Александр Шеллер-Михайлов - Поврежденный
- Название:Поврежденный
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Изданіе А. Ф. МАРКСА
- Год:1904
- Город:С.-ПЕТЕРБУРГЪ
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Шеллер-Михайлов - Поврежденный краткое содержание
ШЕЛЛЕР, Александр Константинович, псевдоним — А. Михайлов (30.VII(11.VIII).1838, Петербург — 21.XI(4.XII). 1900, там же) — прозаик, поэт. Отец — родом из эстонских крестьян, был театральным оркестрантом, затем придворным служителем. Мать — из обедневшего аристократического рода.
Ш. вошел в историю русской литературы как достаточно скромный в своих идейно-эстетических возможностях труженик-литератор, подвижник-публицист, пользовавшийся тем не менее горячей симпатией и признательностью современного ему массового демократического читателя России. Декларативность, книжность, схематизм, откровенное морализаторство предопределили резкое снижение интереса к романам и повестям Ш. в XX в.
Поврежденный - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Нѣтъ, ужъ это вы оставьте, мадамъ! Вашъ Толмачевъ намъ новой рѣшетки не сдѣлаетъ и деревьевъ не выраститъ новыхъ. Вы сойдите, сойдите! Безобразій, мадамъ, здѣсь не полагается дѣлать на нашихъ могилкахъ. Ступайте къ своему Толмачеву, если онъ вамъ свой человѣкъ.
Я конфузился и сердился въ душѣ на безцеремонность своего случайнаго гостя. Но онъ, видимо, былъ въ своей сферѣ въ роли придирающагося ко всѣмъ и распекающаго всѣхъ распорядителя. Въ его тонѣ былъ задоръ кляузника, называющагося на скандалъ, готоваго напроситься на пощечину, чтобы имѣть возможность потомъ съ кѣмъ-нибудь судиться и кого-то засадить въ тюрьму. Люди, несшіе вѣнки, между тѣмъ расположились въ видѣ двойныхъ шпалеръ и мой старикъ съ оживленіемъ воскликнулъ:
— Несутъ! несутъ! Въ металлическомъ гробу-съ!
Онъ быстро вытащилъ изъ задняго кармана сюртука большой, тщательно сложенный клѣтчатый платокъ, встряхнулъ и, разостлавъ его бережно на скамейкѣ, всталъ на него, очевидно не желая изъ деликатности марать моей скамьи. Онъ проговорилъ мнѣ:
— Вы позволите, государь мой? Виднѣе будетъ!
Я не протестовалъ. Мнѣ было все равно, что дѣлаютъ эти праздные зѣваки, устраивавшіе спектакль изъ чужихъ похоронъ, что дѣлаетъ этотъ озлобленный старикашка, сдѣлавшійся моимъ непрошеннымъ гостемъ. Моя тоска продолжала давить меня попрежнему. Въ воздухѣ послышалось стройное пѣніе пѣвчихъ, дѣлаясь все яснѣе и яснѣе; среди волнующейся толпы раздавались подчеркнуто озабоченные возгласы пристяжныхъ и лакеевъ изъ добровольцевъ всякихъ церемоній:
— Господа, посторонитесь! Мѣсто, мѣсто дайте!
Толпа, тѣснимая ими, колыхалась, шумя, какъ рой пчелъ.
Какія-то дамы изъ вѣчныхъ ассистентовъ при чужихъ колесницахъ неистово визжали:
— Ай! ай! задавили!
Этимъ нехитрымъ способомъ онѣ, пугая окружающихъ, всегда достигали первыхъ мѣстъ и лучшихъ положеній на торжествахъ.
Все это была старая, знакомая исторія и даже лица казались знакомыми, имѣющими всегда наготовѣ запасъ и любопытства, и восторговъ, и даже слезъ для всякихъ торжествъ, начиная съ встрѣчи персидскаго шаха и кончая проводами въ могилу голодавшаго всю жизнь и вѣчно ругаемаго знаменитаго писателя, удостоившагося въ награду за смерть торжественныхъ похоронъ.
Я сидѣлъ на скамьѣ, не смотря, не слушая, раздраженный тѣмъ, что я случайно сдѣлался свидѣтелемъ этого похороннаго шутовства. До меня стали между тѣмъ долетать отрывочныя выкрикиванія ораторовъ:
— Кого мы хоронимъ? На чьей могилѣ мы присутствуемъ?
И шипящія замѣчанія наклонявшагося ко мнѣ Маремьянова.
— Первѣйшаго мерзавца! Крупнѣйшаго негодяя!
Мнѣ было не по себѣ, и досадно, и смѣшно въ одно и то же время. Тѣмъ не менѣе, уйти, пробраться сквозь эту живую стѣну алчнаго до зрѣлищъ сброда было невозможно. Нужно было терпѣливо ждать конца…
— Законопатили-съ! — въ этомъ восклицаніи Маремьянова, заставившемъ меня вздрогнуть и очнуться отъ думъ, было торжество врага, видѣвшаго, какъ забросали могильною глиной его недруга, тогда какъ онъ самъ еще живъ и здоровъ.
Народъ уже расходился. Я тоже поднялся со скамьи.
