Евгений Толкачев - Марьина роща

— Неинтересно, склока.

— В армии? Склока?

— Собственно, дело было в прошлом году, в гарнизоне, в Средней Азии. Не поладил с начальством.

— Не поладил? Разве в армии есть такое выражение? А дисциплина?

— В том-то и дело… Словом, сошелся я с одной девушкой. Прожили год или около того… Приехал новый командир, стал за ней ухаживать. Ну, я не стерпел, говорю: «Нехорошо, товарищ начальник, она мне как жена». Так куда там! Тоже член партии, а замашки барские. Я — в ячейку. Долго не разбирали мое заявление, а когда послали меня в экспедицию, заочно исключили из партии.

— Вот как? Жаловался?

— Писал, ответа не получил. Одна надежда у меня, Митя, на ЦК.

— Подал жалобу?

— Собираюсь.

Батальонный комиссар вздохнул:

— Может быть, с этого надо было начинать, да нельзя, сам понимаю, особенно военному человеку… А как она? Как твой обидчик?

— Не знаю. Услали меня в другую часть, недавно демобилизовали.

— Та-ак… Работаешь?

— На военную службу мне пока нельзя, а на гражданку не хочется.

— Почему?

— Противно, Митя. Посмотри, что кругом делается: недобитки вылезли, торгуют. Что же, Митя, все к прошлому идет?

— Глупости говоришь. Я тоже сперва так думал. Это, брат, накипь, она всегда поверху плавает. А ты уже ослаб, распустился?

— Да ведь очень все это ушибло…

— Потри ушиб, постепенно пройдет… Я тебя помню, Леша, верю, что ты не изменился. Не робей, парень, все хорошо будет.

— Ждать долго.

— Подождешь. Все ждем. Учиться, Леша, надо, вот что. Без знаний не справиться нам с этими… с торговцами…

— Учиться? Это правильно. Но у меня мать-старуха. Что же, я на ее шею сяду?

— Еще чего? Работать и учиться.

— А время?

— Хватит. Должно хватить.

— Думаешь?

— Я же учусь. У меня ведь нет никакого образования, только что читать умею. Сижу, брат, как в школе, долблю азы. Тебе даже легче моего будет.

— Надо подумать.

— И думать нечего. Поступай на рабфак.

— С моим-то четырехклассным?

— А ты думаешь, там ребята с дипломами? Рабочий должен учиться. Без учебы ты завтра не сможешь жить. Понимаешь? Какие старики учатся, кабы ты видел!.. Поступай, Лешка. А работу подыщи пока нетрудную, ну, сторожем, пожарником…

— Я же шофер.

— Э, верно, забыл. Еще лучше, значит. Ты поищи, в разных местах условия работы разные, может, и найдешь что нужно.

Леша понимал, что старый друг прав. Но слишком болела рана, слишком неустроена жизнь, чтобы решаться на такую нагрузку.

— Если восстановят в партии, пойду учиться, — сказал он.

Митя нахмурился:

— Напрасно ты ставишь такое условие. А впрочем, как знаешь…

Этот дом — особенный. Здесь нет дворцовой чопорности, здесь не давит атмосфера храма, где все стремится доказать человеку, что он ничто, пылинка перед лицом грозного и неведомого. Здесь не бывает суетни, беготни по длинным коридорам и высоким лестницам, здесь не собираются группы служащих по углам покурить, поболтать. Здесь не говорят:

— Наведайтесь через недельку-две.

Здесь назначают день и час, если вопрос нельзя решить сразу. Здесь не выносят скороспелых, необдуманных решений. Отсюда навсегда изгнана расхлябанная троица: авось, небось и как-нибудь.

Здесь работают не жрецы, а люди, вооруженные знанием, идеей, обладающие большим сердцем. Здесь не нужно снижать голос до почтительного шепота. Темпераментный посетитель, защищая свою мысль, может поволноваться, может погорячиться, выразиться крепко, по-рабочему, но от всей души, от всего сердца. Его поймут, не осудят, терпеливо объяснят, если он ошибается; поддержат, если он прав, но будут строги к тем, кто упорствует в своем заблуждении.

