Медеу Сарсекеев - Клад

— Ильяс! Ты красиво говоришь о себе. Но не к ночи твоя исповедь, — прервал непрошеного гостя Жаксыбеков. — Зачем пожаловал?

— Не торопись, Кали! — Прежний сокурсник отыскал среди принесенных кульков и свертков небольшой чайник, прихваченный на этаже, наполнил горячим напитком чашки. — Я по делу… Не вымаливать у тебя прощения за грехи… По делу, которое, быть может, важнее наших достижений и ссор вместе взятых.

Говорил Ильяс Мурзаевич серьезным тоном, и Жаксыбеков, вглядываясь в одутловатое лицо гостя, подошел к столу, придвинул к себе наполненную чашку.

— Полагалось бы пригласить тебя домой — знаю: откажешься. И старуха моя сегодня в отъезде…

Жаксыбеков неспешно опустил в свою чашку сахар. Помешивал, приглядываясь к позднему собеседнику, не спешил со словом. Он понимал: Ильяс по пустяку не станет ломиться в дверь в такой поздний час. Редко в ком из своих знакомых испытывает нужду. Чаще идут к нему, высиживают по полдня в приемной! Можно подумать: чувствует все же опасность…

Кудайбергенов вел себя за столом все так же уверенно, как и при появлении здесь. Его улыбочка раздражала Кали Наримановича. Комиссия?.. Она, похоже, подстегнет, и весьма больно, обоих, слишком далеко ушедших в межведомственной тяжбе. Отношения между ними — были ли они когда-нибудь нормальными? — сошли на нет. На совещаниях стараются друг друга не замечать. Чаи за одним столом не гоняют, оказывается, уже тридцать лет и нужды в такой компании не испытывают. Жаксыбеков представить себе не мог, что кто-то из них может нарушить сложившиеся намертво отношения. Вот так ворваться в номер, считай, среди ночи.

Ильяс так долго готовился к беседе, зацепляя хозяина номера покамест по пустякам («Тебе горяченького добавить? Почему конфеты не берешь?»), отхлебывал из чашки, добавлял из чайника, что Кали Нариманович хотел было позвать к себе на помощь из соседнего номера Казтуганова. Вовремя вспомнил: вечером Казыбек уходил в дом тестя, где его ждали домочадцы. Но вот Кудайбергенов отодвинул от себя чашку, сказал, посмотрев на темное окно:

— Я знаю: ты меня ненавидишь… Не могу похвалиться своими чувствами к тебе и я.

— Затем и приехал, чтобы сообщить эту новость?

Кали Нариманович на всякий случай отправил под язык таблетку.

— Боишься меня, как смерти? — нехорошо хохотнул Кудайбергенов. — Ладно, не стану убивать. Да ведь говорить-то все равно придется. А новость не из лучших. Для меня она хуже, чем для тебя. Мне ведь первому ехать к тебе пришлось.

Он опять захохотал и долго смеялся, держась за край стола, а полагалось бы придерживать живот, который колыхался, будто кузнечный мех, свесившись между толстенных ляжек.

Смех его был, как все, что он делал, неискренним, резал слух.

— Ильяс, а ведь поздно, люди за стеной спят… Может, пора сказать, с чем приехал?

— Ну, ладно, ладно. Не лезь в бутылку. Давай сначала хоть немного о наших делах, коль свиделись… Сегодня или завтра сдадим Шокпарское месторождение. Предварительную экспертизу уже прошли, осталось утвердить открытие в ЦКЗ. Хочу преподнести сюрпризик всем вам. А прежде всего — нашим ревизорам. Гиганты, подобные Шокпару, случаются раз на веку… Почему бы не порадовать, даже среди ночи. Как бы обкому вместо выговора не пришлось готовить мне орден. А может, и повыше. Табаров, как знаешь, уже сдался, лапки сложил, не пора ли и тебе сменить гнев на милость?

— Как вести себя Табарову — это дело его! — отрезал Кали Нариманович, возмущенный наглым предложением.

— Пожалуй, ты прав. — Ильяс протарабанил кончиками пальцев какую-то замысловатую трель. — Да, спешить некуда. Тем не менее пора нам прекратить ставить друг другу подножки. Мы немолоды, волосы давно седы, здоровья у каждого чуть, все награды получены. Иной раз думаю: для чего мы так стараемся? Близится час, когда и тебе, и мне отмерят по три метра в длину, полтора в ширину. Придавят камнем из местного гранита, если не пожалеют камня, напишут фамилии. Косая уже стучится в двери, а мы продолжаем волтузить друг друга, схватив за грудки. Неумолимый счетчик перед последним стартом включен: десять лет, девять, восемь… Сколько их осталось перед взлетом в небеса? Будет руда через десять лет или не будет — из камня не выйдешь и не спросишь у соседнего камня… Выгребут ямки с рудой здесь твои молодцы, найдут в других местах, привезут издалека, если руда вообще понадобится.

Кудайбергенов выдохся, смолк на минуту и после паузы продолжал:

— Куда умнее нас оказались старухи… В этот самый час, когда мы здесь пытаемся наладить разговор, моя жена сидит в обнимку с твоей в Актасе. Они спокойненько гоняют чаи, возможно, из такого же электрического чайника…

Жаксыбеков поднял подбородок, уставился слегка расширенными глазами на Ильяса. Он и при самых деловых разговорах затруднялся о чем-либо спрашивать у Ильяса, а теперь…

— Да, — вел свою интрижку дальше Кудайбергенов. — Бабки-то наши, Сагила с Нагимой, помирились раньше, чем это сделали мы с тобой, и теперь вряд ли когда разойдутся… Не веришь? Позвони домой.

— Ты на все способен! — буркнул Кали Нариманович, чувствуя, что ему становится жарко отнюдь не из-за чашки выпитого чая.

— Уволь, не во мне дело! — возразил Ильяс — На что-нибудь, возможно, и я горазд, не скрою, но чтобы сотворить такое, извини, моей фантазии не хватило бы. Помириться с тобой? Если бы мне самому об этом сказали, в драку полез бы с любым чудаком.

— Ты считаешь, что мы помирились? Из-за Шокпара? Но там еще проверки на год. Не исключено: и Шокпар — авантюра…

— Не нам судить! — оборвал собеседника гость. — И все же вот тебе моя правица! Впрочем, по такому случаю кстати будет только рюмка коньяка. Сейчас поймешь и первый предложишь тост.

Ловким движением рук Ильяс Мурзаевич открыл бутылку. Наполнил две рюмки.

— За наших детей! — сказал торопливо. Не дождавшись ответных слов, опрокинул себе в рот коньяк. — Дети оказались умнее нас, дружище!.. Так и должно быть. Словом, Калеке, мы стали сватами. Хочешь не хочешь — родня!

Жаксыбеков медленно поднялся над столом. Губы его невнятно шептали:

— Что ты мелешь? Какие мы с тобою сваты?

— Уже волнуешься! А я ведь предупреждал: новость поважнее Шокпара! Твоя Ляззет решила связать судьбу с моим Кизатом! Только и всего. И случилось это не сегодня или вчера. Молодые давно живут под одной крышей. Не удивляйся: так теперь решают свои дела современные Ромео и Джульетты… Возьми еще таблетку, Калеке, и успокойся. Завтра молодожены прилетают в Ускен. Потому Нагима подалась к Сагиле потолковать о своих родительских обязанностях в данной ситуации. Дети притушили затянувшийся спор, внуки и совсем его погасят… Ты недоволен? Или я тебе сват неподходящий?