Всеволод Иванов - Серапионовы братья. 1921: альманах

По секретнейшему делу идет следователь Чепыга. По делу государственной важности. И конечно, никто не догадается, что это следователь. Никому и в голову не придет, что это идет следователь.

Вышел человек подышать свежим воздухом, и только. А может, и на любовное свидание вышел.

Потише, главное. Потише идти, и лицо чтоб играло, пело чтоб лицо — весна и растворение воздуха.

Иначе пропал тончайший план. Иначе каждый скажет: «Эге, вот идет следователь Чепыга по секретнейшему делу».

— Красоточка, — сказал Чепыга девушке с мешком. — Красоточка, — подмигнул ей глазом.

Фу-ты, как прекрасно идет. Тоненько тут нужно. Тоненько. А потом такое:

— А дозвольте спросить, не состоите ли вы в родстве… хе… хе…

Тут Чепыга остановился у дома. Во двор вошел.

Во дворе желтый флигель. На флигеле дощечка. На дощечке — «Домовый комитет».

— Прекрасно, — сказал Чепыга. — В каждом доме домовый комитет. В каждом доме, в некотором роде, государственное управление. Очень прекрасно. Теперь войдем в комитет. Тек-с. Послушаем.

Два человека сидели в заляпанной комнате.

— Ну, а что о политике военных действий? — спросил тенорок. — Какие новости, Гаврила Васильич?

— О политике военных действий? Наступают. Да-с. С юга генерал Врангель наступает.

— Очень хорошо, — обрадовался Чепыга. — Войдем теперь.

В комнату вошел и спросил, сам голову набок:

— Уполномоченного Малашкина мне по секретному. Ага. Вы гражданин Малашкин. Очень прекрасно. А дозвольте спросить, кто, в некотором роде, проживает в тридцать шестом номере? Да-с, в тридцать шестой квартире, именно в тридцать шестой.

У Гаврилы Васильича острый нюх. Гаврила Васильич почтительно:

— Старуха проживает. Старуха и актер проживают.

— Ага. Актер? — удивился Чепыга. — Почему актер?

— Актер-с. Как бы сказать… Жильцом и даже на иждивении.

— Гм. Актер. Расследуем и актера. Ну, а в смысле старухи. Не состоит ли старуха в некотором родстве, ну, скажем, с бывшими генералами? Да, именно с генералами не состоит ли?

Гаврила Васильич и руками развел.

— Не в курсе, — говорит, — совершенно. Да только тишайшая старуха, небогатая. Сын у нее, извините, в войне пропал. Жалкует и к смерти готовится; и местечко на Смоленском даже заказано. Тишайшая старуха.

А Чапыга руки потирает.

— По долгу, — говорит, — государственной важности расследуем и старуху, и актера. Прошу сопровождать.

Актер лежал на кровати и ждал Машеньку. Если не сробеет, то придет сегодня Машенька.

Актер лежал на кровати как бы с некоторой даже томностью.

— Ентре, Машенька, — сказал актер, когда Чепыга постучал костяшками. — Ентре, пожалуйста.

«Тут нужно чрезвычайно тоненько повести дело, — подумал Чепыга и к актеру вошел, — совершенно тоненько нужно».

— Извиняюсь, — обиделся актер.

А следователь прямо-таки волчком по комнате.

— Дозвольте, — говорит, — пожать ручку. Собственно, к старухе я. Однако некоторое отсутствие старухи принуждает меня…

— Ничего, — сказал актер. — Пожалуйста. Только сдается мне, что старуха, пожалуй что и дома.

— Нету-с. Совершенно нету. То есть придет сейчас. А дозвольте, из любопытства я, спросить, не состоите ли вы в некотором родстве с подобной старухой?

— Не состою, — ответил актер. — Я, батенька мой, артист, а старуха, как бы вам сказать, зритель.

— Тек-с. Очень хорошо, — удивился Чепыга. — Гм. Зритель. Вижу образованнейшего человека…

Тут актер и с кровати приподнялся, и в Чепыгу дым струйкой.

— Угу, — говорит. — Какое тут родство: темная старуха и артист. Я, батенька мой, человек искусства.

— Вижу образованнейшего человека, — бормотал Чепыга. — И книг чрезвычайное множество. И книги читать изволите по профессии?

— Читаю и книги. По профессии. К «Ниве» тут приложение писателя Горького.

— Тек-с… русская литература. Ну, а касаясь иностранной, южной, может быть, новиночки, через передачу. Из любопытства опять-таки.

— Из иностранного — «Гамлет» английского писателя.

— Удивительно, совершенно удивительно. Мало пишут английские писатели.

«Гм, однако, какого вздору я нагородил. И он-то как глаз отводит. Вот умная бестия. Гм, и с чего бы это я про книги? Да, касаясь южной новиночки, и через передачу… Опутать может. Ей-богу, опутает. Государственный ум…»

«Восьмой час, — подумал актер, вздыхая, — сробеет Машенька. Факт — сробеет… А молодой человек-то общительный. Про книги интересуется».

— Вы, кажется, про книги интересуетесь, не знаю имя-отчества, так вот тут Гамлета — роль. Я, знаете ли, все больше на трагические роли. По профессии. Мне все говорят: наружность у вас трагическая. И я действительно не могу, знаете ли, шутом. каким-нибудь. Я все больше по переживаниям.

«Плохо, — испугался Чепыга, — нельзя так. Не такой это человек, чтобы тоненько. Тут напрямик нужно».

Застегнул Чепыга пиджак на две пуговицы и встал.

— По делу, — говорит, — службы должен допросить вас и установить.

Испугался актер.

— Как? За что же установить, господин судебный следователь, извиняюсь? За что же допросить?

«Как пить дать сгрябчит. И за что? За что же, господи, сгрябчит?»

А следователь и руки в сторону, и голову совершенно набок.

— Не состоите, значит? Значит. Так-то вот и не состоите. А если, скажем, старуха призналась, выдала. Если, скажем, пришла сегодня старуха, гуляючи пришла и, дескать, так и так — выдала.

— Не состою же, господин судебный следователь.

— Гм, — сказал Чепыга. — Прекрасно. Фу ты, как прекрасно. А не скажете ли мне касаясь сборищ тайных у старухи, тайных собраний, и не приходил ли кто к старухе в смысле передачи корреспонденции?

У актера зыбко дрожали руки.

— Приходили, господин следователь. Супруга господина Малашкина приходила. Только я, господин следователь, с детских лет предан искусству… А к старухе, это точно, Малашкина приходила. Сначала про жизнь, господин следователь, дескать, плохая жизнь. Так и сказала: плохая, говорит, господин судебный следователь, жизнь.

А потом о политике военных действий, дескать, с юга наступают, господин следователь.

А Малашкина все старухе такое: чего ж, говорит, господин судебный следователь, от своего счастья отказываться.

А старуха отмахивается, отвергает, одним словом, не может, говорит, быть того, чтоб Мишенька в генералы вышел. Так и сказала: в генералы, господин следователь, вышел.

А дальше в комнате шу-шу-шу, а о чем, извиняюсь, не слышал.

А я, господин судебный следователь, могу даже подписку дать: в родстве со старухой не состою и не состоял, и не касаясь политики с детских лет по переживаниям…

И если дымом в лицо, господин следователь, недавно побеспокоил, струйкой по легкомыслию — извиняюсь.