Павел Зальцман - Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

Возчики на разветвленье придерживают для расчета, слезают, крутят газетные обрывки и склеивают слюной козьи ножки. Петька торопится заплатить – «скорей наверх, к навесу». Телега тарахтит и пропадает быстро. Он бросается наверх, как будто бы уже все сделано и дальше дело пойдет. Он находит женщин у столба, дрожащих живых молодых женщин, а особенно девочку. Дождь прекратился, и как будто посветлело. Они сидели, терпеливо ожидая и прислушиваясь; ожившая Лидочка бежит за пищей. Петька заставляет кончить консервы, уверяет, что в таборе поел, роется в карманах, выколупывает из мусора два-три кедровых орешка и съедает. Подводы нет. В беспокойстве он решает пойти навстречу. Сестры ждут с нетерпением, его долго нет. Им становится неспокойно. Они боятся идти на поиски. Лидочка к вечеру расплакалась.

Настала ночь, а мужчин все нет. Дождь учащается. Пламя шипит по земле. Внезапно сестрам слышится шум сзади. Они оборачиваются с радостью, но вместо Петьки на освещенную землю вбегает черный щенок. Он отряхивается от дождя и глядит на них. От криков он не уходит, а устраивается рядом с Лидочкой и закрывает глаза. Сон клонит головы сестер. Дождь поредел. Костер задушил их дымом и мало греет, скорей опаляет, но сухие одеяла их угрели, а угольки побелели на рассвете. Они засыпают обе.

С длинных веток сыпятся хвоинки на железо рельс, на песок, пожелтевши. Быстрым шагом, нюхая шпалы, по насыпи бежит первый щенок. Остановившись, он трогает рельсу носом, слизывает капли дождя с выбоин шпал и опять торопится, вынюхивая за далеким поворотом пищу. Ели по бокам опускаются клином, насыпь взбегает вверх. В конце сквозь зелень белеет вода; над нею шумит ветер, к нему примешан грохот. Щенок одновременно видит впереди мелькающих людей, проеденную водой насыпь и мост из висящих рельс. Он спускается направо, проваливается в залитую траву и, выпрыгивая на бок насыпи, прячась, чем ближе, тем старательней, за сухие кусты, добегает до людей. С той стороны перетаскивают дрезину через поток по колени, замерзши; вещи переправлены и сложены кучей на верху насыпи. Две дрезины на рельсах по эту сторону – одна еще там. У вещей никого.

«Наконец-то запах пищи». Здесь пахнет вот чем: зелеными огурцами – сквозь дождь; и солнце выглядывает коротко; соленым сыром – ломти крошатся на зубах, с ними язык ощущает жир колбасы; нестерпимый запах переворачивает желудок; глаза устремляются к пище. Щенок выходит открыто на бок насыпи и по траве наискосок взбегает до корзинок. Обнимая одну обеими лапами, он просовывает нос под крышку в щель и зубами хочет отодрать, торопится, оставляет, перебегает от чайников к узлам, сбивая их с места под брезентом. Наконец, поосмотревшись, он приходит в себя и кидается за большую корзину, выглядывая огромными глазами, не заметили ли его. Но внизу все заняты дрезиной. По четырем стволам, через каменный хребет, торчащий разделяя поток, ее осторожно тащат до новых четырех стволов, упирающихся в этот берег, поддерживая толстыми палками. Часть людей в воде, другие ступают по стволам, избегая счищенных сучьев с проступившем клеем.

Щенок на животе отползает от корзинки и, просунув когти в тесный узел из двух концов платка, растягивает; погруженный в свою работу, он чувствует лапами банки консервов, твердые тела вяленых рыб и носом – грудинку; когти дырявят платок, нос роет тонкое белье и уткнулся в плетеную стенку. Внутренности узла ворошатся. Внезапно над ним, вокруг, отовсюду, руки вылезли, тянутся, корзинки сдвинулись, их поднимают – кряхтят в воздух бородатые люди. Они сгибаются и тащат, припадают от тяжести, шепчут хриплые слова, известные щенку по лагерю: «Давай эту… сухоребрую тащи… и другие тащи, ее мать…». Щенок упал с узла и отскочил из-под ног в сторону.

