Вера Панова - Ясный берег

— Вот, и вас привела! — сказала она с досадой. — Как будто я сама не управлюсь.

— А я помогу, очень просто, — сказала Настасья Петровна. — Все у вас готово-то?

— Все, — ответила Нюша, трепеща от торжественности момента. — Я позову Иннокентия Владимировича.

— Наследного прынца принимаем, не иначе, — сказала дежурная.

— Где мешковина? — спросила Настасья Петровна. — Чем Иннокентия Владимировича — мешковину подай.

— Иннокентий твой Владимирович и не придет, — сказала дежурная. — Он у нас аккуратненькой, брезгливенькой. Случится подойти к скотине — два часа потом руки моет и одеколоном душит.

— Настасья Петровна, — сказала Нюша бледными губами, — если и с Грацией чего-нибудь случится, я не переживу.

— Держи креолин! — приказала Настасья Петровна.

Грация была здорова, телилась третий раз, случай был легкий. Теленок шел передними ножками, на ножках лежала его головка. Настасья Петровна приняла его, протерла шерстку сеном и мешковиной… Вот еще один. Две с половиной тысячи этих маленьких, шелковых, с живыми глазами, смотрящими сразу после рождения, прошло через ее руки за пятнадцать лет.

— Красивенький! — срывающимся голосом сказала Нюша. — Мордочка беленькая…

— Прибирай, Фрося, Грацию, — сказала Настасья Петровна. — А ты, Нюша, сходи заяви Иннокентию Владимировичу, чтоб шли прививки делать. Да смотри — молозиво принесешь вовремя, не задержишь.

Она завернула теленка в свой тулуп и понесла в профилакторий.

Уже был приготовлен для новорожденного обмытый креолином ящик, на высокой подставке, чтобы не дуло с пола. В ящике чистое сено, поверх сена байковое одеяльце. Другим одеяльцем Настасья Петровна укрыла теленка. Еще в трех клетках спали телята, она прислушалась к их дыханию — оно было ровное, детское…

…Легкое постукиванье сапожков по посыпанному опилками полу: Нюша принесла молозиво.

— Мы уже в книге отмечены, — сказала она. — Завтра имечко нам объявят. Как придет Анатолий Иваныч, Иннокентий Владимирович сказал, сразу его пришлет прививки делать, хоть будь два часа ночи. Вот мы какие важные.

Настасья Петровна налила молозива в соску и дала теленку. В первое мгновение он не понял, чего от него хотят, потом шевельнул ноздрями, повел глазами задумчиво и начал сосать так, словно его этому учили.

— Образованный какой, — шептала Нюша, стоя у двери (к телятам Настасья Петровна не позволяла подходить). — Мордочка беленькая, назвать бы Беляночка, или Снежная, или Снежинка… А назовут на букву «р».

Нюша — дочь скотника Степана Степаныча. Она поступила в совхоз во время войны. Сначала была на черной работе, потом ее подучили и поставили дояркой.

Она была самой младшей и самой неопытной. Если ей случалось вмешаться в разговор старших доярок, ее не обрывали, но делали вид, что не слышат: девочка — что с нею говорить. Ее только учили — все, кому не лень.

«А не довольно ли учить? — думала Нюша. — Я уже, кажется, полный ваш курс прошла. Погодите, будет времечко, поступлю в вуз, вернусь к вам старшим зоотехником. Иннокентия Владимировича в трест переведут, а меня на его место. И я вам дам жизни не так, как он дает…»

Однажды она набралась храбрости: пошла к директору и попросила, чтобы ей дали хороших коров. Директор был новый, Коростелев Дмитрий Корнеевич. Ей понравилось, что он слушал ее с полным вниманием.

— У нас на первой ферме весь скот хороший, — сказал он.

— Хороший-то хороший, — сказала Нюша, — так элиту-рекорд всю чисто другие забрали. И даже просто элиту.

— Ладно, — сказал Коростелев, — посмотрим, дадим тебе что-нибудь.

Он забыл об этом разговоре, занятый севом. Но как-то, зайдя в четвертую бригаду, он поймал злой и страдальческий взгляд Нюши, ему стало стыдно, что он о ней забыл.

— Помню, помню! — сказал он на ходу. — У тебя как насчет комплекта?

— Неполный! — торопливо ответила Нюша. — Трех недостает мне до комплекта.

— Подумаем, — сказал Коростелев.

В конце лета было разбито одно из стад третьей бригады. Нюше дали из этого стада трех коров класса «элита»: Мушку, Грацию и Стрелку.

И тут ей не повезло.

Главный ее расчет был на Мушку, которая должна была отелиться раньше всех. Но Мушка выкинула.

«Уж такая я несчастливая! — с горечью думала Нюша. — Другим везет, а мне нет. Но я это невезенье перешибу! Я ему не поддамся!»

Она не верила, что выкидыш у Мушки получился от силоса. Мушка корова славная, простая, без фокусов, ничего бы ей от силоса не сделалось. Другая тут какая-нибудь причина. На собрании, когда критиковали Бекишева за этот злосчастный силос, Нюша попросила слова и высказала свое мнение. Но на нее закричали доярки: что она понимает! Если бы понимала, не дала бы корове силос за десять дней до отела, исправила бы ошибку Бекишева. Нюша перепугалась — вот сейчас отберут у нее Мушку, а заодно и Грацию со Стрелкой. Но директор Дмитрий Корнеевич сказал: она этот урок учтет, она, товарищи, работник старательный… Золотой человек директор Дмитрий Корнеевич.

Сейчас Нюша очень возбуждена.

— Я у вас немножко посижу, — говорит она Настасье Петровне, — можно?

Две ночи она караулила Грацию. И вот все спокойно, можно идти домой. Но дома уже спят, да и днем там разговаривать не с кем, все заняты своим делом. А Нюше хочется разговаривать — Настасья Петровна знает о чем.

— Садись, посиди.

Она приносит Нюше скамеечку. Нюша садится у двери, охватывает руками худенькие колени и начинает издалека: да, интересно, как назовут теленочка, на букву «р» называли весь год, уже и не придумать ничего. Вот недавно назвали — Разводящий, Рея и Рогнеда, а еще как можно?.. Лампочка, затененная жестяным колпаком, освещает поднятое вверх некрасивое личико Нюши, свет отражается в ее запавших от бессонницы глазах… Настасья Петровна отвечает: «Ну, мало ли, придумают…», а про себя улыбается: все, все написано на запрокинутом лице Нюши, в ее вдохновенных глазах. Поговорим о кличках, а там перейдем на другое.

Вот Нюша рассказывает про комсорга Таню, что та определенно влюблена в Бекишева, все заметили.

— Сплетни, может, — говорит Настасья Петровна.

— Ну как же! — горячо говорит Нюша. — Если все заметили.

Они разговаривают полушепотом — телята спят, громко нельзя.

— Плохо ее дело, — говорит Настасья Петровна. — Он с женой хорошо живет. Ничего у Тани не выйдет, кроме слез.

— А вот интересно, — говорит Нюша, — я полюблю кого-нибудь или же нет?

Дошли до самого главного разговора.

— Неужели обязательно все любят? — спрашивает Нюша, глядя в потолок и покачиваясь. — Я не верю.

Настасья Петровна встает и идет посмотреть на новорожденного. Он спит спокойно, она поправляет на нем одеяльце и возвращается.