Александр Шеллер-Михайлов - Чужие грехи

— Расчувствовались мы съ вами немножко сегодня, проговорилъ Петръ Ивановичъ и въ его голосѣ зазвучала обычная нотка ироніи.

— А вамъ и стыдно теперь, потому по вашимъ книжкамъ этого не полагается? засмѣялась Олимпіада Платоновна добродушнымъ смѣхомъ.

— По какимъ это по моимъ книжкамъ? спросилъ не безъ удивленія Петръ Ивановичъ.

— Да вѣдь вы еще по какимъ-нибудь книжкамъ да живете, сказала княжна. — Это ужь всегда такъ въ молодости. Я вотъ себя то Кларисой Гарловъ, то Элоизой воображала… съ горбомъ-то да съ кривыми ногами!.. а что вы подѣлаете: молодость!.. Да это ничего, потому живутъ люди по книжкамъ только въ молодости, а увлекаться и восторгаться въ молодости чѣмъ-нибудь позорнымъ и постыднымъ… ну, для этого нужно быть ужь совсѣмъ исковерканной съ дѣтства натурой!..

Съ этого дня Петръ Ивановичъ пересталъ быть простымъ наемнымъ учителемъ; онъ почувствовалъ себя другомъ этой семьи, ея членомъ. Съ этого дня сдѣлались совсѣмъ иными отношенія между нимъ и Евгеніемъ. Самъ Петръ Ивановичъ, человѣкъ совсѣмъ юный, мягкосердечный, еще жаждавшій любви и дружбы, нашелъ въ Евгеніи новаго сочувствующаго ему слушателя, когда онъ, Петръ Ивановичъ, ощущалъ потребность поговорить о своей семьѣ, о своемъ прошломъ, о своихъ планахъ будущаго. До сихъ поръ ему не доставало здѣсь такого слушателя-друга. Евгеній въ свою очередь тоже началъ испытывать совершенно новое, отрадное чувство — чувство дружбы; онъ сталъ рѣже ходить одиноко по галереѣ, онъ не такъ усердно засиживался въ библіотекѣ, онъ полюбилъ слушать Петра Ивановича и задавать ему тѣ вопросы о семьѣ, объ отцѣ, о матери, которыхъ онъ не рѣшался предлагать ни Софьѣ, ни теткѣ, ни миссъ Ольдкопъ. Передъ мальчикомъ открывался новый мірокъ — мірокъ «бѣдныхъ людей», полный лишеній и жертвъ, вызывающій состраданіе своими заблужденіями и пробуждающій удивленіе своими добродѣтелями. Какъ человѣкъ этого круга, Петръ Ивановичъ говорилъ съ болѣзненною горечью о его порокахъ и съ искренней теплотой о его добрыхъ сторонахъ. Иногда онъ читалъ объ этихъ «бѣдныхъ людяхъ» полныя скорби страницы Достоевскаго, полныя желчи пѣсни Некрасова. Съ весны уже у учителя и ученика явилось мѣсто любимыхъ прогулокъ — узкая дорога черезъ паркъ, ведущая къ обрыву, за которымъ начинались необозримыя, слегка холмистыя поля и нивы. Тихо проходя эту дорогу, лежа на откосѣ обрыва, слѣдя за движеніемъ облаковъ или за работой крестьянъ на пашняхъ, молодые друзья переговорили о многимъ, много тайнъ передали другъ другу и стали понимать одинъ другого съ полуслова…

Они нашли въ своей дружбѣ именно то, чего имъ здѣсь не доставало прежде.

— Письмо съ черною печатью!

Эта фраза облетѣла весь домъ, прежде чѣмъ роковое письмо дошло до кабинета Олимпіады Платоновны. Прежде чѣмъ Олимпіада Платоновна успѣла прочитать его и сообщить кому-нибудь о его содержаніи, въ домѣ шли уже разныя соображенія и предположенія, люди называли гадательно тѣ или другія имена лицъ, о смерти которыхъ могла придти вѣсть изъ заграницы. На конвертѣ этого письма были иностранныя клейма; адресъ хотя и былъ написанъ по-русски, но надъ нимъ значилась французская помѣтка «Russie». Это было въ то время, когда только что подали въ столовую завтракъ и потому присутствующимъ пришлось подождать нѣсколько минутъ прихода Олимпіады Платоновны. Наконецъ, она вошла въ столовую, ея какъ бы осунувшееся лицо было невесело, хмуро и нѣсколько строго.

