Георгий Садовников - Суета сует

«Зачем мне эта женщина? Пусть она так и идет дальше со своим мужчиной. Мне нужна Женя Тихомирова. Она, единственная».

Я пошел звонить во Владивосток. Заказал квартиру Жени. Сонная телефонистка предложила подождать час. Пока она будет пробиваться через стихии и расстояния. Я уселся в кресло и поглядывал на онемевших в ожидании людей. Их немного. Они томятся, сонно клюют носами. По кабинам бродит дрема. Она-то и спасла меня. Я овладел собой. Я подошел к окошечку и потребовал аннулировать вызов. Телефонистка, уже добравшаяся до прибайкальской тайги, посмотрела на меня с откровенным разочарованием. Она-то старалась ради такого слабовольного типа. Пробиралась сквозь сибирские дебри. Даже сон слетел. Она-то считала, что у типа важное дело. Прибежал, глядя на ночь. Мало что тут подумаешь!

Я простил ее. Откуда ей знать, что как раз все было наоборот.

На экзамене Спасского обошлось. Профессор задал девять дополнительных вопросов, я ответил на все. Это у него называется «потолковать с умным человеком». Он увлекся, забыл, что находится на экзамене, обнял меня за плечи и проводил до дверей аудитории. Протянул руку на прощание и пригласил заходить почаще. Оценку он, разумеется, не поставил. Зачетная книжка так и лежала на его столе. Руку его я, конечно, пожал, но и напомнил об оценке. Мне не очень-то хотелось сдавать экзамен вторично. Я дал ему понять это.

— Да, да! А как же? Без оценки нельзя! — спохватился профессор.

Мы вернулись к столу. Спасский взял авторучку, открыл зачетную книжку и замер. Поджал нижнюю губу. Прищурился.

— А что вы думаете?..

Он задал десятый вопрос. На девяти предыдущих мне везло. А тут он попал в точку. На этот, десятый, я не знал, что сказать. Только мычал. Все же Спасский поставил «отлично».

Кирилл отвечал после меня и заработал лишь «хорошо». По свидетельству очевидцев, он ввязался с профессором в спор. Это ему и подпортило оценку.

Вроде бы речь зашла о патриархе Никоне, как вдруг они схватились из-за сущности демократии. Никто не заметил, с чего началось. Сидевшие на экзамене обратили внимание, когда Кирилл и Спасский уже вошли в азарт. Представьте двух мальчишек, сидящих в куче листьев. Мальчишки, запустив руки в листья, гребут их, подбрасывая друг другу в лицо. Так же вели себя Спасский и Кирилл. Они залезли в глубины истории и подбрасывали факты. Добрались до первобытного общества. Наконец Спасский очнулся и воскликнул:

— Вы ответили отлично! Но позвольте снизить вам оценку за материал первого семестра! Он усвоен нетвердо!

Кирилл позволил и получил «хорошо». Когда я увидел его, он был очень доволен. Ходил, потирая руки. И радужно улыбался.

Теперь мы идем на экзамен к Гусакову. С тех пор, как я сделал попытку жениться, прошла неделя. Я иду на экзамен по-прежнему холостым.

С утра прижарило солнце. Мы на ходу сняли пиджаки. Каждый пристроил его, как удобно. Я положил на плечо. А Стась Коровин, например, перекинул через правую руку, и пиджачок ему не мешает. То ли было раньше, когда приходилось таскать родной портфель!.. Отныне портфель валяется на шифоньере. Сегодня Стась шагает легко. Даже размахивает свободной рукой. Вот только правое плечо пока выше левого. Но тренер Сусекин поклялся исправить этот профессиональный порок.

Развязались шнурки. Я отстал. Вместе со мной отстал Кирилл.

— Сегодня будет черным днем для Гусакова, — сказал Кирилл, посматривая, как я завязываю шнурки.

— В чем это проявится?

— Я покажу его несостоятельность перед всем институтом. Об этом узнает весь город.

Кое о чем я догадываюсь. Неспроста он изучал подшивку «Советского спорта». Сидел вчера битых три часа. Но я пока промолчу. Может, для него это не кончится добром. Мне хочется об этом сказать, но я чувствую, что надо промолчать. Почему, мне не ясно. Так лучше для меня. И потом, с какой стати я скажу? Ведь я только догадываюсь.

Я нарочно медленно завязывал шнурки. Перевязывал их. По лицу Кирилла заметно, что он собирался сказать еще нечто важное. Я наготове.

— Как твои дела с Елочкой? — спросил Кирилл, подняв глаза к небу.

Значит, Елочка скрыла от него наш разговор. Он не подозревает, что я все знаю об их поцелуях. Если я признаюсь, то навсегда потеряю права на Елочку. Тогда мне ничего не останется, как отойти в сторону и оставить их вдвоем. И безнадежно будет ждать. Если у них что-нибудь начнется, то оно протянется до конца их жизни. Нет. Я сделаю вид, что будто ничего не ведаю. Если у них хватит нахальства целоваться при мне, я отвернусь. И не замечу. Словно ничего не произошло. Мои нервы выдержат и не это.

— Да ничего дела. Неплохие, — сказал я небрежно.

— Вот что. Ты бы поактивнее. Если она тебе нужна по-настоящему.

Он сказал, что хотел, и поспешил за ребятами. Я поднялся и пошел следом за ним. Мне есть над чем поразмыслить. Он преподнес новую задачу. Но уже понятно одно: Елочка солгала или Кирилл солгал Елочке. Он ее не любит. У него к ней то же, что и у меня. Даже меньше. Я-то не прочь жениться на Елочке. Как бескорыстный друг он считает своим долгом поделиться со мной. Он верный друг. Такого поискать.

Около нашей аудитории осиный гул. Конечно, все видели, как вьются осы возле какой-нибудь щели. Временами некоторые из них подлетают к ней, тычутся головой, потом, сложив крылья, вползают в щель. Наши студенты похожи на ос. Тоже вьются возле замочной скважины. Тоже тычутся головой. Только вот залезть в замочную скважину не удается. Сколько ни стукайся лбом, не втиснешься. Не пускают габариты. А там, за скважиной, есть на что посмотреть. Там сидит Гусаков и принимает экзамен. И чем больше страх перед Гусаковым, тем сильнее тянет посмотреть, как он расправляется с нашим братом.

Нас встретил восторженный женский визг. Оказывается, перед Гусаковым пустует один стол. И все мужчины сдали экзамен. Мы остались последней надеждой у девушек. Сами они отсиживаются до последнего. Соберутся в кружок и, еле владея дрожащими губами, рассказывают страшные были.

Когда мы подошли, их лица совсем сливались с белой стенкой. Только там-сям разбросаны черные точки — их зрачки.

— Мальчики, миленькие! Ваша очередь, мальчики! — завопила Елочка и потащила к дверям меня, ибо я шел первым.

Этому научили ее девчата. Они решили спекульнуть нашей слабостью. Я вырвался и как можно ехидней сказал:

— Как бы не так!

Пусть Елочка попросит подольше. Вот на что я рассчитывал. Но из-за моей спины вышел возбужденный Кирилл и заявил:

— Ну-ка расступись! Я пойду. У меня особые причины.

И многозначительно добавил:

— А вы потом расскажите всем. Знакомым. Соседям. Кому угодно. — И ушел за дверь, вооруженный планом, который задумал с помощью газеты «Советский спорт». У меня было мелькнуло желание удержать его. Но я не позволил себе этого. Мне вдруг захотелось, чтобы Кирилл сделал тот шаг, на который решился.