Борис Пармузин - До особого распоряжения

очень далеко от дороги вспыхнули первые огоньки, а здесь ни души.

Усманходжа переводил взгляд с шофера, который подозрительно долго копается в моторе, на

сосредоточенное лицо Махмуд-бека.

- Что вы обо мне думаете? - Усманходжа не смог скрыть предательской дрожи.

Махмуд-бек стоял к нему спиной.

- Я все сказал.

- Сейчас что думаете? - Голос сорвался. Будто кто-то сжал Усманходже горло.

- Ничего, - Махмуд-бек пожал плечами.

Странно, он даже не хочет поворачиваться!

В это время шофер загремел каким-то инструментом. Разумеется, тяжелым.

- Господин Махмуд-бек! - крикнул Усманходжа.

Махмуд-бек резко повернулся и машинально сунул руку в карман. Этого жеста было достаточно,

чтобы Усманходжа, плотный, грузный, рухнул на колени.

- Господин... Господин... - Он полз к ногам Махмуд-бека, придав ладонь к груди. Даже в вечерних

сумерках стало заметно, как побелело его лицо. - Господин... Это злые люди хотят нас поссорить. Я буду

верно служить. Я считаю вас...

Усманходжа лепетал что-то сбивчивое, непонятное, и Махмуд-бек с удивлением смотрел на человека,

который совсем недавно вслух строил большие планы о создании мусульманского государства, во главе

которого встанут лучшие сыны, испытанные и закаленные в боях.

- Что с вами? - спросил Махмуд-бек.

Озираясь по сторонам (ни души!), Усманходжа запричитал:

- Не убивайте!

Не менее удивленный шофер стоял с гаечным ключом в руке и смотрел на непонятную сцену.

Подумать о том, что его вот так уничтожат, мог только человек, который сам вынашивал такие мысли.

- Перестаньте. - Махмуд-бек взял за плечи Усманходжу, помог ему подняться. - Перестаньте. Вы

просто переутомились. Разве мы имеем право ссориться? У нас много дел впереди. Очень много.

Усманходжа что-то говорил, говорил, губы его продолжали дрожать. Он твердил об усталости, нервах,

тяжелых временах. Сбивчиво искал оправданий своему поступку. Сожалел, как он мог так плохо

подумать о верном друге, о преданном сыне Великого Турана!

На дороге зацокали копыта, потом раздался скрип, и показалась арба. Махмуд-бек остановил ее и

попросил хозяина довезти до города уставшего человека.

Крестьянин с удивлением взглянул на крупную купюру и коротко ответил:

- Пожалуйста, господин.

- Вы езжайте. Вам нужно отдохнуть, а мы можем хоть до утра возиться.

Усманходжа очень быстро взгромоздился на арбу и кивком, торопливо, по-прежнему испуганно

простился, Махмуд-бек долго смотрел вслед арбе. Да, теперь Усманходжа никогда не простит ему за

свою слабость, приступ трусости, унижение.

Шамсутдин изредка встречался с Махмуд-беком. Встречи, как правило, были случайны. Юноша

успевал передать своему благодетелю основное содержание разговоров, которые удавалось

подслушать.

Все! Теперь не оставалось сомнений: Кимура делал ставку на Усманходжу, его подручных - Султан-

бека, бывшего дипломата Хашима Шоика, Через них - на главарей басмаческих шаек, эмигрантскую

молодежь.

Из донесений Шамсутдина стало ясно, что Усманходжа и Кимура спешат. Вероятно, со дня на день

нужно ждать удара. Невозможно догадаться, кто нанесет его. С поклонами, с бесконечными расспросами

о здоровье встречают Махмуд-бека в каждом доме. Ладони прижимаются к груди, - такие спокойные,

даже вялые с виду ладони.

Усманходжа окончательно переселился из караван-сарай к жене, и теперь неизвестно было, кто имел

большую власть над этим человеком: японский разведчик или взбалмошная, избалованная особа.

Она приняла Усманходжу хорошо. Терпеливо ждала, скоро ли в опустевших шкатулках зазвенит

золото, когда появятся украшения и дорогие ткани. Пока что Усманходжа приходил переполненный

оптимизмом и дерзким планами.

82

Советник Кимура был не дурак. В награду за пространные речи, за списки генералов, у которых не

было ни единого солдата, он так же горячо и быстро расплачивался той же монетой - обещаниями.

Изредка подавал конверт, но слишком тонкий, чтобы, получив его, ликовать и считать себя

счастливейшим человеком. Усманходжа уже знал, что там лежит вовсе не чек, а несколько ассигнаций.

Прежде в этой стране достоинство монеты можно было определить по звону и весу. Потом начали

выпускать бумажные ассигнации, а они-то и не производили на жену Усманходжи впечатления. Она

сдерживала негодование до поры до времени. Постоянно занятый судьбой Великого Турана, этот

человек не предполагал, какая гроза собирается под крышей, где он снова почувствовал себя хозяином...

Покусывая пухлые губы, хозяйка подавала чай, говорила о жизни, погоде, ценах. Главные вопросы

метались в ее горячей голове, рвались на волю.

- Мне кажется, он занимается пустым делом, - наконец произнесла женщина.

- Пустым, - согласился Махмуд-бек. - Эти старики бессильны, а его помощник Султан-бек... Опять с

ним неприятности. Тень падает на уважаемого Усманходжу, - вздохнул Махмуд-бек. - Эти речи…

Простите, сестра, я назвал бы их пустой болтовней.

«Сестру» прорвало:

- Именно болтовня! Они вздумали и здесь собираться. Между собой ругаются. Всех ругают. Вам как

достается! Вчера приняли решение - послать в соседнюю страну. Да и намеки: по дороге всякое

случается.

Махмуд-бек очень спокойно пил чай, со вкусом, маленькими глотками.

- Нам нельзя ссориться. Вместе мы очень многое можем сделать, сестра.

- Разве я не понимаю?

Махмуд-бек похвалил хозяйку, выразил восхищение ее умом, смелостью, подлинными достоинствами,

которыми обладают далеко не все мужчины.

В пиале остывал чай. Постепенно остывала и хозяйка, начиная соображать, что наговорила много

лишнего. Махмуд-бек понял: сейчас самое время уйти. Прощаясь с хозяйкой, как бы между прочим

заметил:

- Когда-нибудь Усманходжа узнает, что я его добрый друг. Ну, а по поводу моего отъезда, они просто

погорячились. - Он улыбнулся и погрозил пальцем: - А вам, сестра, не стоит подслушивать мужские

разговоры.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

В Ташкенте в годы молодости я бывал редко... Всего три-четыре раза. Но я запомнил город начала

тридцатых годов, зеленый, шумный. И мне казалось: он тесный. Городу необходимо было расширить

границы для новых школ, институтов, заводов.

...Через много лет я увидел совершенно другой Ташкент. А потом стал свидетелем, как рождался

новый чудесный город. Старые здания не выдержали сильных толчков памятного жителям

землетрясения.

Я любил в свободное время приходить в кварталы новостроек, слушать чужую речь - украинскую,

грузинскую, латышскую, казахскую...

Город строился.

Вырастали новые дома на улицах Пушкина, Гоголя, Навои, Мукими, Шота Руставели, Тараса