Алексей Кожевников - Том 2. Брат океана. Живая вода

— Мы по вечерам, по ночам.

— Вы хотите сказать, что нам, то есть Игарке, государству, лук ничего не стоит. А вам сколько стоит вечеров и ночей?

— Мы не считали.

— Напрасно, надо вспомнить, пригодится: вдруг вздумаем повторить опыт, не по ночам, а днем, за денежку.

В теплицах, где огурцы и помидоры набирали цвет, Василий сказал:

— Вот это дело верное. — И опять: — Считали, во что обойдется?

— Сказать стыдно. Огурцы пятнадцать рублей килограмм, а помидоры двадцать.

— То боязно, то стыдно, так, моя милая, не то что город, скворешник не построишь. Дешевле-то будут когда-нибудь?

— Будут.

— Заполярье, мерзлота… Оправданий у вас уйма.

С полей Василий вернулся в поселок, осмотрел дома, машинный сарай, скотный двор. У сарая около заржавленных и брошенных как попало машин толпились трудпереселенцы, как стали называть раскулаченных.

— Это вы по какому случаю сбежались? — спросил Василий.

Они смутились. И Вакуров и бригадир много раз напоминали, что надо убрать ненужные до осени машины, а трудпереселенцы все тянули.

— Понимаю, это, значит, для меня, — сказал Василий. — А дома вы тоже ждали, когда начальство придет?

— Дома… — И переглянулись.

Вперед выступил старик в желтом сборчатом полушубке, опиравшийся на кривую суковатую палку.

— Дома… — Старик пошире расставил ноги, положил на палку обе руки, грязные, ногтистые, перекосил беззубый рот, оглядел шалаши и балаганы. — Мне умирать скоро, я за всех скажу и отвечу. Дома… равнять тоже вздумал. Дома ржу эту я бы языком всю вылизал.

— А теперь ваш дом здесь.

— Какой уж это дом? Руки не лежат к нему, все старое мерещится.

— Поменьше назад оглядывайтесь, побольше вперед глядите, тогда новое замерещится.

— Мы уж и не надеемся, что жизнь увидим. На том и положили, что сгнием в землянках.

— Осенью на печке будешь.

— Врешь, чай. Сперва раскулачили, оторвали от печки, а потом снова на печку сажать. Чудно, право, чудно! Не скажу — кто, а многие не верят, так и знай, многие.

— Знаю. А будет печка — тоже не поверят?

— В печку как не поверить. В печку, да особливо в горячую, всяк поверит.

— Ну, так вот: осенью вам будут и дома и печки, а с вас к осени полагается картофель, лук, капуста.

— А мы запомним ведь, ей-бо, запомним. Придет осень — держись!

— И я запомню. И не ждите, когда я снова приду с указкой.

— Мы и сами видим, что к чему. А ну! — Старик воинственно оглядел всех, обступивших его. — Потащили!

Все ухватились за плуги, за косилки и поволокли их в сарай.

Василий попросил указать ему, где живет Куковкин, и отпустил Христину. На ее вопрос, как ему показалось хозяйство, сказал:

— Нынче лучше. Я, пожалуй, больше не увижу Вакурова, передайте ему, что мне понравилось, все понравилось. А сами все-таки не бросайте стыдиться и бояться. Ох, как боюсь я бесстрашных!..

Христина застала Вакурова одетым по-рабочему, он сидел за столом и перелистывал инвентарную книгу.

— Вы куда собрались? Вам лежать велено, — упрекнула его Христина.

— Как куда? Сдавать хозяйство, надежды и огорчения. Но вы не тревожьтесь. Я думаю, что заплатил достаточно хорошо. С вас меньше спросится. Знаете, как в торговле: прежде чем начать дело, надо вложить капитал, пай. Я вот и заплатил этот первый пай. Дальше платить очередь за землей. Нынче она заплатит кое-что.

Хозяйство сдавал бригадир. Сам Вакуров сидел около теплиц на бревне и гладил левое колено. В дополнение к опытному участку Христина приняла 17 гектаров полей и огородов, 100 парниковых рам, 100 квадратных метров теплиц, 102 головы скота и машинный сарай.

Такого человеческого жилья, как дом Антона Куковкина, Василий никогда еще не видывал, не шалаш и не землянка, не сакля и не изба. Снаружи точь-в-точь мусорная куча, куда сваливают все без разбора. Нижний ярус дома сложен из булыжника, щели и просветы между камнями забиты мхом; верхний ярус собран из жердей, хвороста, кусков фанеры, обрезков ржавого железа, клочков дерна и сена; дверной пролет завешен моховым одеялом, какими прикрывали грядки; единственное окно, и все-то со школьную тетрадку, составлено из трех осколков. Открыть дверь, постучать в окно было страшно: коснешься — и все рассыплется. И Василий крикнул с улицы:

— Эй, хозяин, как к тебе лазят? Открой-ка дверь!

— Дверь у нас хитрая, при нашей двери никакой вор не заберется, — откидывая моховое одеяло, смеялся Куковкин. — А залезать надо по-собачьи, стань на локотки, на коленки и…

Куковкин думал, что идет кто-нибудь из соседей переселенцев, но разглядел Василия и перетрусил, рука быстро поднялась к непокрытой голове сбросить шапку.

— Чего испугался? — спросил Василий.

— В нашем положенье мы всего боимся, — сказал Куковкин, отступая и оглядывая, нет ли какого беспорядка в доме. — Милости просим! Сесть вот на пенышек можно. Дворец-то — кхе-кхе! — недавно отстроен, мебель не успели расставить, на пенышках сидим.

Василий без особого труда влез во «дворец», вставать на колени и локотки не пришлось, снял фуражку, как в настоящем доме, и сел на пень.

По сравнению с тем, каким был он снаружи, внутри «дворец» поистине был дворцом. Стены обмазаны глиной и выбелены известкой, пол выложен галькой. Гальку собирали девочки, брали только яркую, и пол вышел пестрый, веселый, на нем без всякого старанья Куковкина, сами собой, получились всевозможные узоры и даже целые картины.

У стены под окном стояли тесной кучкой четыре пня, средний, самый толстый и повыше других, был столом, прочие — стульями; у другой стены — нары, на них широкий, один на всю семью сенник: в углу — моховой шалашик, где жили игрушки: щепки, шишки, камни. Над окном висел образ Николая-чудотворца, начертанный углем на кусочке фанеры.

— Не сыро, не проливает? — спросил Василий, еще раз оглядывая дом.

— Да нет, не проливает. Из земли, с полу, подает немножко сыростью. Хотел было досками прикрыть его, а девчонки бунт подняли. У них тут, видишь ли, на полу-то, все распределено, где лес, где речка, где бабушка живет. Елозят по нему, а сами думают, что по ягоды ходят, на речку белье полоскать, к бабушке в гости. Я вот на полу-то ничего не вижу, галька и галька, а им шут знает что мерещится.

— Здесь земля холодная, опасная, — сказал Василий. — Босиком не пускай их, и дома пусть ходят в чем-нибудь. Обутчонки, одежонка есть, нету?

Куковкины ходили все в том же, в чем приехали, только не босиком, а в лаптях. Собирая строительный материал для дома, Куковкин нашел обрывок пенькового каната, распустил его и сплел всем по лаптишкам.

— Это что ж, это от сырости не спасет. Решето! — побранил Василий лапти. — Завтра приди в контору, тебе дадут аванс, и купи что надо. Сколько тебе выписать?

— Как милость будет.