Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

— Через «Полюстровскую» воду, — невесело хмыкнув, добавил Жебелев.

— А куда денешься, — сокрушенно согласился директор, — если «Боржоми» в продаже нет.

Через два часа Жебелев вышел из директорского кабинета замом по науке и руководителем нового отдела, объединяющего пять экономических секторов.

После Октябрьских праздников выпал снег. Пушистая пелена его легла на землю тихой ночью и утром ошарашила проснувшихся людей искрящейся белизной.

Снег настроил сотрудников научно-исследовательского института на лирический тон и помог забыть жаркие баталии, совсем еще недавно бушевавшие в стенах этого высокого учреждения.

Обиженный Сергей Потапович Харлампиев искал работу в родственных научно-исследовательских учреждениях.

Ему уже предложили место старшего экономиста в научном учреждении, занимающемся проблемами канализации и санитарной техники. Но Харлампиев отверг предложение. У него был теперь трехлетний опыт работы ученого-экономиста. Поэтому удовлетворить его могла только должность главного специалиста.

Руководитель группы Инна Александровна Замараева перебирала на новеньком столе отчетные ведомости, придумывая, как бы поплотнее загрузить подчиненных ей сотрудников и досрочно выполнить плановую работу. Но деловые мысли не шли в голову. Их перебивали воспоминания об интересной и увлекательной поездке в Тульское строительное управление, где Степану Кузьмичу Охомушу уже оставалось недолго быть начальником.

За столом, который раньше занимал Петр Петрович Восьмаков, сидел теперь Иван Иванович Студников, тихий и обходительный старец, долгое время проработавший руководителем сектора в параллельном институте. По просьбе одного уважаемого товарища Студникова в связи с преклонным возрастом перевели на вакантную должность старшего научного сотрудника в отдел Жебелева. Иван Иванович неторопливо писал какие-то бумажки по истории развития экономических исследований в области строительства, не занимался производственной гимнастикой, ел нормальные бутерброды, подремывал и никому не мешал.

Лешка Утехин, временно приостановивший работу над диссертацией в связи с изменением семейного положения, пропадал на заседаниях, добывая жилую площадь. Поддерживаемый Инной Замараевой и мобилизованными ею профсоюзными активистами, а также заместителем директора по научной работе Жебелевым, Лешка надеялся получить через неделю-другую восемнадцатиметровую комнату «за выездом» в многонаселенной коммунальной квартире коридорного типа за три квартала от института, в тихом переулке.

А пока после работы он проворно бежал на вокзал к пригородной электричке. И почему-то больше не опаздывал. Лида Ведута, надев на Лешку цепи брака, скинула с его плеч отягощающую цепь опозданий.

Лида была справедлива. Она решила, что две цепи Лешке носить ни к чему.

Михаил Иванович Барышев (1923—1979 гг.) родился в селе Малошуйка, Онежского района, Архангельской области. Отец его был рыбаком и вскоре увез сына на Баренцево море. В рыбачьем стане Териберка прошли детство и юность Михаила Барышева. Здесь он учился в школе, выходил в море с отцом, отсюда в июне 1941 года ушел в армию.

Суровая северная закалка, которую М. Барышев получил в детстве и юности, определяла все дальнейшие его дела и поступки. Резкая непримиримость ко всякого рода лжи, абсолютное неприятие фальши и в то же время широкая поморская доброта, постоянное стремление помочь товарищу, другу, четкая и активная гражданская позиция в делах литературных и общественных. Таким он был всю жизнь.

Сегодня о творчестве Михаила Барышева можно писать исследование, определяя главные линии его произведений, тематическую направленность, особенности стиля, языка и т. д. Им написаны получившие большое читательское признание, отмеченные прессой и всесоюзными премиями романы «Листья на скалах», «Потом была победа», «Вторая половина года», «Легко быть добрым», «Дорога в гору», более десятка повестей и столько же сборников рассказов детских и взрослых. Трагическая смерть оборвала жизнь писателя в самом ее расцвете, когда он успел уже многое сделать, но еще больше оставил в планах на своем рабочем столе. А стол его я бы действительно назвал рабочим, потому что обо всем, о чем писал, Михаил Барышев знал не понаслышке: он сам, своими ногами прошел путь всех своих героев, сам познал цену и ратному делу, и труду физическому и научному. И прежде чем пришел в литературу, имел за плечами богатейший жизненный опыт, опыт трудовой и нравственный. Человек большой и содержательной биографии, Михаил Барышев постоянно был верен одному своему принципу: он писал о том, что ему досконально известно. Факт для него — не повод для разговора вокруг да около, разговора вообще, а основа основ каждого литературного произведения.

Как нередко еще, к сожалению, прочитав рукопись или только что увидевшую свет новую книгу, ловишь себя на мысли, что автору чего-то не хватает. Чего-то. Достоверности, может быть. Знания дела изнутри. И дела, и чувства героев тоже кажутся знакомыми, словно уже когда-то и от кого-то слышал подобное. Вот тогда-то и появляется утомляющая описательность, а не точно сказанное слово, приблизительные сравнения, а не поистине неподдельные чувства и ощущения.

О Барышеве этого не скажешь. Он постоянно интересен, как всякий хорошо и много знающий человек, как писатель — не гость, но прямой участник описываемых событий, искренне любящий и отлично знающий своих героев, их достоинства и недостатки. Даже в иронических своих повестях, таких, как «Кривая роста» и «Весеннее равноденствие», автор, создавая поистине гротесковые ситуации, ставя героев в прямо-таки фантастические условия, тем не менее остается верен себе и своему закону — правде. Средствами сатиры и юмора, средствами мягкой ирония он стремится выявить в человеческих характерах, по выражению критика Дм. Еремина, «прежде всего жизнестойкие, оптимистические черты. Этому помогает остроумная лексика, богатство в ней народного образного начала, благодаря чему… книги М. Барышева вызывают у читателя ответную улыбку, живой и стойкий интерес».

Каждое произведение писателя, какое бы мы ни взяли наугад, свидетельствует о личной причастности автора к изображаемым событиям, и более того, не оставляет ощущение, что факт, легший в основу произведения, есть конкретный факт биографии самого писателя.

Хорошо это или плохо? Надо так писать или нет? Разговор на эту тему начался, по-видимому, еще в ту пору, когда появился первый вырубленный на камне символ, долженствующий запечатлеть какое-то жизненное явление. Думается, анализ современного читательского интереса дает все основания полагать, что в последние годы с особой силой проявляется тяга к документализму, к той правде, которая не терпит вымысла в буквальной понимании смысла этого слова.