Юрий Нагибин - Река Гераклита

Нексе и сам не знал, сколько времени так просидел. Он очнулся от присутствия чего-то постороннего в комнате, чего-то непомерно огромного, вытеснившего стоялый воздух и наполнившего жилье запахами зверя и луга. Прямо перед ним высился громадный бык с устрашающей и добродушной мордой и кольцом в носу. А меж могучих рогов пристроился подросток лет двенадцати в рваных штанах и грубой рубашке с закатанными рукавами. Его большой рот и пристально-пытливый взгляд делали его, несмотря на разницу в возрасте, разительно похожим на поникшего в кресле старика. Но тот, погруженный в свою боль, не сразу это заметил.

— Допрыгался? — развязно спросил мальчишка. — Сам виноват. Какую женщину потерял!

Нексе смотрел на него с бессильным возмущением.

— Что ты в этом понимаешь, щенок? И нечего разъезжать на быках в моем доме.

— Кто при скотине живет, все про любовь понимает, — нахально бросил мальчишка. — Маргрете в сто раз лучше тебя, добрее, искреннее. Да ведь ты свое дрянное мужское самолюбие тешил. Ну, и получай!

Глаза Нексе увлажнились.

— Что нюни-то распустил? Как был плаксой, так и остался.

— Помалкивай! — разозлился вдруг Нексе. — Как ты ревел, когда девушки-работницы стащили с тебя штаны?

— Нашел, что вспомнить! С тебя сейчас тоже штаны стащили. Ну и видик!.. Ты же голый, перед самим собой голый, а это похуже, чем перед дурами девчонками, «Борнхольмский гранит»! Так тебя прозвали? Да какой ты, к черту, гранит — мешок с мокрой глиной.

— Издеваться легко. А как жить дальше? Я не могу без нее. Я только сейчас это понял… Просить прощения, кинуться в ноги?..

— Дур-рак! — со смаком сказал мальчишка. — Когда женщина сама уходит — это конец. Назад не жди. Мужик может вернуться, женщина никогда.

— Откуда ты можешь это знать, такой сопляк?

— У меня же твои мозги, только малость посвежее.

— Ну и наглая морда!

— Ладно. Хоть ты и гроша не стоишь, мне хочется тебе помочь.

— Хвастун!

— Перво-наперво, брось реветь. Второе, пойми, что это навсегда. Греты больше не будет в твоей жизни. Ни-когда. Но ты еще крепкий мужик и можешь что-то написать, иначе с тобой и возиться не стоило бы. Помнишь, что ты сделал однажды, давно, давно, когда жизнь тебя тоже крепко стукнула?

— Не-ет!

— Ты взял свой старый велосипед и поехал куда глаза глядят.

— Ну и что? Кажется, я что-то себе повредил…

— Не важно. Зато спас душу. Бери велосипед и шпарь вслепую, не разбирая куда. Кривая вывезет. Поверь умному человеку. Э-гой! — вдруг закричал мальчишка и ударил быка ногой по губе, ладонью по рогам, и бык повернулся, медленно и плавно, как корабль, и понес его прочь…

Нексе остался один. Некоторое время он продолжал сидеть в кресле, прикрыв глаза рукой. Затем резко поднялся и вышел из дома.

В углу сарая стоял старый велосипед. Нексе потрогал шины — надуты. Он выкатил велосипед из сарая, не без труда взгромоздился на него и покатил по дороге.

Мелькали дачи, деревья, кусты. Он крутил педали все быстрее, ветер свистел в ушах, еловые шишки упруго вылетали из-под колес, вспархивали с земли испуганные птицы. Движение подчинило его себе, окружающий мир смазался, утратил географическую реальность: что это — датский ландшафт или африканская саванна?.. И вдруг, повинуясь внутреннему толчку, он убрал руки с руля, закрыл глаза и помчался вслепую. Сперва по дороге, потом, перемахнув через кювет, по траве под откос и со всего разгона ударился о каменную ограду. Он перелетел через руль, грохнулся на землю, но прежде, чем лишиться сознания, успел бормотнуть: «Насоветовал, змееныш!»…

Он не знал, сколько времени оставался без сознания. Он не был уверен, что сознание действительно вернулось к нему: в яви или в бреду видит он это тонкое девичье лицо, будто источающее слабый золотистый свет. Лицо повисло над ним, закрывая весь окружающий мир.

— Ты кто такая? — спросил он не очень любезно.

— Иоганна, — доверчиво ответила девушка.

Она как-то странно смотрела на него, он боялся поверить этому взгляду, потому что тут была не только жалость к свалившемуся с велосипеда пожилому господину. Девушка задумчиво поднесла ноготь ко рту.

— Не кусай ногти! — сказал он грубо — призраки не терпят бытовых интонаций и сразу исчезают.

Но это видение не исчезло, явив тем самым свою материальную природу. Девушка смущенно убрала руку и чуть отодвинулась. Теперь он видел ее всю: довольно крупную, голенастую, грациозно-неуклюжую.

— Почему ты не спросишь, кто я?

— А можно?

— Я — Нексе! — сказал он значительно, готовый к почтительному изумлению.

Девушка засмеялась.

— Что тут смешного? — озадачился он.

— «Нексе», похоже на «хексе», но ведь мужчины ведьмами не бывают.

Она не знала, кто он такой, и почему-то его это обрадовало.

— Конечно, нет. Я старый колдун.

— Нет, — она покачала головой, — колдуны не падают с велосипеда. Вы ехали с закрытыми глазами, я видела. — Она таинственно понизила голос: — Зачем?.. Куда?..

— К счастью. Оно прячется в темноте. Поцелуй меня, Иоганна.

Она посунулась к нему лицом.

— А куда девать нос?

— Он сам это знает.

И девушка прижалась мягкими губами к его сухому, опаленному рту…

Он услышал знакомый тяжело-мягкий топот и открыл глаза.

Меж рогов огромного быка сидел мальчишка и смотрел на него насмешливо-одобрительно.

— Будешь слушаться умных людей?.. Э-гой!.. — и плавно повлекся, истаивая: назад в детство…

Бронзовый Дон-Кихот гонит сквозь века бронзового Росинанта, а рядом, тоже бронзовый, трусит на осле верный Санчо Панса. Свист, бомбы, разрыв, осколки царапают бронзу, но Дон-Кихот невозмутим, всевидящий взгляд обращен в даль будущего.

И другой Дон-Кихот — огромный, костлявый — сидит на придорожном камне, а на коленях у него пристроился крошечный гололобый очкастый человечек с пишущей машинкой. Под плакатом (подлинным плакатом тех испанских дней) надпись: «Международный конгресс писателей-антифашистов».

В зале конгресса — крупнейшие писатели мира, и те, что сражаются в рядах республиканских войск: Реглер, Ренн, Мальро, Залка — он же генерал Лукач, и те, что помогают борющемуся испанскому народу своим пером: Хемингуэй, Эренбург, Бехер и многие другие. А на трибуне — Мартин Андерсен-Нексе.

— Эту войну называют войной Дон-Кихотов. И это верно, потому что это война добра со злом. И это не верно, потому что рыцарь из Ламанчи воевал с ветряными мельницами, а нынешние Дон-Кихоты дерутся с вооруженным до зубов врагом, точно и беспощадно знающим свою палаческую цель. За Дон-Кихотом не шел никто, кроме верного и наивного Санчо Пансы, на стороне республиканской Испании все, кому дороги свобода, идеалы и цивилизация. Над схваткой могут оставаться лишь те, в ком вымерзла совесть. Добро сильнее зла, Дон-Кихот победит, как бы ни стонала его кираса под вражескими ударами. Они не пройдут!..