Медеу Сарсекеев - Клад

Как раз фактов в его работе недоставало. Эксперименты лишь начинались. По его методу начали бурить на Кольском полуострове. Подобралась надежная группа энтузиастов из числа аспирантов и вообще людей, поверивших в авторитет доктора наук. Есть обнадеживающие результаты. Правда, весьма скромные. Руководство института проникается к нему все большей симпатией как человеку смелой мысли. Советуют брать пробы пошире. Подыскать еще какой-нибудь регион. Короче, вербовать сторонников.

Нынешняя поездка Табарова в Томск помимо ознакомления с новинками геологической науки имела подспудную цель: уговорить сибиряков, располагающих разносторонними традициями, принять на вооружение метод, родившийся в среде столичных коллег. По крайней мере заручиться их поддержкой, приохотить, заинтересовать. Поиск лишь в одном месте — это еще не гарантия успеха.

В голове Виктора Николаевича уже складывалась некая модель завтрашнего выступления. Он предложит одну-две формулы, оттолкнувшись от того, что известно любому геологу. Затем поведет нить доказательств непосредственно к новой теории. А когда почувствует, что делегаты конференции кое в чем разобрались, представит свою модель как логическое завершение строгих расчетов. В схемах и формулировках Табарову пока нет равных. Здесь его конек. А дальше один-два факта из того, что получено на Крайнем Севере… Дело-то ведь новое. А все новое само по себе любопытно.

Виктора Николаевича уже влекло к тем двум, заранее составленным формулам. Как полезно для гимнастики мозга позаниматься хотя бы полчаса в день вычислениями! Мир цифр оставался его стихией. Рождению симметричной теории он обязан давней привычке моделировать, искать взаимосвязи между человеческой фантазией и незыблемой логикой чисел.

«Да, придется все же начинать с математической выкладки. В зале в основном инженерия, язык формул им не чужд. По крайней мере получится хорошая интрига… Умный сразу уловит суть, а для дураков… я не работаю».

— Добрый вечер! — послышался знакомый голос сбоку.

Машинально взглянул на часы. Оказывается, минул час, как он сидит в одиночестве под звуки оглушающего оркестра, веселящего публику в зале. Лида заметила на его лице тень недовольства.

— Давно пришел? Ну, прости. Что ни говори, я все-таки женщина.

На ней серый, с широким отворотом вечерний костюм, пышно взбитые волосы. Это «прости» прозвучало скорее игриво, чем прочувствованно. Она произносила слова с некоей обреченностью и немного даже с вызовом, будто хотела разрушить его безмятежность, потешиться его растерянностью. Слегка подкрашенные губы женщины плотно сомкнуты. На верхней губе, когда приглядишься, еле заметные морщинки.

Положил перед нею меню.

— Что будем пить? Чем закусывать? Помни: ты хозяйка за нашим столом.

— Для меня бутылку лимонада… А еще, если не обременительно, порцию мороженого. Себе выбирай что хочешь.

Она успокоилась, оглядела кабину, найдя цвет обивки слишком мрачным.

Табаров прикусил язык. О чем бы ни сказал — скрытый протест, несогласие. «Почему бы и не покапризничать?» — тут же оправдал он женщину. Решил не навязываться с услугами. Передал меню подошедшему официанту.

— Подберите сами. Повкуснее. А мы будем есть по известному принципу: «Лопай, что дают»!

Лида рассмеялась и сложила вместе ладони, будто хотела поаплодировать невольному экспромту.

Сидели молча, исподволь приглядываясь друг к другу, пока официант не вернулся с подносом, уставленным яствами. Молодой человек, высокий, неестественно худой, со впалыми от недосыпания глазами, склонил взлохмаченную голову, пригласив к ужину. Стол был уставлен плотно, однако на нем не оказалось ничего лишнего, чего не хотелось испробовать ради интереса. Венчал аппетитное убранство стола армянский коньяк.

Официант открыл бутылку, налил обоим по неполной рюмочке и, пожелав приятного вечера, отошел, меряя зал длинными и прямыми, будто циркуль, ногами.

— Слышала, он сказал нам «добрый вечер»? — напомнил Виктор Николаевич.

— Да, слышала.

Табаров удовлетворенно качнул подбородком, поднял рюмку.

— За нашу встречу! Когда-то виделись чаще. И, кажется, встречи приносили больше радости.

— Ты, Табаров, как всегда, прав.

— Может, просто логичен? — вырвалось у него.

Лида вздохнула:

— Умен, Табаров, умен.

— Мне везло больше.

— На ротозеев, Табаров.

Виктор Николаевич слегка возмутился.

— Да что ты заладила: «Табаров, Табаров»! Между прочим, у меня есть имя. Был ведь когда-то Виктором и даже Витей… Скажи: был?.. А что, если мы тостик за возвращение в молодые годы? Не поддержишь? Слабо?

Табаров опрокинул рюмку в рот.

Скворцова, омрачась воспоминаниями, подержала перед лицом рюмку, но выпить не решилась. Прикоснулась краешком к губам, поставила обратно. Не влекло женщину и к еде. Она словно не замечала того, что стояло перед нею, дразня запахами.

Виктор Николаевич как ни в чем не бывало набросился на еду. Раз и другой посмотрел на ушедшую в свои мысли женщину и, ничего не говоря, продолжал ужин.

Наконец отложил вилку, отер салфеткой губы.

— Ты, вижу, не в настроении… Если позволишь, я расскажу о себе… Для меня важно сейчас то, что ты выслушаешь. — Прокашлялся, тронул зачем-то стул, выравнивая его, придвинувшись ближе к ней, положил руки на край стола. — Так вот, прошу: не считай меня таким уж бессердечным… Я сильно переживал нашу ссору. Пытался понять, в чем моя вина. И ничего другого не придумал, как полное отсутствие призвания к семейной жизни. Хорошо понимаю: мое нынешнее существование — однобоко, в чем-то, быть может, уродливо, в общем, ненормально… В моем отрешенном бытии немало от затворника. Тебе это, может, и неинтересно, но я, кажется, близок к тому, что меня звало, — к большому открытию. В самое ближайшее время я овладею вершиной, к которой всю жизнь тянулся… Видишь, как много лет на это потребовалось! Были потери, были! И все же я оказался прав, когда уверял тебя: мне выпал иной путь…

Лида слушала его откровения с неясной улыбкой. Она была прекрасна в своем внимании к собеседнику, но эти тоненькие складочки у губ были сейчас лучшим подтверждением ее переживаний и сомнений за два прошедших десятилетия. Потеряна радость совместной жизни, дарованная им обоим судьбой. И виноватым в этой потере был один, нынешний счастливец в его поиске особого пути.

— Слушай! — сказал он, устав говорить, а может, убедившись, что Лида отошла мыслями прочь. Он уже догадался, что женщина пришла на свидание не затем, чтобы узнать о его победах. — Выпей за успех завтрашнего выступления.

— Спасибо, Виктор Николаевич, но я не настроена пить, — сказала Скворцова.

— Почему ты все время улыбаешься?