Л. Пантелеев - Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы

– Ну и пусть, – говорит, – подстрелят. Не в этом счастье… Беги домой. Сейчас у них тут стрельба начнется. Бандиты подходят.

Тут я не выдержала и говорю:

– Нет, ты как хочешь, Васька, а я домой не пойду. Я лучше к Стахеевской мельнице побегу.

– Это зачем еще? – говорит.

А один комсомолец языком прищелкнул и говорит:

– Опоздала, девочка!

– Как это опоздала?

– Да так. Опоздала трошки. Наши ребята только что побежали плотину взрывать.

Что же мне делать было? Домой бежать? Нет, не могла я домой бежать – ноги не шли.

На берегу уж никого не осталось, все куда-то попрятались. Только я одна сидела у самой воды и смотрела на тот берег. А мост все еще горел. И вода вокруг него была красная, огненная, блестящая. Пар над водой клубился. Что-то шипело, ломалось, трещало… И мне все чудилось, что на той стороне коровы мычат. А может быть, и не чудилось, может быть, они и правда мычали.

Вдруг где-то близко-близко захлопали по воде весла.

Я голову подняла – вижу: лодка плывет. А в лодке знакомый старик – дядя Федор, охотник.

Он меня тоже заметил, положил весла и кричит:

– Эй! Кто там? На берегу! Тетенька!

А я и ответить не могу. Отвернулась и поскорей слезы глотаю.

Тогда он к берегу пристал, поглядел и узнал меня.

– О! – говорит. – Тетенька-то знакомая. Ты чего ревешь, тетка?

Ну, я ему все рассказала – сквозь слезы-то. Он помолчал, веслом поиграл и говорит:

– Жалко корову.

Потом еще подумал, в затылке почесал, крякнул и говорит:

– Э, была не была! Давай садись поскорей в лодку. Поедем твою буренушку спасать…

У меня сразу и слезы высохли. Я сама лодку от берега отпихнула, на ходу вскочила; дядя Федор ударил по воде веслами, и наша лодочка на всех парах полетела на тот берег.

Я все думала:

«Успеем или не успеем?»

И все на тот берег поглядывала. А там у самого берега очень густой кустарник рос. И вот, я помню, думаю:

«Если мы там, у этих кустов пристанем, – это хорошо. Там можно и лодку спрятать и самим притаиться, если надо будет».

Дядя Федор изо всех сил веслами работал. А мне все казалось – тихо плывем. Я, помню, даже подгоняла его:

– Дядя Федор, давай нажмем! Дядя Федор, поскорей, пожалуйста…

А он только покряхтывал да головой кивал: дескать, ладно, не торопись, успеем…

Вот уж до того берега совсем близко осталось. Вот уж травой запахло. Уж листики на кустах видно стало.

Я на носу сидела. Мне не стерпелось, я встала; думаю – сейчас соскочу на берег. Уж и место себе глазами выбираю посуше.

Вдруг что-то как хрустнет. Я думала – это днище о песок задело. А потом слышу:

– Стой! Кто такие?

Дядя Федор лодку с разгону как повернет. Зубами как заскрипит.

– Садись, – говорит, – девка! Живо! Назад!

А я – не знаю, что со мной сталось, откуда у меня храбрость взялась. «Нет, – думаю, – уж коли так случилось, назад не поеду».

Взяла да и прыгнула в воду.

И – бегом к берегу.

А уж над головой у меня пули свистят. Одна, другая, третья.

Оглянулась, вижу: дядя Федор далеко. Саженей двадцать уж отмахал. Лодка у него, как моторная, бежит. Пена вокруг. А весла над головой так и мелькают, так и мелькают, будто крылышки стрекозиные…

Я когда в воду прыгала, мне не страшно было. А как увидела этих бандитов, – ноги затряслись.

Их там не много было: человек пять или шесть. Но я хоть и раньше о них слыхала, а все-таки не думала, что эти бандиты такие страшенные.

Все они с ног до головы оружием обвешаны: бомбами, кинжалами, револьверами. Одеты не по-военному, а как-то чудно, будто на маскарад вырядились. Кто в офицерской шинели, кто в бушлате, кто в шубе овчинной. У одного на голове фуражка без козырька, у другого – папаха, у третьего – этакий, как у нас говорят, бриль соломенный. У одного – косынка шелковая в полосочку, а еще у одного – так целая дамская шляпа с пером и с вуалькой.

У меня голова завертелась, когда я на них посмотрела.

Мне бы бежать надо, пока они там в дядю Федю стреляли. А я – не могу. Ноги не двигаются. Стою по колено в воде и смотрю, как наша лодочка от бандитов удирает.

Дядя Федор так и ушел от них невредимый.

Рассердились бандиты. Плюнули. Заругались. И сразу на меня накинулись.

– Ты кто, – говорят, – такая? Тебе что здесь требуется?

А я забубнила чего-то, заплакала. Потом говорю:

– Я, дяденьки, за Ночкой приехала.

– Ты зачем врешь? – говорят. – За какой дочкой? Какая у тебя может быть дочка?

Я говорю:

– Да не за дочкой, а за Ночкой. Это корова у нас так называется…

Который в шляпе с пером, приставил к моему носу наган и говорит:

– А это вот нюхала? А ну, говори правду, а не то зараз дух вышибу…

И так наганом нажал, что носу больно стало.

Я еще громче заплакала и говорю:

– Я вам правду сказала.

– Нет, ты не правду говоришь! Ты врешь! Отвечай: кто тебя сюда послал?

Я говорю:

– Никто меня не посылал. Я за коровой приехала. Пустите меня, пожалуйста, у меня корова с утра недоенная ходит.

Они друг на дружку посмотрели, головами покачали и говорят:

– Ловко придумано. Ничего не скажешь…

А потом этот, который в шляпе, взял меня за плечо, сдавил его со всей силы и говорит:

– А ну, пошли к атаману. Разберемся…

Я всю дорогу плакала. Да так еще плакала, так орала, что даже бандиты не вытерпели. Один какой-то с бородой, в бриле соломенной, остановился и говорит:

– Тьфу! Не могу. Все уши заложило от ее крика.

Тут и другие остановились. Говорят:

– А ну ее! Таскаться с ней… Может, она, и верно, за коровой приехала!

А тот, который в шляпе, ногой топнул и говорит:

– Бросьте! Знаем мы, какие тут у них коровы. Никаких тут коров нема! Тут…

И только сказал «тут» – будто назло ему где-то впереди как загудит:

– М-у-у-у-у!..

Я сразу очухалась и плакать перестала.

Вижу: навстречу нам из лесу на лужок выходят коровы. Впереди – белая, за ней – пегая, потом еще какие-то, а потом – кто вы думаете? А потом вижу – Ноченька, красавица наша идет!

Я как закричу:

– Вот она! Вот она, моя корова! Видите – черная, которая с беленькой звездочкой!

И бежать уж хотела. А бандит в шляпе схватил меня за плечо и говорит:

– Стой!

Потом говорит:

– Вот я тебе что скажу. Это твоя корова? Да? Так ты ее позови. Кликни. Если она отзовется, если пойдет, – значит, правда. А если не пойдет, – значит, неправда, значит, ты брешешь, значит, ты – красный разведчик.

Я обрадовалась. Говорю:

– Ладно!

А сама думаю:

«А вдруг не пойдет Ночка? Вдруг не откликнется?» Ведь все-таки, сами понимаете, это корова, а не собака…

Вздохнула я тихонечко и говорю:

– Ноченька! Ночка!..

Она – хоть бы что. Даже головы не повернула. Идет, не спешит, травку жует.