Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

Вылетел он пулей мимо меня. К двери — и до свиданья. Красный был, что тебе рак: все-таки малость проняло…

Сергей Кузьмич умолк и полез в карман за папиросами. Багровый отблеск догоравшего костра освещал его нахмуренное лицо, которое казалось теперь печальным и словно бы обиженным.

— Ну, а дальше? — поинтересовался Широков. — Чего ж дальше-то? Как оно там?

— А что «как»? — неохотно продолжил Сергей Кузьмич. — Известно, что дальше… Родила. Когда я ее из больницы вез, попросила в сельсовет привернуть. Получила сразу свидетельство о рождении сына, не затягивая, значит. Чтобы все честь по чести. Фамилию ему, конечно, свою. Отчество, понимаешь, тоже от себя… Валентиной ведь ее зовут. Ну, и вышел Константин Валентинович, сын своей матери. Здоровый мальчишка растет.

Да. Еще там, в сельсовете, секретарша — настырная такая у нас бабенка, никакого такту нет — стала допытываться: «А нельзя ли, говорит, полюбопытствовать, кто у этого чудесного парня папаша?» Вот ведь! Валька хоть бы бровью повела, не смутилась ни капли. «Нельзя», — говорит. Секретарша опять, будто бы между прочим, а сама зубы моет: «Что ж, соглашается, нельзя так нельзя. Правда, шила в мешке не скроешь: вырастет, и выльется все наружу. Сразу будет видно, на кого похож». И опять Валька хоть бы что, на все ответ приготовила. Поглядела на секретаршу, как на пустое место. «Ничего, слышь, не беспокойтесь. Этот сын никогда не будет похож на своего отца!» Так и отмочила. Секретарше и крыть нечем… Вот ведь она какая, Валька-то. Тут и разберись, что она за человек. Никак я ее не пойму. Давно думал вам рассказать, как вот вы ее рассудить возьметесь? Да-а…

Сергей Кузьмич подождал отклика на свой полувопрос, не дождался и перевел взгляд с костра на слушателей… Панин спал. На его губах застыла ироническая улыбка. Комар, воспользовавшись сном наследника Гоголя и Щедрина, наливался кровью на его шее. Широков при мерцающем свете костра быстро черкал что-то на блокнотном листке. Карандаш от нажима то и дело прокалывал бумагу.

Слов, обращенных к нему, поэт не расслышал.

Город недавно родился, и Сергею порядком досталось, пока он разыскивал квартиру Нины. То его посылали в одну сторону, то в другую. Жители еще сами не разобрались в названиях улиц как следует и путались. Да и некоторые улицы состояли пока из одного дома, за которым открывался огромный пустырь. И Сергей колесил по этим пустырям, затем попадал на ярко освещенные, вполне благоустроенные улицы и снова углублялся в темные заснеженные пустыри.

Наконец он отыскал нужную улицу и нужный дом. Взошел на третий этаж и остановился у двери, за которой жила Нина.

В школе он был влюблен в Нину. И все знали об этом и не удивлялись: половина мальчишек класса была влюблена в Нину. Нина была и симпатичная, и училась хорошо, и, что особенно привлекало в ней, по суждениям своим казалась значительно взрослей и разносторонней одноклассниц.

А теперь, конечно, все у Сергея давно прошло. Но в душе сохранилось приятно-грустное воспоминание, и хотелось увидеть Нину, и поговорить, и вспомнить. Сергей позвонил.

Дверь открыла Нина. Была она такая же симпатичная. Нет, несколько даже похорошела. Стояла перед Сергеем изящная молодая женщина, и в ее карих, немного изумленных глазах малюсенькими блестками вздрагивала радостная усмешка.

— Сережка! Ты? Вот неожиданность… Да какими судьбами ты здесь оказался?

Она забрасывала его вопросами, пока он раздевался и проходил в гостиную, обставленную очень прилично и со вкусом. Слушала его ответы и полуотвечала за него сама:

— Ты ведь у нас теперь — известность. Читала я твои статьи. И очерки. А возмужал-то как! А помнишь, мы дразнили: «Сережка, Сережка — голова с лукошко»? Женат? Да, ведь мне писали, что убежденный холостяк. Чего же ты? Пары нет?

Сергей слушал ее оживленную болтовню, смотрел, как она быстро и легко передвигается по комнате в ярком и, видимо, дорогом халатике, и чувствовал себя уютно, словно он сидел в этой комнате сотый раз. Сразу позабылось и то, что он долго блуждал по улицам и пустырям, прежде чем попасть сюда. Будто перешел знакомую улицу и зашел посидеть в квартиру, чуть ли не соседнюю со своей.

— Сына моего не посмотришь — жаль, — продолжала Нина, собирая на стол посуду, — он сейчас у бабушки гостит. Увезла на месяц. А муж скоро заявится, — она взглянула на большие настенные часы. — Скоро-скоро. Поужинаем. Вспомним совсем недавнюю молодость. Верно, Сережа?

— А ты где работаешь? — спросил Сергей.

— В химлаборатории. На предприятии тут одном. Ну вот, все готово. Сейчас придет муж, и мы…

— Скажи, как хоть зовут-то его? — перебил Сергей. — Чтоб я сразу мог обратиться, назвать то есть.

— Михаил Артамонович. Да тебе разрешается просто Мишей. Хоть он нас немножечко и постарше.

— А он у тебя где работает? — поинтересовался Сергей.

Нина вышла на кухню, оставив дверь открытой. Крикнула оттуда:

— Он у меня — наследник Елисеева!

— Как, как? — не понял Сергей.

Нина вернулась, подошла к шкафу, сказала, смеясь:

— Наследник, говорю, Елисеева. Купец такой был. Знаешь? Магазины большущие. Слыхал, наверно? В общем, в торговле, — пояснила наконец она, отвечая улыбкой на вопросительно-недоумевающий взгляд Сергея.

— А-а, — сказал Сергей. — Так кем же он там?

— Да у него должность длинная, не выговоришь, — рассмеялась Нина. — Торговец, да и все. Ладно, — махнула она рукой. — Ты лучше расскажи, как прошла твоя командировка.

«Что-то она о муже-то не больно», — подумал Сергей, уловив в голосе Нины нотки, заставившие его насторожиться, и стал рассказывать о цели и результатах своего приезда сюда.

Нина слушала внимательно, можно сказать, с увлечением. Она задавала Сергею дельные вопросы, поддакивала, а то сидела молча, казалось, раздумывала. Сергей, почувствовав живое восприятие, увлекся и сам сознавал, что говорит интересно.

— Д-да, — со вздохом сказала Нина, когда он кончил. И, похоже, с завистью добавила: — Интересная у тебя работа, Сережа.

— Всякая работа по-своему интересна, — выложил Сергей прописную истину, внутренне гордясь и работой своей, и завистью Нины.

— Ну нет, — как-то неохотно запротестовала Нина. — У меня… Да нет, у меня еще ничего, — словно раздумывала она вслух.

— А у мужа, — осторожно поинтересовался Сергей, — у него, наверное, немало интересного?

— Как же, — насмешливо отозвалась Нина, — есть о чем поговорить. Купи — продам. Недомер, недовес. Тоже нашел — кино, литературу, театр… Да и неразговорчивый он у меня, — словно спохватившись и желая смягчить то, что высказалось, проговорила она быстро.

И столько уловил в ее тоне Сергей скрытого раздражения, насмешки и даже презрения, что крякнул про себя: «М-да, мужа-то она, видно, того… Уважает».