Л. Пантелеев - Том 4. Наша Маша. Литературные портреты

. . . . .

После елки была какая-то не похожая на себя. И опять я уловил чужие интонации. И опять угадал: Леночка Журба.

Девочкам это в очень большой мере свойственно: подражать подругам, старшим по возрасту. Та же Леночка тоже кому-нибудь подражает, вероятно. А та, кому она подражает, подражает, в свою очередь, еще кому-нибудь…

Вот и получается, что человек действительно произошел от обезьяны.

7.1.60.

Мама занята, готовится к отъезду: 11-го мы с ней должны быть в Малеевке, в санатории.

Мама испытывает Машку, спрашивает: будет ли она скучать без нас?

Машка не понимает – да, до сих пор не понимает, – что такое месяц и что такое разлука на месяц. Ее интересует, привезем ли мы ей из «Малевки» подарки.

– Скучать обо мне будешь? – спрашивает мама.

– Буду.

– А о папе?

Подумала и сказала:

– Буду скучать вместе.

9.1.60.

Мама сказала, что мы будем жить в лесу. Дом творчества, куда мы едем, действительно стоит в лесу. А в лесу, как известно, – волки.

Машка этим очень встревожена. Дает мне совет:

– Вы домик постройте. И спрячьтесь. И заключите себя.

. . . . .

Ходит по комнате, ищет что-то, держится за щеку.

– Ты что держишься за щеку? У тебя что – зуб болит?

– Да.

– Покажи.

– Нет, нет, не болит!

– А почему же ты за это место держишься?

– Я просто огорчаюсь, что ваты нет.

(Вата нужна для игры.)

. . . . .

Собираемся в путь. Машка понимает, что мы уезжаем, но как-то не прочувствовала этого. А нам очень хочется, чтобы прочувствовала. Мама ее разжигает:

– Скучать будешь? Проснешься ночью: «Мама!» А мамы и нет.

Я маму осуждаю, а сам тоже интересуюсь: будет ли дочка скучать без нас? И даже, по совести говоря, хочу, чтобы скучала.

3 ГОДА 6 МЕСЯЦЕВ

8.2.60.

Вчера папа с мамой вернулись из своей Малеевки. Целый долгий месяц скучали без Машки. Звонить по телефону было трудно. Но почти ежедневно получали письма от бабушки и от тетя Ляли. Писали нам, что Маша здорова, ведет себя хорошо и о папе с мамой не вспоминает. Думали нас, вероятно, этим порадовать, успокоить.

Встретила нас Машка молча, стояла в конце коридора (ближе, к входной двери, бабушка подходить не разрешила). Была радостно смущена. Выросла, побледнела, огрубела как-то. Говорит хриплым голосом и с заметным восточным акцентом. Весь день и вечер был с нею.

Москвичи прислали Машке много книг – Вера Васильевна Смирнова, К. И. Чуковский, С. Я. Маршак… Разглядывали эти книжки. Машка читала на память стихи, которым ее научила бабушка.

С бабушкой Машка за этот месяц подружилась, полюбила ее. А бабушка стала с ней построже, потребовательнее…

9.2.60.

Вечером в день нашего приезда ее уложили спать. Она долго не засыпает, вертится, поднимает над подушкой голову.

– Мама где? Мама скоро?

– Спи, спи, – говорит бабушка. – Мама скоро придет.

Опять поднимает голову.

– Ты что там? – спрашивает бабушка.

– Я просто хочу посмотреть, как она ляжет.

Соскучилась по маме. И боится, как бы опять мы не уехали в свою противную Малеевку.

10.2.60.

Вторую половину дня вчера провела у меня и со мной: бабушка и мама ездили в Кировский театр, смотрели какие-то хореографические миниатюры.

Машка этим заинтересовалась. Все спрашивает: как танцуют балерины? Мама и я пробовали показывать. Маша пробовала нам подражать. Что получилось – можно себе представить.

. . . . .

Читает маршаковскую «Сказку о глупом мышонке». Грустный конец, как всегда, ее не устраивает. Вместо:

она всякий раз скороговоркой, с победоносным видом читает:

11.2.60.

Только теперь, осмотревшись, замечаю, что Машка за месяц очень изменилась. Имею в виду не только ее развитие, а и то, что она стала гораздо спокойнее, дисциплинированнее. Капризов, хныканья, упрямства почти не замечаем.

А боялись, что бабушка избалует девочку! И сама бабушка, по ее словам, этого боялась.

В чем же дело? Думаю, что очень много значит ровная, спокойная атмосфера. И еще одно: единоначалие.

14.2.60.

Днем вчера не спала. Ждала вечера, когда я обещал ей «сшить маленькую тетрадочку и научить читать и писать буквы».

Очень ждала. Но урок этот не состоялся: папе некогда было.

Насчет букв и учения я, конечно, не серьезно. Пока только аппетит надо у девчонки разбудить. А учиться читать – рано.

Впрочем, мне, кажется, было как раз четыре года, когда я пришел к отцу, подал ему медную трехкопеечную монетку и сказал:

– Папаша, купите мне буквы…

Но об этом я писал в своей автобиографической повести. И не обо мне сейчас речь.

. . . . .

Вчера на кухне:

– Бабушка, смотри – чашки в очереди стоят!..

Чайные чашки действительно стояли на столе гуськом.

16.2.60.

…Засыпалось Маше плохо. Настроение было самое паршивое: бабушка, мама и папа ушли в цирк и оставили ее на попечение тети Минзамал.

Папе, сказать по правде, стыдно было сидеть в цирке. Понимаю, что Машка еще мала, чтобы смотреть всю программу: поздно, да и не осилить трехчасового представления трехлетнему ребенку! И все-таки стыдно. Тем более что кое-что Машка могла бы с интересом и пользой или себя посмотреть. Например – львы на лошадях! Или манипуляторы. Женщина на глазах у публики – и незаметно для публики – трижды меняла платье: черное, белое, красное… А клоуны! А воздушные гимнасты!

Впрочем, все было бы Маше интересно. Только слишком много всего.

. . . . .

Бабушка ходит грустная, плачет. И мы тоже горюем. Одна только Машка ничего не понимает. Да ей горевать и некогда. День у нее насыщен – заботами, открытиями, радостями и волнениями минуты. А кроме того – всегда у нее впереди хорошее! Да, уезжает бабушка, но зато папа обещал сделать бусы из зеленой и лиловой конфетной бумаги. Обещал почитать смирновских «Девочек». Обещал позвать, когда будет устанавливать книги…

Провожали бабушку мама, тетя Ляля и папа.

Утром Машка пришла меня будить и сразу же объявила, как о главной сенсации:

– Ты знаешь? Бабушка уехала!!!

. . . . .

Завтра Машкин отец собирается в Москву. На несколько дней. Машка просит, чтобы он взял ее с собой. Было такое искушение – взять обеих малюток своих, но – еду по делу, надо работать, готовиться к выступлению.

20.2.60.

Сегодня вернулся из Москвы.

Разглядывали с ней книгу, которую подарил папе дядя Ваня Халтурин.

Картина Писсарро – «Музыка в Тюильри», кажется.

Машка разглядывает людей, детей и прочих и спрашивает:

– А где они находятся?

Откуда, когда, как заскочило в ее словарь это «находятся»?

. . . . .

И наряду с этим масса неправильностей.