Павел Халов - Иду над океаном

Толич даже присвистнул.

— Чем ты его взял? Поди водитель-экстра?

— Нет, — сказал Кулик. — Обыкновенно, третий класс.

— Не понимаю, чем же? — Толич еще ни разу до этого не посмотрел в лицо Кулику, а тут глянул. Задержал взгляд и отвел. Посмотрел на «Колхиду», которая в сутолоке других машин была заметна своей свежей краской, снова присвистнул и пошел к ней, не вынимая рук из карманов куртки. Кулик пошел следом.

— Да, — сказал Толич возле машины. — Ладно. Этим его можно брать. Он ведь на этом чокнутый. Этим его можно взять.

— Я не его брать приехал, я приехал работать, — сказал Кулик. И перехватил быстрый взгляд Толича.

— Ладно, — сказал Толич. — Сейчас я пришлю тебе специалиста. Иди за стеклом.

Специалистом оказался молоденький веснушчатый паренек, почти мальчишка, наверное, еще ни разу не брившийся, и нос у него был еще по-детски припухший, и рот был детский еще. И принимая во внимание все, что узнал сегодня об этой «тяжелой бригаде», весь предыдущий разговор Гнибеды с Толичем, Кулик никак не мог предположить, что мальчишка — его звали Андрей — тоже водитель из этой бригады и водит новенький ЗИЛ-стотридцатый с прицепом.

Кулик принес стекло. Андрей спросил:

— Вставлял когда-нибудь?

— Вставлял, — хмуро ответил Кулик. — Шнурок есть?

— Значит, вставлял! — радостно отозвался Андрей. — И шнурок есть.

Он достал из кармана моток бечевки. Надо было выковырять осколки из резиновой прокладки. Заложить в паз бечевку, сделать узелок на конце. И узелок этот нужно вывести внутрь кабины, затем, верхним краем вставить стекло в лунку так, чтобы прижать бечевку, а потом, надавливая на стекло, тащить бечевку на себя, она сама выведет край резины. И все станет на место. Работы минут на пятнадцать. И Кулик не однажды делал это. Только, может быть, ему не приходилось вставлять такое огромное стекло, как у «Колхиды», но разница была только в размерах. Да и к тому же он чувствовал, что незнакомая еще «тяжелая бригада» пытливо глядит ему в спину. И он с помощью Андрея, который почему-то начал ему нравиться, вставил стекло и спросил:

— А что, Андрей, у вас все на автобазе такие недоверчивые, как ты?

— Нет, — весело ответил мальчишка. — Только в нашей бригаде. А так — нет.

Теперь уже Кулик присвистнул. И с любопытством, скрывая усмешку, посмотрел на Андрея.

— Так и ты…

— И я, а что?

— Ничего, — сказал Кулик, — просто «тяжелая бригада» и вдруг — девятиклассник. Ты от школы практику проходишь?

— От школы? — Мальчишка даже не обиделся, настолько был уверен в себе. — Пойдешь в рейс — увидишь.

Толич так и не познакомил Кулика с бригадой. Сначала, когда машины одна за другой выходили за ворота автобазы, Кулик подумал, что у того просто времени не хватило. Потом он понял почему — Толич еще не принял его. Ни душой, ни умом.

Толич подъехал к машине Кулика, высунулся из кабины.

— Пойдешь за мной. Не отставай. Сначала на заправку.

— Я заправился.

Толич секунду глядел на него. Потом сказал:

— Тогда жди на развилке.

На развилке, чуть дальше перекрестка, Кулик остановился. Ждать пришлось около получаса. Одна за другой пролетали машины. И первую особенность трассы Кулик понял: то ли из-за горного воздуха, то ли оттого, что дорога хоть и шла по перевалам, справа и слева вздымались еще более высокие хребты, но звук двигателя был слышен задолго до того, как становилась видной машина — значительно дальше, чем на равнинных дорогах.

И Кулик еще не привык к машинам бригады: он чуть не прозевал Толича. Тот сам издали мигнул ему фарами, зажег их и выключил. Пока Кулик запускал двигатель, трогался с места, пока набирал скорость, Толич ушел за километр, не меньше. На вершине перевала на мгновение возникла корма его машины и исчезла.

Сколько бы ты в жизни своей ни провел времени за рулем, встреча с новой машиной трудна. Все просто, пока юлишь по городу, пока раскатываешь по гаражному двору — все ясно, и все так, как на предыдущей машине, только разве чуть иначе расположены приборы, чуть больший или чуть меньший свободный ход педали сцепления, чуть иначе работают тормоза, несколько иная маневренность и на скорости тридцать — пятьдесят километров на повороте не вписываешься в радиус.

Но стоит на новой машине выйти в большой серьезный рейс, как эти и другие, более весомые особенности выходят наружу. Оказывается вдруг, что порожний прицеп ведет себя опасно и устойчивость машины — иная. И когда все это сложится вместе, то первый рейс оставляет впечатление, будто не ты ехал на машине, а она ехала на тебе — потеют ладони, устают плечи и ноги, утомляются глаза. И когда Кулик догнал Толича настолько, что мог различить номер на заднем борту кузова, он ощутимо устал. С десяток километров они прошли «нога в ногу». Потом Толич свернул налево. Здесь, уже в сотне метров от основной трассы, началась иная дорога — так называемое улучшенное шоссе с глубоко продавленной лесовозами колеей. Толич лишь немного сбавил скорость, но шел и шел. И Кулику было видно, как бросает его машину. «Колхиду» швыряло сильнее. Может быть, это ему казалось лишь, но скорее всего так оно и было. Толич знал дорогу «назубок», что называется, — знал выбоины и промоины буквально до метра. Кулик шел вслепую, замирая, когда дорога подбрасывала его вместе с машиной там, где он не ожидал.

На лесосклад под погрузку он подал машину уже мокрый и разбитый. И он с тоской подумал, что из шестисот восьмидесяти километров пройдено всего лишь пятьдесят. И все только еще начинается.

Грузились пока две машины. Кулик видел, как Толич достал из машины термос, отвинтил крышку, налил в нее чего-то горячего. «Кофе», — понял Кулик.

Никакого личного отношения на этой земле у него еще не было ни к кому, кроме Гнибеды и Андрея. И к Толичу у него не было еще ничего в душе. Но Кулик не вышел из машины, пока Толич не спрятал свой термос. У него самого ничего не было. И все пожитки умещались в небольшом чемоданчике здесь же, за спиной сиденья. А у Толича были, видимо, дом, жена. У него, наверное, есть и дети. И вообще — эта земля его. И он, вероятно, вправе быть таким, каков он есть, и так вот вести себя. Но Кулик усмехнулся — зато он, Кулик, независим. И может послать всех сразу и по отдельности к чертовой матери. А Толич — не может. Эта мысль словно придала ему силы. И он еще подумал, что напрасно чувствовал себя школьником, держащим экзамен. Пусть бы Толич пер себе. Но что сделано — сделано. Испытал себя и машину. И это даже хорошо.

Толич курил, облокотясь на крыло. И смотрел вроде бы и на Кулика, вроде бы и мимо него своими светлыми, пожилыми, что ли, глазами. Кулик обошел машину, все было в порядке. И тогда он, махнув рукой Толичу, легко перепрыгнул через канаву, залитую темной водой, в которой плавали кора, опилки, ветки, древесная труха, и пошел в лесок, растущий на широком пологом склоне.