Георгий Баженов - Хранители очага: Хроника уральской семьи

— И еще одно, товарищи родители. Сейчас весна, детям хочется побольше бывать на улице, снижается их работоспособность. А год на исходе, не успели оглянуться, а уж кончается второе полугодие. Давно ли, кажется, они пришли сюда в первый раз? — Мария Ивановна улыбнулась, и родители радостно, оживленно ответили на ее улыбку гулом. — Так вот, нужно, чтобы во второй класс они пришли с хорошими навыками чтения. Не забывайте заставлять ребят как можно больше читать вслух. Пришел с улицы — «Вова, почитай нам вслух»; готовится ко сну — «Сережа, прочитай кот этот рассказ»; собрался гулять — «А ну-ка, как ты научился читать вслух?». Понятно, товарищи? — Родители одобрительно, понимающе загудели. — Все свободны. Александра Петровна, а вас прошу остаться на минутку.

Не сразу родители оставили Марию Ивановну с Петровной вдвоем, еще подходили к учительнице, спрашивали, жаловались, просили, интересовались, подобострастничали, умоляли обратить особое внимание… и для всех Мария Ивановна находила нужный тон, единственное слово. Когда наконец все разошлись, Мария Ивановна с улыбкой вздохнула:

— Горе с этими родителями…

— Да уж это, конешно… нелегко, — поддержала охотно Петровна.

— А вот без помощи родителей школа теперь никуда. Особенно в первом классе, — серьезно сказала Мария Ивановна. — Новая программа очень насыщенная. Детям нужна постоянная практическая помощь. В выполнении задания. В разъяснении непонятных или сложных вопросов.

— Вот и я говорю… тяжко нам с Алешкой.

— Кстати, я хотела вас спросить, только не обижайтесь… Мать Алеши не собирается домой?

— Только того и ждем обои. Уж Алешка все глаза проглядел, в окно глядючи.

— Вы понимаете, Александра Петровна… как бы это вам объяснить… — Учительница некоторое время грустно-сосредоточенно помолчала. — Меня вот что беспокоит в вашем внуке… не знаю, замечали вы это или нет…

— А што такое-то?

— Есть в нем, понимаете ли, безразличие к жизни, что ли… Или, может, просто я чего-то недопонимаю… Порой мне так и кажется — жить ему неинтересно, скучно. То он вял, рассеян или вдруг так сосредоточенно замкнется в себе — слова из него не вытянешь…

— Потому и не вытянешь, что больно настырным растет. Иной раз просишь-запросишься, чего там в школе у тебя делается, — сопит знай себе.

— Я не совсем о том, Александра Петровна. Может, ему дома ласки не хватает, доброго слова? Вы только не подумайте, что я обвиняю вас в чем-то, упаси боже, но, может, за делом да заботой вам иной раз просто некогда обратить на него лишний раз внимание?

— Так это, конешно, сколько времени есть — все на него уходит, может, чего и не так сделаю… Уж не обессудьте, Мария Ивановна.

— Ну вот и хорошо. Будем считать — мы друг друга поняли. А за разговор не обижайтесь. Я давно хотела поговорить с вами об этом. Да все как-то стеснялась, что ли. Думала, как бы плохо не получилось…

Из школы Петровна ушла с саднящей тревогой на душе. Вроде она и все поняла в разговоре и вроде что-то скрытное осталось в нем. В первый раз говорила с ней так Мария Ивановна. Вокруг да около, а получается, вроде даже это она, Петровна, виновата в чем-то. Обидно. Или просто слова сами по себе такие — не ухватишь их, не поймешь сразу. А все же остался какой-то осадок…

Дома Петровна первым делом переоделась, накинула вместо жакета фуфайку и поскорей в огород; в руках даже зуд стоял, так хотелось поскорей огородом заняться. Жилистые, натруженные за жизнь руки слегка дрожали, когда она в сарайке нашла лопату повострей и взялась за черенок. Хорошо б, конечно, подточить малость, да уж как есть. Подержала в руках лопату, как будто примериваясь к ней, улыбнулась. Нет, надо все же разок-другой пройтись по лезвию, так оно негоже. И даже легче на душе стало, когда решила так. Вернулась в дом, вытащила в кладовке из-под стола инструмент в ящике. Ящик этот, знала она, когда-то Борис Аркадьевич сколотил, Анин отец, тоже вот мастеровой человек жил, любил порядок, основательность. Близко его знать Петровне так и не пришлось, помер раньше времени, а так бы хорошо сейчас с ним на пару в огород выйти, пройтись по первой грядке. Видать, не суждено. Со вздохом и охом вытянула Петровна из ящика точило, пристроилась на крыльце, вжик-жи-ик, вжик-жи-и-ик… то искорка вылетит из-под точила, то блеснет на солнце освеженное лезвие… потеплело сразу на душе. Ничего не надо в жизни, а вот это надо. Чтоб немного покопошиться, изладить какое-нито дело. Право, хорошо, что решила подточить, а поленилась бы — совсем другой разговор был бы. Старуха послюнявила точило, перевернула лопату — и снова вжик-вжи-ик, вжик-вжи-и-ик… вовсе заблистало лезвие. Подняла лопату, попробовала остроту на палец. Звонкий звук, ширык-чирк, чирк-ширык… будто воробей весело чирикнул.

Теперь ладно, теперь хорошо. Убрала Петровна инструмент в кладовку, направилась в огород. Был там у нее свой заветный уголок. Откуда она и думала плясать начать. Это как и в старом дому, который снесли. Дом ей, конечно, ой как жалко, да что поделаешь. Жить уж в нем совсем невмочь было, развалился без хозяина. А вот огород еще жальчей. Потому и здесь ей нравилось, у Ани, — огород привораживал. Ну, и все другое, конечно, тоже неплохо — и вода тут тебе, и отопление, и ванная Алешку искупать, особенно когда крохой был. Без этого в нынешней жизни хорошего мало, Петровна это понимала. Да и потом, главное, к чему им жить врозь, когда можно вместе? Петровна и держалась этого…

Малинник вокруг огорода она давно уже привела в порядок, сушняк повыдергала, землю подвзрыхлила, тесемки с перевязанных в пучки тычинок, чтоб зимой от снега не надломились, поубирала. Малинники стояли тугие, красно-шелушащиеся, матерые — любо-дорого смотреть, а рядом свежие, прошлогодние побеги, еще не окрепшие, с зеленцой, с просвечивающей на свету мякотью плоти. Как раз с угла, где она сожгла малинный сушняк, Петровна и начала копать. Лезвие с приятным шипом, без натуги, по самый верхний окрай вошло в землю. Петровна улыбнулась, постояла немного, задержав ногу на лопате. И только потом сделала первый вскоп, перевернула землю, постучала по ней тыльной стороной, с чувством разбивая жирный наземный пласт на мелкие куски. И тут сделала второй закоп, с силой нажала ногой на лопату; земля с вжиком подалась, Петровна споро вывернула пласт наружу и опять разбила его лопатой. Добрая улыбка освещала лицо старухи.

Раз за разом Петровна все дальше продвигалась по гряде, припекало весеннее солнце, дул ветерок; старуха расстегнула фуфайку, скинула с седой головы платок…

— А вот простудишься, — услышала она.

Обернулась — махнула левой рукой:

— Нимало! А ну-к помог бы тоже бабке!

— Тебе хорошо. У тебя лопата есть. А у меня никогда ничего нету.