Снизу кричат все пятнадцать человек, и все пятнадцать, выскакивая из воды, оставив дрезину, балансируя на стволах шажками и добегая в три последних прыжка до берега, спешат, махая заранее руками, подбирая палки. Они оступаются и карабкаются, кричат: «Стой!»

Дальние фигурки, обняв вещи, бегут к повозке за деревьями по размытой дороге, в темноте под каменным склоном. Оставшиеся торопясь сыпят вещи под откос. Набегают запыхавшиеся проводники и сразу палками. Первый удар по ногам, за коленями, нагнувшегося валит мужика задом в хряснувшую корзину. Руки выпускают веревку. Второй – по шее и по уху, оглушив, одновременно носком в колено, а третий – палкой по плечу. Неловкий мужик зажал ногу в сапоге выше колена. Проводник отбрыкнулся в зубы. Мужик не выпустил, рванул обеими руками, палка ударила концом в песок; и покатились с насыпи двое, срывая стебли; на ходу, хотя и под пятьдесят, но с широкой костью, вдавил проводнику ребро, внизу навалился и вмял глубоко в траву, выдавив покрывавшую воду, – она влилась в рот, так что после долгого крика только раз булькнуло, – и поднялся с колен один. Сверху еще падают, роя локтями землю, над ними танцуют, крутя палку, пока мужики со стороны не валят камнем по голове. Камнем вышло сильней, чем палкой. Другого освободившийся проводник хватил за шею сзади и гнет назад; голодный, не сопротивляясь, пробует ногами бежать, руками рвется в сторону, но падает на спину; проводник ступил на ухо коленом и, навалившись, душит, вырывает из зубов лоскут шерсти; сверху свалился топор и пробил ему череп; он падает на хрипящего мужика, тот выползает, выплевывая песок, на коленях и тянет, хрустя зубами, за отступающие ноги. На тело садится второе. Отбежавший щенок визжит; случайный камень ударил рядом и прыгает дальше. Щенок припадает от желания скорей бежать – страшно и любопытно. Мужики отчаялись на помощь, но не выпускают вещи, из лесу бегут трое. Снизу уже взобрались; отставшие вмешиваются, наступая на топчущиеся ноги. Сверху по головам в прорванной рубахе на холоде камнем в крови бьет сухой старичок; в толчее, раздвигая опоры, падают два пассажира. Он оббегает вокруг толпы и, защищаясь руками, вытаскивает из-под тела разорванный чемодан, залезает седой головой в сторонке, выбрасывает белье, тетради и копченую рыбу, роет рукой и быстро ест.

Пассажиры разделились, увидели себя каждый одним, оставляют вещи и бегут, натыкаясь. Раскрытые рты у самых глаз отрываются. Первый роняет узел под ноги второму, тот споткнулся в босую пятку, без глаз, повис на шее вскочившего старика, на скрученном пиджаке, на вытянутой руке; затрещали полы, сжал шею, под ушами борода задралась вверх, и кусок, зажатый в глотке, вылез в рот. Старик упал, обхватив пассажира, тот в ярости хрипит; освободившись, вскакивает и кидается на страх на мужика, подбирающего раскрытый чемодан. Перед ним четверо встающих из земли вверх по косогору. Он замер на миг и затем вдруг прыгает с насыпи вперед, катится к воде, по ней, сбиваемый ею, на четвереньках, добирается до того берега, на насыпь, всползая с быстротой в траве, и, не зная как, встал, еще хрипя, не убегая, а преследуя, через две шпалы несется в дождевой темноте, пока не падает. Без движения, руками в воде, головой между шпал, тяжело дыша. Вдруг впереди возникает топот, спешное движение многих людей, которые поторапливаются; поднимаются издали фигуры, он скатывается с насыпи, и толпа навстречу проносится, отставшие догоняют и одинокие ковыляют вслед.