Алексей Кожевников - Том 4. Солнце ездит на оленях

— Туда! — Он решил ехать на счастье.

Долго кидались в разные стороны и ни с чем вернулись на лесосеку. Рабочий день кончился, дроворубы строились в колонну. Упустив Спиридона, начальник над солдатами-штрафниками решил отыграться на Крушенце, явился в команду гражданских заключенных и потребовал его. Но у Крушенца был свой начальник. Выслушав незаконное, даже неслыханное требование, он ответил язвительно:

— Не могу выдать. Ты своих подконвойных не умеешь держать.

— Я закачу ему в дурацкую морду. Только в морду, и можешь получить обратно.

— Зачем тебе его морда, бей свою: она здесь самая дурацкая.

Один плюнул, и другой плюнул. Расплевавшись, разошлись.

Когда Колян вернулся в школу, Ксандра была уже дома, сидела, не читая, над раскрытой книгой. Ее лицо еще хранило сияние отваги и восторга, с какими она выхватила Спиридона из-под пуль и затем отвезла к Авдону, который ждал ее неподалеку, за горушкой.

— Все живы-здоровы, все ладно? — спросил Колян по заведенному порядку.

— Как видишь, — ответила Ксандра.

А Катерина Павловна встретила его новостью: из белья, что сушилось на дворе, исчез двуспальный пододеяльник.

— Нищие ведь мы, голь перекатная, вор-то, наверно, богаче нас — и все-таки поднялась у него рука. Какой ужасный человек! — долго жаловалась она всем по поселку.

Исчезновение только одного пододеяльника из массы всякого белья заинтересовало и озадачило многих. Колян и Ксандра не пропускали без внимания ни одного слова, залетавшего им в уши на улице, в лавочке: не мелькнет ли слово «Спиридон», «Авдон», «побег». Авдон-то ненадежен, как первый лед, может завезти куда не надо, выболтать что не следует. Они предупредили об этом Спиридона, но, но… бывают всякие «но».

Пока что народ жужжал про пододеяльник. Спиридон не вызвал долгих и широких толков: побеги были нередки, уже привычны. Авдон же известен как шатун, и на его исчезновение совсем никто не обратил внимания, даже мать.

Со временем пододеяльник вернулся к своей хозяйке. Но рассказ об этом пойдет тоже со временем.

Чужая жизнь совсем сбила Коляна с толку. Если раньше он твердо считал: это — хорошо, а это — плохо, то теперь узнал, что они часто переходят одно в другое, путаются. Так получилось с куваксой: после двух месяцев жизни в русском доме она, прежде любимая, обожаемая, показалась хуже собачьей конуры — в ней не только тесно и холодно, а еще дымно-смрадно до тошноты. Печи, на первый взгляд скучные, были удобными штуками: четыре голландки и плита требовали гораздо меньше дров, хлопот, внимания, чем один костер, а тепла могли давать и еды варить на сотню человек.

Долго считал он, что Катерина Павловна зря мучает его, принуждая учиться обязательно на парте, держать ручку и писать обязательно так, а не иначе, считал ее не нужно придирчивой, и вот она же в середине года вдруг перевела его во второй класс, когда все другие ученики остались в первом, и сказала при этом:

— Будешь стараться так же, года в три-четыре догонишь Ксандру. Головка у тебя ладная, там много всего, не хватает только грамоты.

— Догонит — мы сядем на одну парту, — мигом решила Ксандра, привыкшая и полюбившая быть с ним.

— Где же сядете, в женской гимназии? — Катерина Павловна посмеялась. — Плетешь, девочка, ох плетешь несуразицу! — И закручинилась: — Что будет с тобой, с фантазеркой?!

С тревогой ожидал Колян полярную ночь. Раньше она была для него самым тяжким временем в году. Почти два месяца в ночной темноте, то в мороз, то в пургу, пасти оленей, отгонять голодное, кровожадное зверье, рубить и подвозить дрова, долбить на озерах толстый лед, запускать под него сети и даже дома, в постели, не знать покоя — постоянно выскакивать из нее, чтобы поддержать, подживить огонь в камельке.

Солнце не взошло. Поиграла недолго заря и погасла. Где-то вдалеке завыла собака, потом другая, поближе, потом еще ближе, и вот совсем рядом завыла Черная Кисточка. Собаки нередко встречают полярную ночь воем. Колян почувствовал, что и на него вдруг навалилась собачья тоска, его неудержимо тянет сесть рядом с Черной Кисточкой, поднять голову к небу и тоже дико завыть.

— Что, взойдет, не взойдет? — спросила Ксандра, выбежавшая поглядеть, как покажется солнце последний раз.

— Нет. Лайки уже прощаются с ним, — ответил Колян и крикнул на Черную Кисточку: — Довольно наводить тоску! Замолчи!

— И тебе довольно мерзнуть! — Ксандра потянула Коляна в дом.

Там она весело объявила матери:

— Не взойдет, уехало на Волгу.

Коляну стало удивительно: неужели она радуется? А Ксандра в самом деле радовалась: вот она увидит и еще одно северное диво — полярную ночь.

— Ты сказала: солнце уехало на Волгу. Как понимать это? — спросил Колян.

— Так и понимай: здесь тю-тю, нет, а на Волге светит вовсю.

— Там не бывает темной поры?

— Бывает каждый день.

— А большая, длинная, как у нас?

— Такой не бывает.

Колян долго молчал, полный недоумения и недоверия, искоса поглядывая на Ксандру: смеется она над ним или не смеется? Не смеялась. Тогда он подсел к Катерине Павловне и попросил:

— Расскажи про солнце!

Рассказ получился не только о солнце, а захватил землю, луну, звезды и тянулся несколько вечеров. Коляну он показался сказкой. Особенно неправдоподобно, даже смешно, что солнце, луна, звезды не ездят на оленях, а передвигаются сами, висят так, ни на чем и как-то невидимо держатся друг за друга. И когда его уверяли, что это не сказка, а правда, он говорил:

— Это не можно без оленя. Вы смеетесь надо мной.

Но интереса к русской сказке о солнце не терял и время от времени просил:

— Расскажите про ваше солнце. На чем ездит оно?

Ему снова и снова твердили, что солнце везде, на всю землю, одно и ни на чем не ездит. А он выдвигал новые недоумения: озер, гор, рек много, в каждом месте свои, разные. Почему солнце одно?

На этот раз темная пора для Коляна была легче, чем прежде. Заготовку дров и пастьбу оленей он соединил в одно дело: пока рубил да пилил, олени вполне наедались. От топки печей он получал хорошее жилье, тепло, жалованье. Не надо бегать с ружьем, долбить проруби, возиться с сетью, мясо и рыбу можно купить. Тьма не манила его на улицу, он старался больше быть около ярких, немигающих ламп, которые освещали школу.

С тем же упорством, с каким вязал при отце рыболовные сети, он учился читать, писать, считать. И впрямь складывание слогов в слова и отдельных цифр в задачки сильно напоминало ему вязание сетей.

Катерина Павловна и Ксандра часто читали вслух, для всех, иногда особо для Коляна. Чаще всего он просил почитать книгу «Народы России», а из нее — статью о лопарях. Он разобрал ее всю «по косточкам».

«Лопари тихие, честные. Воровства нет. Крепко любят свою родину, свой народ… Любят выпить» — это считал правильным. А вот это — «к чужим недоверчивы, пришлого человека могут обмануть» — считал клеветой. Если и обманывают иногда, то виноваты не лопари, а чужие. Они за тем и едут в Лапландию, чтобы обманывать доверчивых лопарей, отнимать у них землю, озера, промыслы.