Александр Серафимович - Том 3. Рассказы 1906–1910
- Название:Том 3. Рассказы 1906–1910
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Гослитиздат
- Год:1959
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Серафимович - Том 3. Рассказы 1906–1910 краткое содержание
В третий том вошли произведения Серафимовича 1906–1910 гг. Это были годы, трудные для русской литературы. Революция шла на убыль. Царское правительство жестоко расправлялось с рабочими и крестьянами – участниками революционных событий. Серафимович не был в революции случайным спутником, ни тем более равнодушным наблюдателем. Революция пришла к нему, выстраданная всей его трудной жизнью, в грядущую победу революции продолжал он верить несмотря ни на что. Герои рассказов Серафимовича – рабочие, крестьяне, интеллигенты – несут частицы этой веры.
http://ruslit.traumlibrary.net
Том 3. Рассказы 1906–1910 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Кондуктор грубо дернул его.
– Ты куда?
– Туда, куда и все.
– Милостыню просить… Пошел!
– Сам проси, коли хочешь… я за свои деньги… Вот за двоих… – И Мишка разжал ладонь с двумя пятаками, суя ее к самому носу кондуктора.
– Ну, ладно, ступай, да смотри мне…
– И так смотрю, глаза есть… ты смотри…
– Ну, ну, огрызнись еще!
А Мишка уже с площадки отчаянно жестикулирует товарищу:
– Ванька, сюда!.. Слышь, вали!.
И оба, ухмыляясь, оглядываясь и подмигивая друг другу, устраиваются в самом углу площадки. Вагон дернулся, и с все повышающимся звуком мимо побежали назад дома, зеркальные стекла, пестрая текучая толпа, лошади, экипажи и быстро мелькающая мостовая. Как впадающие серые реки, проносились, разрывая дома, поперечные улицы, на мгновение тоже бесконечно уходя в голубоватую дымку.
– Вот так дует, а? Ванька! – И вдруг зашептал: – Гляди, барыня кака сидит… кабы не лопнула… надулась-то…
Публика сидела чинно и молча, глядя перед собою или в окна. У всех белели крахмальные воротнички, а у дам на шляпах от покачивания вагона шевелились огромные цветы и перья.
Мишка все дергал Ваню:
– Ванька… гляди: у ей на голове птицы…
– Тише… кондуктор…
– Должно, с гнездами… небось и яйца есть… Вот бы достать.
Мальчишки прыснули, зажимая рты руками. Дама сердито шевелила перьями.
– А энтот… возле-то… не может нагнуться наперед… вся шея в кадушке…
– По самые уши…
– Кре-епкая…
– Бе-елая…
– Ишь ты, на стороны только голову поворачивает.
– Ему хочь на коленки сядь, не увидит, не нагнет голову…
– А на голове кверху ногами ведро… хочь зараз черпай…
И ребятишки опять прыснули. что есть силы, зажимая себе рты и кусая пальцы, чтобы не расхохотаться на весь вагон. Господин так же сердито сидел, как и дама, вытянув длинную шею в высочайшем, туго накрахмаленном, подпиравшем щеки и подбородок воротничке и поддерживая головой огромный лоснящийся цилиндр.
– И не ворочается, а то ведро упадет…
– Прсс… выгонят…мм…лчи!..
Красные, задыхающиеся, они вытирали бежавшие от неудержимого смеха слезы и сопли и давили кулаками животы.
– Миш-ка… бу… дет… бр… брось… а то… – сквозь слезы едва выговаривал Ваня.
Публика стала обращать внимание на двух мальчиков, а сердитый господин, не поворачивая шеи и головы, лишь повел на них, скосив глаза.
Мальчишки глянули и покатились от хохоту.
На остановке кондуктор взял Мишку за ухо, и Мишка, вытянув шею и стараясь ущипнуть кондуктора, боком шел, чтобы не так больно было, и от пинка вылетел с площадки. За ним мелькнуло испуганное лицо Вани, которого, впрочем, кондуктор не тронул, вероятно благодаря козловым сапожкам, гладко причесанной голове и чистой одежде.
Трамвай покатился дальше, а Мишка кричал, показывая кондуктору шиш:
– Эй ты, белоглазая свинья!.. Слюни подбери!.. слю-уни!..
