясь, что испытание самого молодого солдата прошло так удачно.

— А это, так сказать, середнячки, — смеющимися глазами вновь оглядел пулеметчиков генерал. — Что ж, для середнячков неплохо, совсем неплохо.

— Так вин лучше может! — внезапно загоревшись патриотизмом к своему расчету, воскликнул Гаркуша. — Нервишки малость не выдержали, психанул, вот и засуматошился.

— Одессит? — погасив улыбку в глазах и на лице, спросил его генерал.

— Так точно! Потап Гаркуша, рыбак черноморский. Як говорят у нас, до костей просоленный.

— Давно на фронте?

— С самого первоначалу.

— Значит, не только рыбак просоленный, но и солдат, огнем прокаленный.

— Даже продырявленный.

— И много?

— Трижды. Две пули, шесть осколков.