Кэндзабуро Оэ - Избранное

— Отвечай, Короткий! — ломающимся голосом закричал Тамакити.

То же одновременно выкрикнул и Бой. Крики наполнили комнату. Отвечай. Отвечай, вопили подростки. Бывший солдат сил самообороны тупо уставился на Короткого. Вокруг бушевали крики. Даже Доктор кричал с возмущением:

— Отвечай, Короткий!

Короткий, молча смотревший на фотографии, был похож на загнанную крысу, которая мечется по огромной площади, не зная, куда бежать, где найти спасение. Возбужденные голоса подростков становились все громче. Короткий молчал, опустив голову. Такаки снова принялся чертить красным карандашом на конверте из-под фотографий какую-то геометрическую фигуру. Внешне он был спокоен, но по щекам, туго обтянутым кожей, расползался румянец.

— Сколько ты получил за фотографии, которые продал журналу? Отвечай!.. Наверно, столько же, сколько за фотографии голых девочек? Отвечай же!..

— Наших криков никто не услышит? — спросил Исана у Такаки.

— Вокруг стоят часовые. Они просматривают весь район, разумеется, за исключением прибрежных зарослей, — ответил Такаки.

Короткий аккуратно сложил валявшиеся на циновке фотографии. В движениях его рук, хотя и скованных наручниками, чувствовалась профессиональная сноровка. Превозмогая боль в затекших коленях, он с трудом встал сразу на обе ноги. Вид у него был потерянный.

— Я действительно делал эти фотографии и получил за них премию… Но совершенно забыл о них. И очень удивился, снова увидев. Я пытаюсь вспомнить, забыл ли я о них уже к тому времени, когда начал сжиматься. Я в самом деле потрясен, даже самому не верится, что можно так начисто забыть…

Тамакити вскочил и рукояткой альпинистского ножа ударил Короткого по голове. Короткий как подкошенный упал на колени, но сознания не потерял и остался на коленях. Руки, скованные наручниками, висели как плети. Но вот тело его снова обрело силу, и, как распрямляется, напившись воды, поникшая трава, он встал — сначала на одну ногу, потом на другую. И без всякого страха, тяжело дыша, продолжал грустно и спокойно:

— Я в самом деле забыл об этих фотографиях. И, увидев их, поразился больше, чем все присутствующие здесь. Возможно, из-за того, что стал сжиматься, я совсем забыл, что, кроме меня, существуют дети, которые тоже сжимаются. Но что это означает? Что означает тот факт, что я забыл о тех детях, хотя и был уверен в том, что и после меня среди людей беспрерывно будут появляться Короткие?.. Что означает этот факт?..

Короткий тяжело вздохнул и из-под его вспухших, посиневших век показались прозрачные слезы.

— Но все равно я, Короткий, виновен. Казните меня, — воззвал он плачущим голосом.

Атмосфера в комнате изменилась. Бывший солдат, хотя и не особенно тронутый стенаниями Короткого, все-таки немного расчувствовался и с туповатой прямотой спросил из-за спин молчавших подростков:

— А болезнь детей, которых вы фотографировали, не инфекционная? Может быть, вы заразились, когда фотографировали их?

— Разве такая болезнь может быть инфекционной? — возмутился Доктор. — Чего ты мелешь? Из-за таких дураков, как ты, и рождается дискриминация. Тупица.

— Что, что, дискриминация? — спросил бывший солдат недоуменно, но Доктор пропустил его вопрос мимо ушей.

Подростки не питали особой симпатии к бывшему солдату, но насмехаться над ним не стали. Они, точно утратив дар речи, впились глазами в стоявшего на возвышении Короткого. Наконец Красномордый нарушил гробовое молчание, повисшее в комнате:

— Короткий с самого начала признался в том, что виновен, и требует, чтобы его казнили. Мне кажется, он жаждет совершить самоубийство, — сказал он решительно, впервые дав возможность окружающим понять, почему он вместе с Тамакити представляет обвинение. — Но не хочет ли Короткий использовать нас как орудие самоубийства? Короткий ведь извращенный тип. Может, ему приятно, чтобы его казнили молодые ребята, — именно так он хочет совершить самоубийство? Потому что тот, кто казнит Короткого, окажется навеки связанным с ним. А загребут за убийство в полицию или нет, на это ему наплевать…

Красномордый умолк, покраснев сильнее, чем обычно. Откашлявшись, он продолжал свою обвинительную речь.

— Короткий, — извращенный тип, он мечтает о самоубийстве, но только от рук подростков. Он и ко мне приставал, предлагал всякое, а потом прощения просил, плакал. Было это? Вот теперь и канючит: я виновен, казните меня!

Красномордый совсем побагровел и умолк, а подростки по-прежнему хранили молчание, но это было молчание, готовое взорваться в любую минуту. Тамакити, считая слова Красномордого свидетельским показанием, которое он будто бы сам вытянул из него, с победоносным видом посматривал на Короткого, Такаки и Исана.

— Ну так как? — воскликнул он возбужденно. — К кому еще приставал Короткий? Признавайтесь. Поднимите руку. Красномордый же набрался смелости!

Короткий, у которого вспухшая голова, казалось, росла прямо из плеч, широко раскрыв глаза, жалобно рыскал взглядом по комнате. Бой и еще двое подростков подняли руки.

— И ты, Бой? И вы тоже? Ох и сволочь — воскликнул Тамакити, в голосе которого, скорее, звучала радость. — Вот это да! Бой, и вы оба тоже, поднимитесь сюда. Вы имеете полное право прямо сейчас учинить Короткому допрос!

Опустив голову, точно внимательно изучая винтовку, которую он держал в руках, Бой поднялся на возвышение и встал рядом с Тамакити. Тамакити, взглядом подгоняя двух других мальчишек, подождал, пока они, отводя глаза друг от друга, и в то же время стараясь двигаться согласованно, поднялись на возвышение.

— Что же ты, Коротышка? Проник, значит, в Союз свободных мореплавателей с двумя целями: сфотографировать нас, чтобы продать снимки еженедельнику, и еще совратить мальчиков. Все твои действия были заранее спланированы. Делая фотографии сжимающихся детей, ты решил из себя изобразить человека, тело которого сжимается. То же самое, наверно, и с твоими извращенными наклонностями? Нафотографировался, наверно?

Короткий слушал, опустив вспухшее, в кровоподтеках лицо, на котором выступили капельки пота. Как только Тамакити умолк, рассчитывая, что его издевательства приведут к взрыву негодования, он заявил:

— Называя меня извращенным типом, ты хочешь меня оскорбить. Как будто ты не видишь, что властвует сегодня в мире? Может быть, ты просто боишься притягательной силы того, что называешь извращением?

Не раздумывая, Тамакити ударил Короткого по лицу. Тот покачнулся, но удержался на ногах и выпрямился. Он нисколько не боялся Тамакити. Снова пошел в наступление Красномордый.

— Ты, Короткий, называешь это сопротивлением меньшинства и намекаешь, что противопоставлял себя тем, кто обладает в этом мире властью и силой. Верно ли это? — спросил Красномордый серьезно. — Так просил, так умолял, помнишь? Ты даже пытался вызвать сочувствие тем, что сжимаешься, — сказал Красномордый, побагровев от возмущения. — Мне, во всяком случае, ты говорил: давай противопоставим себя тем, кто обладает в этом мире властью и силой. Тамакити подхватил: