Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 4

В другом конце станицы, напротив, досужие языки уверяли, что бывший шкуровец ни в каком родстве с председателем «Эльбруса» не состоит, а является лишь однофамильцем; что в Вишняковскую этот однофамилец заявится, верно, на своей шикарной легковой машине, но не ради того, чтобы кого-то подкупать и сманивать, а исключительно для того, чтобы прихвастнуть перед земляками и наглядно показать им, как же роскошно живут люди за границей. На том же, другом конце станицы поговаривали даже о том, что Евсей Застрожный, как стало известно тому же майору Мельчакову, никакой не Застрожный и никакой не кубанский казак, а самый настоящий шпион, удачно переодетый и ловко загримированный под кубанского казака; что хотя ферма у него действительно имеется, но что главная его цель состоит вовсе не в том, чтобы сманивать Николая Застрожного и делать его своим управляющим, а в том, чтобы добыть важные шпионские сведения.

Нашлись и такие распространители «уличного бреха», которые утверждали, что Евсей Застрожный никакой не шпион и не фермер; что бывший шкуровец под видом раскаявшегося грешника возвращается в Вишняковскую для того, чтобы убить своего кровного врага Антона Силыча Колыханова, который в 1919 году в бою под Надзорным саблей зарубил брата Евсея — Мефодия, и потому, уплывая в 1922 году с разбитыми белогвардейцами в Турцию, Евсей поклялся отомстить за гибель брата, и вот час отмщения настал.

Под строжайшим секретом сообщалось еще о том, что Евсей Застрожный — это, безусловно, Евсей Застрожный, уроженец Вишняковской и бывший шкуровец. Однако в родную станицу он приезжает не шпионить и не убивать Колыханова. И никакой фермы Евсей не имеет, и жилось ему на чужбине несладко. Чтобы как-то прожить и не умереть от голода, старик за определенную плату согласился вернуться в Вишняковскую под видом осознавшего свою вину репатрианта единственно с целью завезти с собой, словно заразную болезнь, такие людские пороки, как жадность к наживе, скаредность, стяжательство, воровство, то есть все то, от чего вишняковцы с Октября 1917 года начали постепенно избавляться, хотя и не без труда.

Среди вишняковцев нашлось немало противников этих слухов. Они смотрели на жизнь трезво и утверждали, что Евсей Застрожный не шпион, не носитель заразы и что мстить за убитого брата не собирается; что многолетняя скитальческая жизнь на чужбине сделала старика не только обездоленным, лишенным приюта и крова, но и совершенно нищим, как говорится, и телом и душой; что в Вишняковскую он возвращается для того, чтобы поклониться в ноги своим землякам и просить у них прощения и приюта. Но этому мало кто верил.

В числе тех, кто этому мало верил, вернее, совсем не верил, был Антон Силыч Колыханов. Когда уже стало известно, не по слухам, а достоверно, что хорошо ему знакомый белогвардеец приезжает в станицу, изрезанное шрамами лицо Колыханова перекосилось в страшном гневе, в нервном тике задергалась верхняя, давным-давно рассеченная саблей губа и перед глазами живой картиной предстал бой под Надзорным. Два всадника, блестя в небе клинками, пришпорили коней и понеслись один другому навстречу. На выручку Мефодию спешил его отец — Фотий Застрожный. Колыханов зарубил Мефодия, но и ему тогда несдобровать бы, не подоспей на коне Иван Щедров. На полном скаку и с такой силой Иван Щедров потянул саблей, что старый Застрожный упал на конскую гриву и, заливая ее кровью, повалился на землю. Тут подлетел Евсей, выстрелил в упор, и Колыханов вместе с подстреленным конем рухнули на траву.

«Какая же это вражина пустила слушок, будто беляк раскаялся? Дескать, волк уже не волк, а овечка, и прибывает та овечка с повинной, — думал Колыханов, стоя посреди комнаты, раскорячив кривые кавалерийские ноги. — Да кто же этой брехне поверит? Ить классовый враг завсегда есть и завсегда будет классовым врагом. Как бы он ни хитрил, как бы ни подкрашивался под овечку, а звериное обличье завсегда выпирает наружу. Может, молодые да зеленые, вроде Николая и Анисы, не могут этого раскусить. А я вражеские козни вижу насквозь. Подседлаю коня и умчусь к Антону. Скажу ему: «Портреты боевых кочубеевцев висят на видном месте в музее, а в Вишняковскую пробирается тот, с кем мне и твоему батьке не раз приходилось скрещивать сабли…»

Он посмотрел на висевшую над койкой свою саблю и на деревянную пустую кобуру. Хмурил брови, чувствуя, как в груди копится боль. Больше всего старого воина возмущало, что шкуровцу не только было разрешено приехать в Вишняковскую, но и что Николай с Анисой решили поселить Евсея Застрожного в том самом доме, в котором жили престарелые колхозники, люди знатные, заслуженные. «Это же что получается? Рядом с лучшими людьми «Эльбруса» будет проживать наш клятый вражина!»

Свое костлявое тело Колыханов затянул портупеей, на левый бок повесил именную саблю с черненным по серебру эфесом, на правый — пустую деревянную кобуру. На груди у него, обрамленный кумачовым бантом, красовался боевой орден с уже облупившейся эмалью. Подтянул ремни, выпрямляя сутулые плечи, на брови надвинул низкую, серого курпея кубанку и, прихрамывая, зашагал в партбюро.

В то время, когда Колыханов, позвякивая саблей, шагал по улице, в кабинете у Анисы уже сидел Николай Застрожный.

— Только что звонил Мельчаков, — сказал он, не глядя на Анису. — Предупредил: в пятницу надо встречать заморского гостя.

— Знаю, — ответила Аниса. — Он и мне звонил.

— Черт знает что такое! Уборка в самом разгаре, а тут на тебе: принимай гостя! Жили вишняковцы мирно и спокойно. Вовремя отсеялись, завершили прополку, организованно начали косовицу. И как снег на голову — объявился земляк! Вот уж воистину, не было печали…

— Перестань злиться, Николай!

— Я не злюсь. Я смотрю на вещи реально.

— А этого мало. Надо заниматься реальными делами.

— Что ты имеешь в виду?

— Надо готовить место в пансионате. Я звонила Щедрову. Получила «добро». Щедров тоже считает, что пусть этот возвращенец первое время поживет на всем готовом.

— А потом?

— Видно будет.

— В пансионате ни одной свободной комнаты. Тебе это известно?

— А комната Воскобойниковой? Старуха давно собирается в гости к своей сестре в Армавир.

— Это что же получается? — Николай вскочил как ужаленный и зашагал по кабинету. — Черт знает что! Придумать такое — выпроводить Воскобойникову! А кто это станет делать?

— Ты! Только не надо выпроваживать, а надо попросить. Пойди в пансионат и уговори бабусю, чтобы она сегодня уехала к своей родственнице. И пожила бы там месяц или два. А чтобы дело было верное, снаряди свою «Волгу», выпиши для старухи нужные продукты. Словом, прояви внимание к старой женщине и поторопи ее.