Здесь коллективный мозг, воля и сила партии — руководителя. Слово, сказанное просто, без нажима, без подчеркивания, становится словом с большой буквы.

Отсюда посетитель выходит с особым чувством, унося в душе могучий заряд идейной чистоты, высоких чувств и проникновенной мудрости. Многим такого заряда хватает на всю дальнейшую жизнь.

И сколько бы раз человек не бывал в верховном штабе партии, он никогда не утратит этого ощущения. Каждый раз он вновь переживает волнующее чувство соприкосновения с высшим выражением ума, воли и сердца.

Из бюро пропусков большого здания на Старой площади Лешу направили в экспедицию. Здесь строгая девушка приняла у него заявление.

— Так… так… Адрес указан. Хорошо, товарищ. Вас уведомят.

Вызов пришел неожиданно быстро. Человек с внимательными глазами выслушал рассказ Леши.

— Значит, вы считаете, что вас неправильно исключили?

— Считаю, что неправильно. На почве личных отношений… Он имел виды на эту женщину.

— Почему вы так думаете?

— Она сама мне говорила.

— Она была вашей женой?

— Женой? Нет, так… военная обстановка…

— А потом?

— Возможно, что он добился своего.

— Откуда вам это известно?

— Мне намекали товарищи. Вот письмо.

— Дайте… Значит, вас исключили заочно, и собрание согласилось с этим решением?

— Из писем ясно, что на собрании никто не выступил, так все были запуганы этим командиром.

— Запуганы? Члены партии?

— Так пишут товарищи.

— Хорошо. В вашем деле разберутся…

— А пока… как же я?

Внимательные глаза потеплели:

— Не робей, товарищ! Может быть, ты и прав. Не обещаю тебе скорого ответа, сам понимаешь, дело сложное, материалы не под руками. А пока… что ж, в Москве не один ты в таком положении. Живут же люди и вне партии.

— Я не могу жить без партии! Вся моя жизнь…

— Ты какого года рождения? Ну вот, а говоришь: вся жизнь. Лет через тридцать — сорок сможешь сказать: вся жизнь. Пока работай и жди. Не волнуйся. Где работаешь?

— Еще нигде. Разве я могу думать, пока не выяснится…

— Можешь. Даже обязан. Перестав быть членом партии, — будем думать, временно, — ты остался советским гражданином. Сейчас стране нужны крепкие работники. Ты по профессии механик?

— Шофер.

— Нужная специальность. Иди на биржу труда.

— Я так привык к военной службе… Не по душе мне вся эта карусель…

— Какая карусель?

— Ну, на улицах… Нэп, магазины, всякие буржуи…

— Преодолевай. Партии веришь?

— Я, конечно… партия…

— Так-то. А если не хочешь на гражданскую службу, попробуй устроиться в органы милиции.

— Спасибо, товарищ.

— До свидания… Не вешай носа. Ну?

— Приказано не вешать носа!

Леша поступил в гараж текстильного треста.

Он вошел в колею, успокоился, помнил слова товарища с внимательными глазами: «Скорого ответа не обещаю», и упорно ждал.

Его душевное спокойствие было нарушено внезапно. Проезжая по улице Воровского, он услышал в моторе «Чандлера» подозрительный писк. Пришлось остановиться под тенистой липой и искать причину писка. Мотор сносился изрядно, но повреждение оказалось небольшим; опытному шоферу не трудно было устранить его. Леша закрыл капот и замер от удивления. По ту сторону улицы, за красивой решеткой, в саду особняка трое в белых брюках играли в теннис. Мячи звонко шлепались и отскакивали от разграфленного асфальта. Двое джентльменов ловко скользили по гладкой площадке и все же не успевали принимать сильные меткие удары. Третий играл с ленивой грацией и вгонял в пот своих противников. О, эту русую голову, этот профиль, эту фигуру Леша узнал бы среди тысяч. Эдуард Чарнок в Москве!