Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

— Какие же там способности требуются? Стриги да завивай — и все дела.

— Очень большие нужны способности, Екатерина Ивановна. Надо иметь художественное чутье. И вкус, конечно. Стричь и завивать каждый может научиться, но так же скучно работать. Без души… Я другое хочу…

«Чего же ты хочешь, пигалица?» — с внутренней усмешкой мысленно спросил Андрей, неожиданно заинтересовавшись разговором. Он даже передвинулся со стулом, чтобы в полуоткрытую дверь лучше была видна молодая гостья. Отхлебывая кофе, он рассматривал ее и не находил ничего особенного. Ладная фигурка, стройные ноги, чуть полуоткрытые пухлые губы, короткий нос. Такие по улицам разгуливают табунами. Ни одухотворенности, ни таинственного ореола, ни прочих признаков, выделяющих человеческую личность, у гостьи не примечалось.

И все-таки обыденность девичьего облика возбудила его любопытство. Может, это шло от ее голоса — напевного и мягкого.

— Ладно. Способности, конечно, нужны в каждой работе. А еще главней — старание… А что будешь делать, если тебе у нас не понравится?

— Я тогда уйду.

«Откровенный ответ, — подумал Андрей, — и правильный». Еще он подумал, что от такого ответа мать взъерепенится и выставит гостью за дверь.

— Да что ты говоришь, Тамара! — всполошилась тетя Маша. — Ишь как завернула! Да разве со старшими так разговаривают? Катерина Ивановна тебя в бригаду берет, а ты ей такое городишь.

— Я же правду говорю, тетя Маша. Я всегда правду говорю.

— Потому тебя с курсов и вытурили… За язык. Возьми ты ее, Катерина, пусть она под твоей рукой походит.

— Возьму, — неожиданно согласилась хозяйка дома. — Нам, кроме работы, на заводе приходится тоже парикмахерскими делами заниматься. И стричь, и причесывать. Только, голубица, уж не обижайся, если я твои вихры буду приводить в порядок.

Главный инженер ОКБ Павел Станиславович Веретенников одним из проявлений человеческой гениальности считал создание бессмертного творения о бароне Мюнхгаузене. Те, кто относил похождения знаменитого и неумирающего в человеческой памяти барона, к разряду забавного чтения для детей младшего возраста, по мнению Павла Станиславовича, заблуждались глубоко и безнадежно.

Книги надо уметь читать не только по строчкам, но и между строк. Детективные произведения сильны и жизненны реальностью, материальной основой ожесточенных схваток с употреблением приемов самбо и каратэ, автомобильных погонь и актами осмотра расчлененных трупов. Классика привлекает тонким психологизмом, богатством эмоций и силой душевных движений страдающих героев.

Такие же произведения, как приключения Мюнхгаузена, требуют от читателя проникновения в их философский смысл, неторопливого обдумывания богатейшего подтекста. Их сюжет отнюдь нельзя воспринимать в прямолинейном смысле, поскольку любой здравый рассудок безусловно критически отнесется к половине живой лошади, удовлетворяющей жажду у фонтана, и не поверит, что с луны можно спуститься на землю по веревке, отрезая ее верхний конец и привязывая его к нижнему.

Но разве вокруг мы никогда не замечали, что люди, не имеющие представления о находчивости барона, именно таким способом порой пытаются выходить из усложнившихся жизненных ситуаций? Разве при дележе совместно нажитого в браке имущества тяжущим сторонам не достается по половине автомашины или по четверти антикварной хрустальной люстры?

Читая современную фантастику, мы не смеемся над людьми-растениями, допускаем теоретически существование человекомедуз, отдельно существующего мозга и гор из алмазов. Почему же мы насмешливо воспринимаем утверждение барона о существовании сырного острова или его рассказ, что лунные люди, отправляясь в дальнюю дорогу, оставляют дома голову, чтобы она не потерялась в пути?

Боже мой, да оглянитесь внимательнее вокруг и вы увидите, что люди, отправляясь не то что в дальнее путешествие, а на обычную работу, спокойно оставляют голову возле телевизора или недочитанного детективного романа. А сколько голов теряют наши юные сыновья и дорогие дочери? А где бывают головы у четверти студентов, появляющихся перед экзаменатором?

Надо же смотреть в суть вещей.

Именно такой глубинный смысл видел главный инженер ОКБ во всех историях барона. Когда начальство, заказчики и прочие уважаемые контрагенты ОКБ наседали со всех сторон, одолевая просьбами о дополнительной выдаче чертежей и проектных разработок, и славный коллектив конструкторов, поднатужившись, выдавал их, а они потом валялись никому не нужные, потому что оказывалась вдруг нехватка важного комплектующего пустячка, Павел Станиславович утешал себя, вспоминая, как знаменитый барон поил половину лошади и очень удивлялся, что она не может напиться.

В тех случаях, когда по непонятным причинам сроки выдачи проектной документации вдруг передвигались на предыдущий квартал, а из ОКБ в то же время полсотни человек отправляли на овощную базу, а еще полсотни отправлялось сдавать очередную сессию в заочных институтах или отгуливать законные декретные отпуска, главный инженер вспоминал, как барон Мюнхгаузен вытаскивал себя вместе с лошадью за волосы из болота, и ему было легче преодолевать очередную производственную трудность, выполняя дополнительные задания начальства, облеченные в таких случаях не в грозный приказ, а в вежливую телефонную просьбу: «Прошу, дорогой, Павел Станиславович… Не приказываю, а лично прошу».

Личные же просьбы начальства, как известно, строже любых приказов. За невыполнение приказов получают обычно выговоры, строгие и простые, с последним предупреждением или без него.

Неисполнение личных просьб не влечет никаких административных взысканий. Просто через какое-то время нарушивший святую заповедь взаимоотношений между верхом и низом обнаруживает, что вакантное место, на которое он втайне рассчитывал, замещается более подходящим кандидатом, квартира, о которой он вожделел вместе с семейством, заселяется более остро нуждающимся в улучшении жилищных условий, а очередь на покупку «жигуленка» отодвигается в столь туманные дали, в которых теряется не только сам автомобиль, но и мечта о его приобретении.

Спасти в этих случаях может лишь философское осмысление невероятных происшествий, из которых неистребимый барон всегда выходил живым и здоровым, не теряя достоинства и не поступаясь честью.

Павел Станиславович был одним из старейших работников ОКБ, прошедшего за сорок лет существования трудную и сложную жизнь. Оно сливалось и разливалось, усложняло структуру и упрощало ее, передавалось из станкостроительного ведомства в металлургическое, а оттуда переходило в транспортное, чтобы потом возвратиться снова в станкостроительное, меняло профили, присоединялось к институтам и отпочковывалось от них, сокращалось до минимума и увеличивалось до несуразного максимума.