Иван Щеголихин - Дефицит

— Давление у тебя нормализовалось?

— Да, все в порядке.

— А ты не торопишься? Смотри, лучше бы еще полежать.

— На том свете полежу. Дела ждут.

— Какие могут быть дела, когда у тебя криз?! — рассердилась Марина. Если бы у нее был нормальный муж, как у других, ей не пришлось бы сегодня нервничать, звонить, унижаться и лицемерить. Да разве только сегодня?

Уже месяц, как она дрожит, зависит от кого угодно, лебезит, холуйствует с тех пор, как Катерина пошла сдавать экзамены. Да и только ли этот месяц, а что с ней было последний год? Да только ли последний?.. Ну чего ему стоило поговорить с Сиротининым там, в палате, с глазу на глаз? Достаточно было намека. Уж кому-кому, а Малышеву профессор не отказал бы. Но муж ее, видите ли, принципиальный, порядочный, видите ли, считает ниже своего достоинства и прочее, а ты, жена дорогая-ненаглядная, крутись-вертись, унижайся и хлопочи, чтобы всем им было легко и удобно. Вот так все годы она пластается за дочь, за мужа, за себя, за каждого в отдельности и за всех вместе. И если капризы Катерины обходятся ей в копеечку, то бескорыстие мужа обходится ей куда дороже.

Борис так и не позвонил. Спала она плохо, зато придумала четкий план его перехвата.

Утром, в семь тридцать, Марина уже вышла из дома. Сегодня он от нее не спрячется, она должна его взять живым или мертвым. Брать, конечно, надо только живым — и пусть он попробует увильнуть! У Катерины физика, и этим все сказано. Встала на дороге, на выезде между домами и стояла, как автоинспектор, принимая приветствия знакомых из дома медиков, из дома актеров — не соскучишься. Взяла бы газету, уткнулась бы, но нельзя, надо смотреть в оба, проскочит мимо, не догонишь, не докричишься. Сегодня она шлагбаумом ляжет на его пути, но не пропустит. Не выпустит его из своих цепких объятий. Стояла, ждала, нервничала. А если он не один поедет, если Анюту повезет на рынок за свежей говядиной с утра пораньше, а тут она стоит на дороге, ждет — чего, спрашивается? Того, чтобы Анюта прямо здесь, на улице, устроила им театр драмы и комедии?

А Бориса все нет и нет. Не вздумает ли он поехать другой дорогой? Она резвой козочкой быстренько проскакала между домами, держа в поле зрения дорогу, выбрала место, откуда видны были гаражи, — все они пока еще заперты, слава богу, — и стала вести наблюдение. Если он выйдет один, Марина ляжет под колеса, но его не упустит. Если же он выйдет с Анютой… ничего не остается, как лечь опять же под колеса, чтобы уже не вставать.

Двери его гаража закрыты, значит, он еще дома. А может быть, уже уехал? Посмотрела на часы — пять минут девятого, еще рано, а ей уже показалось, что она часа полтора тут мается, каблуки сбивает. Пальцы в туфлях ныли, поясницу ломило — попробуйте-ка уже тридцать пять минут стоять и смотреть-смотреть, да еще психовать на тему: уехал или не уехал? Наконец забрезжило вознаграждение за муки, появился Борис, чистенький и наглаженный, один, слава богу, не спеша открыл гараж. Но женушка его может и потом выйти! Борис вывел машину, сейчас он поедет. Марине предстоял срочный выбор — или дождаться выйдет-не выйдет Анюта, или опрометью бежать к месту выезда из квартала? Предпочтительнее второй вариант, от Анюты Марина как-нибудь отбрешется. — Спотыкаясь, заспешила через газон напрямую, сокращая путь, успела. Встала у обочины, заметила, что он ее увидел, но еще и сумкой помахала, чтобы не вздумал он слепым прикинуться. В том, что он прятался от нее вчера, она уже ни капли не сомневалась.

Борис притормозил машину, перегнулся за стеклом, открыл дверцу.

— Доброе утро, Мариночка. Садись, не проходи мимо.

Она еле втиснулась, никак не могла приспособиться к этим «Жигулям», хоть боком влезай, хоть задом, хоть так, хоть этак, все равно прическу собьешь или юбку по шву распустишь. Ногой снаружи опираешься, чтобы влезть, и юбка скользит, задирается до самых трусов, идиотская машина, кто придумал такую модель, провалиться бы ему и не вылезть. Момент посадки, одним словом, не добавил Марине успокоения.

— Доброе утро, Борис, — ответила она сквозь зубы, захлопнула дверцу изо всей силы и опять же ощутимо задела себя по бедру и чертыхнулась.

— Я собирался звонить тебе прямо сейчас, — сказал Борис, оправдываясь. — Из дома, как ты понимаешь, невозможно. Вчера завертелся, хочешь верь, хочешь не верь.

Видно было, что он лжет, не стал бы звонить с утра, а сразу бы дал команду своей дежурной отвечать на звонки, как вчера. Чем же она ему не угодила? Почему он так обнаглел? Да и с какой стати она должна ему угождать? Кто кому должен быть благодарен, в конце концов? Вот поймала его, уселась в машину и не отпустит теперь, пока своего не добьется. Первым делом следовало отчитать его за вчерашние прятки.

— Ты должен был догадаться, что если я так настойчиво трезвоню, значит, есть на то веская причина!

— Откуда же мне знать, Мариночка? Я думал, Анюта звонит, а мне этого счастья и без телефона хватает.

— Но если я вынуждена была пустить в ход придуманную тобой глупость про отдел доставки, следовательно…

— Ты не торопишься? — перебил Борис.

— Причем здесь торопишься-не торопишься? — Вместо того, чтобы спросить, в чем дело, он снова виляет. — Я могла ожидать от кого угодно, но только не от тебя.

— Глянь сюда! — опять перебил он и показал пальцем на приборы перед собой. — Бак пустой, стрелка на нуле лежит, давай на заправку заедем, видишь? — Он тыкал пальцем, как будто она разбирается, пусть Анюте своей показывает, она его проверяет по всем стрелкам и цифрам, километраж записывает и расход бензина, а по грязи на колесах может еще и определить, по какому маршруту он возил за город свой «пэрсик».

Поехали на заправку, хотя Марине хотелось ему сейчас запретить все на свете.

— Как там Малышев, оклемался? — спросил Борис невозмутимо.

— Заставил весь день меня волноваться, рвать и метать!

— А что с ним опять?

— Да не с ним, а с тобой что?! Звоню-звоню, как…

— Как пономарь, — подсказал Борис.

— На тот свет легче дозвониться, чем к друзьям, которые от тебя прячутся, как собака от мух.

— Нехорошо, Мариночка, неэстетично.

Он и сегодня намерен увильнуть от разговора, а ведь прежде первым делом спрашивал, как там контингент, подбирается? Однако же, не надо подражать Анюте, у него иммунитет к бабьему визгу. Марина скрестила руки на груди и потерлась спиной о сиденье. Сказала мирно:

— Нам надо поговорить, Борис.

— Всегда готов, но сначала заправимся.

Возле заправки длиннющая очередь, неужели он будет ждать, это же до вечера?

— Потом заправлюсь, — решил Борис. — Ты, я вижу, спешишь, поехали.

— Нет, давай подождем! — Ишь ты какой, «ты, я вижу, спешишь». Никуда она не спешит, не прикидывайся.