Л. Пантелеев - Том 2. Республика Шкид. Рассказы для маленьких

По его мнению, угрозы его могуществу больше не существовало.

Так же пировал он со старшими, не замечая, что Шкида, изголодавшаяся, измученная, все больше и больше роптала за его спиной.

А ростовщик все наглел. Он уже сам управлял кухней, контролируя Савушку. Слаенов заставлял Савушку подделывать птички, не считаясь с опасностью запороться.

Хлеб ежедневно по десятифунтовой буханке продавался за стенами Шкиды в лавку чухонки. Слаенов стал отлучаться по вечерам в кинематограф. Денег завелось много.

Но злоупотребление птичками не прошло даром.

Однажды за перекличкой Викниксор заметил подделку.

Лицо его нахмурилось, и, подозвав воспитателя, он проговорил:

– Александр Николаевич, разве Воронин был сегодня?

Сашкец ответил без промедления:

– Нет, Виктор Николаевич, не был.

– Странно. Почему же он отмечен в тетради?..

Викниксор углубился в изучение птичек.

– А Заморов был?

– Тоже нет.

– А Данилов?

– Тоже нет.

– Андриянов?

– Нет.

– Позвать старосту.

Савушка явился испуганный, побледневший.

– Вы меня звали, Виктор Николаевич?

– Да, звал. – Викниксор строго поглядел на Савушку и, указав на тетрадь, спросил голосом, не предвещавшим ничего хорошего:

– Почему здесь лишние отметки?

Савушка смутился.

– А я не знаю, Виктор Николаевич.

– А хлеб кто за них получал?

– Я… я никому не давал.

Вид Савушки выдал его с головой. Он то бледнел, то краснел, шмыгал глазами по столовой и, как затравленный, не находя, что сказать, бормотал:

– Не знаю. Не давал. Не знаю.

Голос Викниксора сразу стал металлическим:

– Савин сменяется со старост. Савина в изолятор. Александр Николаевич, позаботьтесь.

Сашкец молча вытащил из кармана ключ и, подтолкнув, повел Савушку наверх.

В столовой наступила грозная тишина.

Все сознавали, что Савушка влип ни за что ни про что. Виноват был Слаенов.

Ребятам стало жалко тихого и покорного Савушку.

А Викниксор, возмущенный, ходил по комнате и говорил:

– Это неслыханно! Это самое подлое и низкое преступление. Обворовывать своих же товарищей. Брать от них последний кусок хлеба. Это гадко!

Вдруг его речь прервал нечеловеческий вопль. Крик несся с лестницы. Викниксор помчался туда.

На лестнице происходила драка.

Всегда покорный Савушка вдруг забузил.

– Не пойду в изолятор. Сволочи, халдеи! Уйди, Сашкец, а то морду разобью!

Сашкец делал героические попытки обуздать Савушку. Он схватил его за талию, стараясь дотащить до изолятора, но Савин не давался.

В припадке ярости он колотил по лицу воспитателя кулаками. Сашкец посторонился и выпустил его. Савушка с громким воплем помчался к двери. В эту минуту в дверях показался Викниксор, но, увидев летящего ураганом воспитанника, отскочил – и сделал это вовремя. Кулак Савина промелькнул у самого его носа…

– А, Витя! Я тебя убью, сволочь! Дайте мне нож…

– Савин, в изолятор! – загремел голос заведующего, но это еще больше раззадорило воспитанника.

– Меня? В изолятор? – взвизгнул Савушка и вдруг помчался на кухню.

Оттуда он выскочил с кочергой.

– Где Витя? Где Витя? – Савушка был страшен. При виде мчащегося на него ученика, яростно размахивающего кочергой, Викниксору сделалось нехорошо.

Стараясь сохранить достоинство, он стал отступать к своей квартире, но в последний момент ему пришлось сделать большой прыжок за дверь и быстро ее захлопнуть.

Кочерга Савушки с треском впилась в высокую белую дверь.

Разозленный неудачным нападением, Савушка кинулся было на воспитателя, но ярость его постепенно улетучилась. Он бросил кочергу и убежал.

Через четверть часа Сашкец, с помощью дворника, нашел его в классе. Савушка, съежившись, сидел в углу на полу и тихо плакал.

В изолятор он пошел покорный, размякший и придавленный.

Педагоги не знали, что стряслось с Савиным. Они недоумевали. Ведь многих же сажали в изолятор, но ни с кем не было таких припадков буйства, как с Савушкой. Истину знали шкидцы. Они-то хорошо понимали, кто был виноват в преступлении Савина, и Слаенов все больше и больше чувствовал обращенные на него свирепые взгляды.

Страх все сильнее овладевал им. Он понимал, что теперь это не пройдет даром.

Тогда он вновь решил задобрить свою гвардию и устроил в этот вечер неслыханный пир: он поставил на стол кремовый торт, дюжину лимонада и целое кольцо ливерной колбасы. Но холодно и неприветливо было на пиршестве. Угрюмы были старшие.

А там наверху голодная Шкида паломничала к изолятору и утешала Савушку сквозь щелку:

– Савушка, сидишь?

– Сижу.

– Ну, ладно, ничего. Посидишь – и выпустят. Это все Слаенов, сволочь, виноват.

А Савушка, понурившись, ходил, как зверек, по маленькой четырехугольной комнатке и грозился:

– Я этому Слаенову морду расквашу, как выйду.

В верхней уборной собрались шкидцы и, мрачные, обсуждали случившееся.

Турка держал четвертку хлеба и сосредоточенно смотрел на нее. Эта четвертка – его утренний паек, который нужно было отдать Слаенову, но Турка был прежде всего голоден, а кроме того, озлоблен до крайности. Он еще минуту держал хлеб в руке, не решаясь на что-то, и вдруг яростно впился зубами в хлебную мякоть.

– Ты что же это? – удивился Устинович. – А долг?

– Не отдам, – хмуро буркнул в ответ Турка.

– Ну-у? Неужели не отдашь? А старшие?..

Да, старшие могли заставить, и это сразу охладило Турку. Теперь уже был опасен не Слаенов, а его гвардия. Он остановился с огрызком в раздумье – и вдруг услышал голос Янкеля:

– Эх, была не была! И я съем свою четвертку. А долг пусть Слаенов с Гоголя получит.

В зтот момент все притихли.

В дверях показался Слаенов. Он раскраснелся. И так всегда красное лицо пылало. Он прибежал с пирушки – на углах рта еще белели прилипшие крошки торта и таяли кусочки крема.

Слаенов почувствовал тревогу и насторожился, но решил держаться до конца спокойно.

Он подошел, пронизываемый десятками взоров, к Турке и спокойно проговорил:

– Гони долг, Турка. За утро.

Туркин молчал.

Молчали и окружающие.

– Ну, гони долг-то! – настаивал Слаенов.

– С Гоголя получи. Нет у меня хлеба, – решительно брякнул Турка.

– Как же нет? А утренняя пайка?

– Съел утреннюю пайку.

– А долг?

– А этого не хотел? – с этими словами Турка сделал рукою довольно невежливый знак. – Не буду долгов тебе отдавать – и все!

– Как это не будешь? – опешил Слаенов.

– Да не буду – и все.

– А-а-а!

Наступила тишина. Все следили за Слаеновым. Момент был критический, но Слаенов растерялся и глупо хлопал глазами.

– Нынче вышел манифест. Кто кому должен, тому крест, – продекламировал Янкель, вдруг разбив гнетущее молчание, и громкий хохот заглушил последние его слова.