– Вы чего тут?
Грубый, повелительный окрик раздался над самым ухом, и в глаза бросилось сердитое усатое лицо городового в темной шинели и белых перчатках.
Мальчики пустились со всех ног и остановились, тяжело дыша, только за углом. С тем же однозвучным грохотом катились экипажи, и с неумирающим шуршанием шли тысячи людей. Проплывали, краснея на шляпах, яркие цветы, чернели цилиндры и котелки.
– А?.. Барыня-то… чай, еще больше надулась?..
И Мишка скорчил рожу, по его мнению, чрезвычайно похожую на барынину.
– А барин-то… в ведре… только глазами ворочает…
И снова их охватила неодолимая беспричинная веселость, неподавимый смех. Они шли, бесцеремонно толкаясь в движущейся чисто одетой толпе, присматриваясь к публике.
– Переломится… ей-богу, переломится, – торопливо говорил Мишка, поспевая за красиво одетой дамой с тонкой, сильно перетянутой талией. – Глаза вылезут, разрази меня гром, вылезут!.. – И Мишка, забегая, старался заглянуть ей в лицо, действительно ли вылезают.
– Мишка, будет, нехорошо! – придерживал за рваную рубаху Ваня. – Будет, а то опять городовой.
– Какие все ядреные, да лобастые, да краснорожие!.. Жрут здорово!..
– Мы тоже хорошо едим: по праздникам завсегда пирог, по четвергам – кисель.
Мишка остановился, торопливо развязал веревочку от штанов, деловито перетянул живот, опять завязал, а публика продолжала двигаться, обходя и мельком и пренебрежительно взглядывая на мальчиков.
– Жрать захотелось… Будет у меня живот, как у энтой осы. Должно, она тоже с голоду…
– Не-е… в корсете. У господ все в корсете.
И они опять шли. Теперь они перестали смотреть на публику, а все чаще и чаще останавливались перед гастрономическими магазинами.
Сквозь колоссальные стекла желтели громадные сыры, белели всевозможные жестяные коробки с консервами, стеклянные банки с огурчиками, с маринованной рыбой, гирляндами висели колбасы; прижав ноги, лежали зажаренные, вкусно темневшие, даже через стекло соблазнительно пахнувшие утки.
Мишка подолгу стоял и смотрел. Мысленно с трудом поднимал огромный, как колесо, желтеющий сыр и, ощутив всю его тяжесть, опускал на пол, свирепо запускал в него зубы и долго и с наслаждением жевал. Потом вытаскивал рукой из банки огурчики, маленькие превкусные огурчики, очень похожие на выкрашенные небольшие камешки, потом тянул из банки за хвост маринованную рыбу, которую ел с головы, потом…
Ваня дергал его за рубаху:
– Пойдем… чего стоять?..
– фу, да постой!.. – И принимался за самое вкусное и самое любимое – за колбасу.
Он ее откусывал прямо на весу, подняв голову, сначала копченую, которая так чудесно пахнет дымком. Колбаса все становилась короче, а Мишка вытягивался, лез вверх, пока не откусывал последний раз под самым потолком. Потом спускался и принимался за вареную. На ней оставались следы от зубов, и среди нежного розового мяса жирно белели кусочки сала. Колбаса подходила к концу…
Мишка проглотил слюну, но она сейчас же опять набежала, он сплюнул и угрюмо проговорил:
– Пойдем.
Они пошли. Ваня молча и боязливо шел за Мишкой, с удивлением присматриваясь к его худенькому лицу со впалыми блестящими глазами, к худенькой фигурке, на которой так ясно, приподнимая грязную рубашку, выступали лопатки и угловатые острые локти, как будто видел в первый раз. И не то сожаление, не то снисходительная жалость шевельнулась в Ване.
– Мишка, а дохлый ты.
– Пошел к черту… Тебе что за дело?
Мимо равнодушно, с тем же заглушающим голоса и слова шуршанием двигалась живая, однообразная в своем разнообразии толпа, как будто была только широкая улица, катящиеся экипажи, огромные дома, зеркальные магазины, и не было этих затерявшихся в толпе мальчиков.
Уже не останавливались около гастрономических магазинов, а шли молча и угрюмо.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: