Дмитрий Сергеев - След на лыжне

Перрон был заполнен пассажирами, ждущими электричку. Семеновы хотели подойти к Кеше, поздравить, но пришел поезд, и все кинулись к вагонам, занимать сидячие места. Семеновы хором крикнули жениху:

— Желаем счастья!

Неизвестно, расслышал ли их Кеша. Им-то его и видно не было. Шиляк тоже оставил их, побежал к Анкудинову. Но, видимо, они разминулись, попали в разные вагоны. Третий свидетель видел Шиляка одного, с тем же свертком под мышкой. Механик пробирался через вагоны и у всех спрашивал, не видел ли кто Анкудинова.

Вот и все, что удалось выяснить. Ничего не смогла подсказать и Галя. Они просидели с ней за столом больше часу, обсуждая подробности дела.

Галя припомнила лишь второстепенную деталь. Как-то еще зимой она слышала от Октябринки странное признание — та боялась одного из своих ухажеров.

— Когда он смеется — у него глаза недобрые. Ему не смешно, он о другом думает.

Но участковому нужны факты, а не эмоции. Мало ли кому что кажется? А фактов против механика никаких. А если и есть, так сомнительные и тоже все построенные на эмоциях: застрелил кошку, грозил убить... Мало ли что наплетет сгоряча парень, которому девушка предпочла другого?

Иван пытался вспомнить, как Шиляк смеется. Возможно, Октябринка права — сухо, не заразительно смеется механик. Как по принуждению. Но ведь к следственному делу его улыбку не пришьешь.

Единственное полезное, что он все-таки извлек из разговора с Галей, была мысль привести в порядок все известное ему, выстроить четко и последовательно. Это ему понадобится, когда он будет излагать дело следователю.

На платформе Иван был один. Вот-вот подойдет поезд. На первом пути уже зажегся зеленый семафор. Невидимая за поворотом электричка наполнила морозный воздух колесным гулом. Наконец краснополосое тупое рыло вынырнуло из-за каменистого среза сопки.

Сошло человек тридцать. Большинство ехали дальше, в Кухту. Кстати, несколько свидетелей, названных Шиляком, были оттуда. Опросить их Иван не мог. На это надо потратить целые сутки — ехать в Кухту.

Электричка ушла, платформа мгновенно опустела. Иван подумал, что следователь не приехал, что-то там в районе переиграли, но в это время его окликнули:

— Белых!

Это был Завозин. Иван немного знал его, встречался, бывая в районе, но работать вместе еще не приходилось. Завозин — коренной сибиряк, правда не местный — ленский, из-под Киренска. Но он так же, как Иван, вырос в тайге, таежные обычаи знает, бил шишку, белковал, случалось, и на крупного зверя ходил. Иван опасался, что пришлют кого-нибудь из западников. Среди них попадаются такие, что решительно ничего не знают о Сибири. Представляют ее такой, какой она не была даже в прошлом веке. Завозин лишних вопросов не станет задавать — только о деле. Внешне Завозин произвел впечатление человека нерасторопного, медлительного. Верно, этому противоречило выражение его лица — нетерпеливые быстрые глаза и мгновенная, проницательная улыбка. Иван доволен, что следователь не молодой, ему не меньше сорока. К нему участковый испытывал уважение, не принуждая себя. Не нужно будет притворяться. Не то, чтобы притворяться, но все же не совсем искренне высказывать почтительность по долгу службы. Особенно не хотелось делать этого при Гале. А в обращении к Завозину нотки почтительности будут неподдельными.

— Начнем сразу о деле, — предложил Завозин, как только они поздоровались и Иван сказал, что им удобнее всего пойти в дом к учительнице, которая накануне была понятой: она может дать необходимую справку, если у следователя возникнут вопросы. Согласие Гали он уже получил.

— Рассказывайте по порядку.

Хорошо, что Иван все продумал и обсудил с Галей подробности, теперь ему легче было выстроить историю по порядку.

Подошли к дому. Иван на время прервался.

— Проходите, проходите, — в два голоса приветили их.

— Самовар поставлю, — заторопилась Галина мать.

Сухая лучина занялась огнем, самоварная труба по-самолетному загудела. Иван продолжил рассказ. Он был доволен собой: не путался, не перескакивал с одного на другое. Видел, что следователь тоже доволен, не перебивает вопросами. Рассказ он построил не в той последовательности, как сам знакомился с обстоятельствами. Начал с истории ухажерства и соперничества Анкудинова и Шиляка, упомянул про драку, сказал, какое условие поставила Октябринка жениху — помириться с Шиляком. Подробностей, как состоялась мировая, он не знал, ему известен только результат — помирились, и вдвоем отправились в райцентр за покупками. Что поездка состоялась, подтверждали очевидцы, названные Шиляком. Затем уже здесь, в Петляево, их пути разминулись: Шиляк поехал в Усово с дедом Ступиным и Кешиным дружком — те приезжали на станцию за бабкой Ануфриевой, родной сестрой деда Ступина, пытались зазвать ее на гулянку, — а Кеша Анкудинов махнул на лыжах. Он и раньше частенько не ждал попутной машины.

Иван нарисовал схему: указал все три нужных пункта — Петляево, Усово, Ельники, начертил дорогу и лыжню, пометил место, где они почти пересекаются и где Анкудинов, невесть почему, сбросил лыжи и выбежал на дорогу. Здесь его следы пропали.

На дорогу он должен был выйти раньше, чем появилась кошевка, если, конечно, с ним не приключилось беды. Ступин и оба парня утверждали: они ничего не слышали, ничего особенного не приметили. Все трое были убеждены, что Кеша обгонит их, будет в Усово раньше. Будь в санях один Шиляк, тот мог бы и пропустить что-то. Но Ступин и Вася Коряжин местные — зимой в тайге любой посторонний звук насторожил бы их.

Затем Иван рассказал, как его подняли среди ночи, что он застал в доме Ступиных, в каком состоянии была невеста, как они поехали в Петляево. Признался, что поначалу не придал серьезного значения этой истории, забеспокоился лишь, когда приехали на станцию, позвонили в Усово и услышали, что Кеша все еще не появился. Оставалось идти по его следам. Не скрыл от Завозина и то, как он оконфузился с сохатым. Ожидал, что следователь посмеется над ним, но тот даже и не усмехнулся.

«Пощадил», — подумал Иван.

Больше ему нечего было добавить, ждал вопросов.

— Самовар готов, — объявила Галя, помогла матери накрыть на стол.

Появились домашние калачи, шаньги с творогом и соленый хариус. Завозин задержал взгляд на рыбе. Так и просилось: «К такой закуси...» Во всяком случае, именно это подумалось Ивану. Завозин молчал. Иван не выдержал, как бы за него сказал:

— К такой закуси...

— Найдется, — объявила Галина мать.

— Нет-нет, — запротестовал Иван: получалось неловко, будто напросился на выпивку. Если уж кто и должен был поставить, так это он сам.

— Спасибо. В другой раз, — поддержал Ивана Завозин.