— У князя Алексѣя Платоновича умеръ старшій сынъ въ Парижѣ, проговорила она глухо, не обращаясь ни къ кому исключительно, и тутъ же замѣтила Софьѣ, стоявшей около стола:- Его привезутъ сюда хоронить, надо приготовить комнату для княгини Маріи Всеволодовны.

— Господи, какое несчастіе! воскликнула Софья. — Такой молодой!.. Совсѣмъ здоровымъ мы его оставили!..

Олимпіада Платоновна вздохнула.

— Вамъ, кажется, даже не писали о его болѣзни? замѣтила миссъ Ольдкопъ.

— Онъ внезапно умеръ, отвѣтила коротко Олимпіада Платоновна.

Всѣ молчали. Тяжелое впечатлѣніе, произведенное на всѣхъ извѣстіемъ о смерти, отразилось и на дѣтяхъ. Они какъ-то пугливо прислушивались къ этой невеселой новости. Евгеній тревожно спросилъ тетку:

— Его, ma tante, сюда привезутъ?

— Да, въ церковь нашу, здѣсь хоронить будутъ, отвѣтила Олимпіада Платоновна.

— Княгиня Марья Всеволодовна одна пріѣдетъ? спросила Софья.

— Одна, отвѣтила княжна.

Завтракъ прошелъ невесело, молчаливо. Олимпіада Платовна не дотрогивалась до ѣды и сидѣла, опустивъ голову. Иногда она приподнимала плечи, точно разсуждая о чемъ-то мысленно и не находя отвѣтовъ на свои вопросы. Когда всѣ стали подниматься изъ за стола, она обратилась къ Рябушкину.

— Пройдите ко мнѣ въ кабинетъ, сказала она и сдѣлала знакъ глазами Софьѣ, чтобы и та шла за нею.

Они удалились всѣ трое изъ столовой.

Олимпіада Платоновна, войдя въ кабинетъ, вынула изъ кармана письмо и обратилась къ Петру Ивановичу и Софьѣ.

— Я не хотѣла говорить при дѣтяхъ и при слугѣ, начала она. — Его убили на дуэли…

Софья всплеснула руками.

— Господи! несчастная княгиня Марья Всеволодовна! воскликнула она. — Мало еще было горя!

— Да, точно несчастная! вздохнула Олимпіада Платоновна. — Тутъ совершилось что то не только трагическое, но что то темное, таинственное… Вотъ прочтите.

Олимпіада Платоновна подала письмо Рябушкину. Онъ сталъ читать.

Въ письмѣ мать убитаго сообщала о его дуэли, о его смерти и между прочимъ писала. «Даже тебѣ я не рѣшаюсь передать въ письмѣ всѣхъ подробностей этого дѣла, о которомъ теперь уже толкуютъ всѣ парижскія газеты, забрасывающія грязью всѣхъ участниковъ этой исторіи».

— Ахъ, ты, Боже мой, что же это такое тамъ произошло! проговорила Софья.

— Я ничего не могу понять, но предполагаю, что драма произошла изъ-за какой-нибудь негодяйки, сказала Олимпіада Платоновна. — Ни во что жизнь и честь ставятъ!.. Хоть бы о матери-то подумалъ!.. И безъ того не сладко живется ей!.. Ну, да пріѣдутъ, такъ все узнаемъ, круто оборвала Олимпіада Платоновна свои размышленія и обратилась къ Рябушкину и Софьѣ. — Я васъ, друзья, просила сюда, чтобы поручить вамъ похлопотать обо всемъ. Вы, Петръ Ивановичъ, позаботьтесь, чтобы въ фамильномъ нашемъ склепѣ все приготовили. Сама я не могу, гдѣ мнѣ тамъ ковылять! Отыщите тамъ могилу моего отца, князя Платона Алексѣевича. Рядомъ съ нею есть мѣсто. Пусть все приготовятъ, какъ слѣдуетъ… Выложить тамъ какъ-то это надо… Отецъ Андрей знаетъ… Присмотрите, чтобы все поскорѣе сдѣлали… Извините, что я навязываю вамъ…

— Да полноте, горячо перебилъ ее Петръ Ивановичъ, слыша въ ея голосѣ слезы. — Сдѣлаю все, устрою, только вы сами-то не волнуйтесь… на васъ лица нѣтъ!..