— Поѣдутъ-съ теперь поминать его — косточки всѣ перемоютъ въ наилучшемъ видѣ,- проговорилъ старикъ, ехидно скаля желтые зубы и сходя со скамейки, причемъ онъ снялъ съ нея свой платокъ, стряхнулъ его, сложилъ бережно въ трубочку и снова спряталъ въ задній карманъ сюртука. — Безъ этого ужъ не обойдется. Это всегда такъ, государь мой, водится. Любопытно бы послушать! Ну, да подожду, не завтра, такъ черезъ недѣльку и газеты другое запоютъ, тоже перемоютъ бока. Почитаемъ, почитаемъ, отчего же не почитать! Любопытно будетъ, какъ все понемногу да помаленьку выплывать на поверхность станетъ, эта грязьца-то, этотъ букетецъ-то изъ помойной ямы.
Его голосъ дрожалъ и прерывался, точно кто-то душилъ его.
— А вы его, должно-быть, отъ души ненавидѣли? — невольно спросилъ я разсказчика.
— Я-съ! Я-съ? — точно оторопѣвъ и почти захлебываясь, повторилъ старикъ, и даже румянецъ показался на его щекахъ. — Это я-то-съ?
Онъ нервно мотнулъ головой, причемъ его лицо передернулось гримасой, сильно потянулъ стоячій воротникъ рубашки, подпертый широкимъ галстукомъ, точно этотъ воротникъ теперь душилъ его, — и какъ-то особенно рѣшительно, почти съ отчаяніемъ сказалъ:
— Нѣтъ-съ, однимъ словомъ этого не выскажешь!
Казалось, въ эту минуту ему хотѣлось бы собрать всѣ ругательства міра въ одно слово и ткнуть этимъ словомъ прямо въ лицо своего врага, какъ сжатымъ кулакомъ.
Мы вышли изъ кладбищенскихъ воротъ и нѣсколько времени шли молча. Мой спутникъ видимо порывался нѣсколько разъ заговорить и тотчасъ же какъ-то безнадежно махалъ рукою. Нервное возбужденіе его дошло до послѣднихъ предѣловъ. Я понялъ, что онъ хочетъ «отвести душу» и рѣшился предложить ему позавтракать со мною въ ресторанѣ. Мнѣ было въ эту минуту все равно, куда зайти, съ кѣмъ зайти завтракать, мнѣ только хотѣлось уже не быть одному, такъ какъ тоска, душившая меня съ утра въ этотъ весенній день, и теперь не только не уменьшалась, но росла все сильнѣе и сильнѣе и начинала серьезно пугать меня. Я высказалъ старику свое намѣреніе. Онъ обрадовался, схватилъ мою руку, сталъ ее жать.
— Я-съ вамъ тамъ, государь мой, все доложу досконально, — быстро и радостно заговорилъ онъ:- я-съ на площади готовъ бы этого негодяя ошельмовать. Я и шельмовалъ его въ газетахъ, знаете, въ разныхъ видахъ шельмовалъ. Вы, конечно, можетъ-быть, и не читаете этихъ газетъ, уличные листки-съ, а у меня и нумера хранятся. Брошюрку разъ про него выпустилъ даже, на послѣднія деньги-съ напечаталъ. Только развѣ его можно было пронять. Шкура мужицкая. Чихать онъ хотѣлъ на все…
Я нанялъ извозчика и проѣхалъ съ моимъ спутникомъ въ одинъ изъ ресторановъ, гдѣ мы заняли отдѣльный кабинетъ. Я присѣлъ къ столу и закурилъ папиросу, заказавъ завтракъ. Маремьяновъ не сѣлъ, а сталъ ходить по комнатѣ, торопливо приглаживая волоса на вискахъ, поправляя галстукъ на шеѣ, волнуясь и видимо не зная, съ чего начать разсказъ. Воспоминанія, казалось, подавляли его.
— Вы меня простите, государь мой, что я начну ab ovo.- наконецъ началъ онъ неловко и почти робко: — и, можетъ-быть, нескладно изложу все. Писать-съ дѣловыя бумаги я мастеръ, въ семинаріи и академіи недаромъ я учился, а разсказывать о своемъ прошломъ, сегодня-съ разсказывать, когда вотъ тутъ, въ головѣ-то, какъ въ котлѣ, все кипитъ и бурлитъ, и когда знаешь, что онъ-то, подлецъ-то, лежитъ себѣ и ухомъ не поведетъ, признаюсь откровенно, очень не легко-съ, даже, можно сказать, мучительно-съ! Я, изволите-съ видѣть, изъ духовнаго сословія происхожу, въ бурсѣ былъ, въ академіи былъ. Нужно бы было попомъ сдѣлаться, путь къ тому велъ. Но судьба играетъ людьми: предполагаютъ одно — дѣлается другое. Угораздило меня влюбиться въ дѣвушку изъ другого сословія, въ барышню, въ бутонъ, такъ сказать, нераспустившійся, въ дочь чиновника, и ради нея пошелъ я самъ служить не по духовной части. Она, изволите видѣть, не желала, чтобы я попомъ былъ, ну, и не пошелъ а въ попы. Это фактъ.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: