Василий Росляков - Мы вышли рано, до зари

Аплодисменты.

— Хочу прибавить еще. Буйвола, товарищи, это не только Неаполитанский залив в степи, не только белоснежные яхты с парусами, это еще и рыба. В прошлом году она дала одну тысячу пять тонн живой рыбы. Все вы видите, сколько ее стало в городе. На автостанции, в магазинах, даже на улице у нас продают свежую рыбу. Вот вам степной город, овечий край!

Так. О благоустройстве, вот о танцплощадке, о магазинах и детском кафе. Когда я сказал о танцплощадке, вы засмеялись. Зря. Вы что, не любите танцевать? Нужна танцплощадка. Куда деваться несмелому кавалеру? Вот он потанцует с девушкой, и уже, гляди, дело на лад пошло, а так что ему делать? Будет ходить вздыхать. Дело не шутейное. Но пока нету в городе места. Подскажите, где устроить открытую танцевальную площадку? Не подскажете. Потому что нету места. Но мы найдем! К юбилею Победы отдельные места, занятые под братскими могилами, освободим, произведем перезахоронение павших воинов, чтобы у них был общий мемориал, общая братская могила. Это во всех отношениях хорошо. Сюда и школьники, и молодежь, и ветераны, вообще люди будут приходить, собираться по праздникам, лучше ухаживать будем за общим мемориалом и торжественней все будет. Но живые должны жить, молодые должны танцевать. Всему свое место.

Магазины. Сейчас у нас просто каторга. Вы заметили, какая жара стоит в наших магазинах? Продавцы задыхаются. Разве может в таких душегубках продавец быть вежливым, может улыбаться? Попробуйте… Сделаем кондиционеры в старых магазинах, откроем новые. Так. Нету колбасы в городе. Нету? Мало, так скажем, мало в общей сети торговой, потому что мы распределяем продукты, в том числе и колбасу, по предприятиям. Что ж, будем стараться. И эту проблему постепенно решим.

Вода. В городе двадцать две скважины. Питьевой воды достаточно, но в отдельных местах ее используют на поливы. Нехорошо. Для полива у нас имеется промышленная вода. И тоже в достаточном количестве. Не всюду еще водопровод. Но это временные трудности. По асфальтированным улицам наш город занимает первое место в республике среди городов нашего типа. И на грязь уличную уже нет жалоб. Так будет и с водой. Врачи говорят: надо пить кипяченую. Я лично пью сырую.

Когда заготовленные вопросы были исчерпаны, Виталий Васильевич предложил спрашивать с мест. Прошли неловкие минуты молчания, и вопросы появились, сначала робкие, несмелые, вполголоса, так что приходилось их повторять по нескольку раз, потом смелее, громче, и встреча снова набрала силу и пошла по нужному руслу. О чем только не спрашивали из зала. Даже о мороженом, которое почему-то в городе не могли делать, а привозили из Пятигорска. Завод-комбинат мирового значения — и нет своего мороженого. Сережу все подмывало спросить про этих мародеров, чтобы как-то вокруг этого поговорить, но он не смог сформулировать вопрос и поэтому сидел как на иголках. Нашелся и такой смельчак. Вышел к сцене, но не поднялся на трибуну, а стал спрашивать снизу. Он был в полинявшей футболке, вельветовых брючках, лицо и руки были черными, как у цыгана, видно, из степного села прибыл.

— Виталий Васильевич! — сказал он, с вызовом задрав голову к столу президиума под красным сукном. — Вот вы пригласили нас, отвечаете на наши вопросы. Это как надо понимать? Развитие демократии? Или игра с этой демократией? Я читал, как простые мужики из далеких губерний, ходоки, к Ленину прямо в кабинет приходили, вопросы задавали, искали правду. А ведь к вам не только простым мужикам, но вот и мне, уже не забитому мужику, ни за что не попасть в кабинет. Уже у входа патруль стоит, а там секретари, помощники, что да как да по какому делу. Снимут стружку, а в кабинет к вам не пустят. Дак что это сегодня? Новые дела начались или просто игра? Ответьте, Виталий Васильевич.

Лицо секретаря, белое, розовощекое, по которому все время кочевала улыбка, стало темнеть, терять улыбку, голубиные глаза чуть-чуть притухли, не так уже сияли, как минуту назад. Виталий Васильевич прокашлялся и наклонился к микрофону:

— Скажите, пожалуйста, вашу фамилию и откуда прибыли, видно сразу, что степняк, чабанский загар.

— Это не имеет значения, — ответил степняк и уверенным шагом прошел между рядами к своему месту.

— Хорошо, я не против инкогнито, — тоном ниже заявил Виталий Васильевич. — Хорошо. Ко мне лично, дорогой товарищ, пройти всегда можно. Но вы, разумеется, не поверите на слово. Поэтому надо говорить по существу. Такие явления, конечно, имеются. Не к каждому секретарю можно сразу попасть, тут вы правы. Что сказать на это? — Виталий Васильевич задумался. — Уже порядочно лет тому назад, когда я учился в ВПШ, в Москве, точно такой вопрос, так же ссылаясь на Ленина, задал наш студент на встрече с важной по тем временам фигурой. Знаете, как он ответил? При Ленине, сказал он, государство было еще очень молодым, неукрепленным, теперь мы живем в зрелом государстве и проходной двор из кабинетов делать не намерены.

Дружно засмеялись. Виталий Васильевич выждал.

— Смешно, правда? Смешно. Но не очень. Я бы мог, конечно, повторить насчет проходного двора, но не буду. Вопрос задан не такой простой, как может показаться поначалу. Не знаю, в полной ли мере понимает сложность вопроса задавший его. Не уверен. Вот я в данных условиях не берусь ответить на него. Много, слишком много стоит за этим вопросом. Но уходить от ответа тоже нехорошо. Коротко и в самой общей форме, это, конечно, ненормально. Тут что-то поправлять надо. И крупно. Баррикады кабинетные — это плоды серьезных негативных явлений, к сожалению, давно сложившихся. Вы знаете, я бы все это связал с духом товарищества, который как-то подвыветрился в наших рядах. Над этим надо думать. И работать.

Пашка локтем поддел Сережу и вопросительно заглянул ему в лицо.

Сережа переживал странное чувство. Ему хотелось упомянутого духа товарищества, он даже думал, что дух этот в общем сохранен, не выветрился, а в то же время что-то подсказывало ему обратное: пропал дух, ушел незаметно, и это раздвоило его сознание. Он не знал, на что опереться, а хотелось опереться. Видно, так и должно быть, заключил он про себя. Все в движении. Был дух — пропал. Теперь на новом уровне надо возрождать его. И парень, что задал вопрос, был почти ровесник ему, может, на несколько годков постарше, но он был его поколения. Если это поколение поняло, что дух пропал, оно возродит его, и он тоже будет вместе с другими работать над этим.

Пашкины подначки, подзуживания не действовали, он не отзывался на них. И Пашка отстал. Он только спросил уже на выходе:

— Дельный мужик?

— Дельный, — отговорился Сережа.

Пашка зашел с Сережей в универмаг. Давно он охотится за батарейками и никак не может попасть, когда они есть в продаже. Села батарейка у соловья, а без нее не поет электрическая птичка. А надо, чтобы пела.