Алексей Кожевников - Том 4. Солнце ездит на оленях

Поезд катил уже вторые сутки, давно миновал Лапландию, с оленями, тупами, куваксами, навстречу ему расстилалась новая страна — Карелия, с большими бревенчатыми избами, с лошадьми, коровами. А Колян все не ложился спать, все дежурил у окна либо на площадке вагона вместе с татарами. Они ждали, когда зайдет солнце, а Колян ждал, когда оно сменится другим, карельским либо русским.

Солнце не сменялось. Под Петроградом оно село, но вскоре вновь взошло и было все таким, как в Лапландии. Колян наконец начал верить, что солнце везде одно и передвигается без оленей. После этого он спокойно заснул.

Приехали в Петроград.

— Ну, теперь держитесь все за меня! — сказал Сергей Петрович.

Он хорошо знал город, несколько лет учился в нем. Так и пошли, крепко держась друг за друга взглядом: руки у всех были заняты багажом.

Город, не ремонтированный всю войну, облупившийся, задымленный, переполненный шумными, суетливыми людьми, показался Коляну скалистым берегом моря, на котором разгнездился крикливый птичий базар.

Было непонятно, удивительно такое скопление идущих и едущих людей.

— Сегодня какой праздник? — спросил он доктора.

— Никакого.

— А почему народ не сидит дома, не работает, весь бегает по улицам, весь куда-то едет?

— Это ж город. Здесь работают не по домам, а в конторах, на заводах.

— Контора — понимаю, завод — нет.

Встречались толпы, идущие с флагами и песнями, как было в Хибинах после свержения царя.

— Почему ходят, чего хотят? — донимал Колян Сергея Петровича.

Тот читал и растолковывал ему лозунги, с которыми шли демонстрации: «Долой Временное правительство!», «Долой министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!».

Остановились в дешевой гостинице. Доктор сразу лег отдыхать. Все — ходьба, езда, чтение, даже лежание — быстро утомляло его. Катерина Павловна уехала хлопотать о билетах на Москву. Из Петрограда разъезжались голодающие горожане, разбегались солдаты, не желающие воевать, и все пути-дороги были сильно перегружены.

Ксандра с Коляном, прихватив Черную Кисточку, пошли глядеть город. А получилось, что вышли на погляденье другим. Одетые по-лопарски во все меховое, украшенное бисером, они с первых же шагов были замечены, обратились в зрелище.

Чтобы разглядеть их получше, один убавил шагу, другой прибавил, третий завел разговор:

— Вы, товарищи, откуда, какие?

Собралась толпа. Ксандра охотно, даже с гордостью рассказывала, что они из Лапландии, она — русская, Колян — настоящий лопарь. Там было очень интересно: однажды она чуть-чуть не утонула, в другой раз заблудилась и чуть-чуть не умерла с голоду. Колян угрюмо молчал: он и сам не любил болтать, не любил и чужую болтовню.

Так и шли в толпе. Иногда шутя, иногда всерьез Коляна принимали за медвежонка:

— Глянь, глянь: настоящий.

Это его не обижало, наоборот, веселило: в Лапландии медведь ставится рядом с оленем, олень — зверь самый любимый, а медведь — зверь самый уважаемый.

Насладившись рассказами про Лапландию и про себя, Ксандра стала скупей на них. Любопытные чувствовали это и уже не донимали сильно. Ксандра занялась просвещением Коляна — повела его по «Путеводителю», который купила на вокзале. Показывала соборы, дворцы, музеи, памятники. Колян глядел и слушал внимательно. Ходили и ездили четыре дня. Вдруг Колян сказал:

— Не надо, Ксандра. В Лапландии есть камни, горы больше этих. — Соборы, дворцы, памятники были для него только камнями.

— А что тебе надо?

— Домой. Здесь тесно.

— Тесно в таком большом городе?

Да, ему было тесно и ходить, и ездить, и дышать, и глядеть.

— А в тупе, в куваксе не тесно? — удивилась Ксандра.

— Рядом вся Лапландия, все небо.

— Здесь тоже есть небо.

— Плохое, узкое. Я люблю широко видеть.

— Тебе, значит, ничегошеньки не нравится?

— Дорога нравится. Ты приехала — хорошо. Я приехал, уехал — хорошо.

Ксандра уговорила его посмотреть зоологический парк. Быть может, через него Колян помирится с городом. В зоопарке он оживился, особенно у клетки с медведями. Поговорил с ними. Ласково, называя их по-лопарски «талла», «таллушка», угостил печеньем, которое продавалось поблизости. Потом спросил у служителя, есть ли олени.

— Да, конечно.

Увидев оленя, Колян прибавил шагу, весь напружинился, стал таким, когда бросал аркан, а подойдя к загородке, с ходу перемахнул через нее. Безрогий, лохматый, линяющий олень прянул в угол. Колян бесстрашно подскочил к нему и обнял за шею.

— Убьет! Вернись! — кричала Ксандра.

Удивленно, встревоженно гудел народ. А Колян и олень стояли рядом: человек ласково, дружески гладил зверя, а зверь нюхал родной запах его одежды.

Появился служитель и оборвал свидание. Колян решительно наладился к выходу, ему стало еще тесней, хотя в зоопарке было значительно просторней, чем на улицах города.

Шел быстро. Ксандра едва успевала за ним. Глядел только себе под ноги, ни птичий грай, ни звериный рев не привлекали его. Шел и думал: «Надо домой. Что я здесь, без оленей, без тундры? Олень в клетке. Медведь, обутый в капкан». Он схватил Черную Кисточку, которая крутилась у его ног, приподнял, заглянул в глаза и спросил: домой? В блеске счастливых собачьих глаз был ответ: домой, домой!

Колян попросил Катерину Павловну рассказать, как достают билеты на железную дорогу.

— Это зачем тебе?

— Поеду.

— Я уже заказала.

— Поеду домой.

Луговы всполошились:

— Почему? Что случилось?

— Тесно здесь, тесно, — твердил Колян.

Этому никто не хотел верить, все только удивлялись: такому маленькому тесно в таком большом городе! Тут что-то не так. Начали уговаривать, чтобы не скрытничал. Катерина Павловна подумала, что Колян недоволен платой: они пока что не давали ему денег, а только кормили, одевали, обували. Она принесла деньги. Он отстранил их так решительно, что набиваться дальше значило оскорбить его.

На всех легло тяжелое непонимание. Не имея своих слов рассеять его, Колян вызвался рассказать на прощание сказку:

— Один молодой лопарь воевал за русского царя, помог ему побить всех врагов. Царь решил наградить его, взял за руку и повел по своим хоромам. Ведет и говорит:

«Бери что хочешь!»

Обошли все хоромы, а лопарь ничего не выбрал. Тогда царь обул, одел его по-царски и позвал на свой пир. Угощает и говорит:

«Хочешь, живи у меня!»

Угостился лопарь, начал благодарить и прощаться:

«Спасибо за угощенье, за привет! Я пойду, стану дома жить, рыбу ловить, диких оленей промышлять, сказки слушать, сам сказки сказывать».

Сильно удивился царь: не видывал, не слыхивал такого. А лопарь ему еще сказывает:

«Спору нет, хороши, светлы, красивы твои хоромы, а Лапландия еще лучше. Наши горы больше твоих дворцов, наше небо выше твоих потолков, наше солнце, луна, звезды, северные сияния ярче твоих ламп. Свою Лапландию ни на что не променяю! И обужу-одежу свою не променяю. Твоя одежа-обужа тяжелая, жесткая, совсем не гнется: слишком много на ней золота, жемчуга, самоцветов. Куда лучше моя мягкая меховая малица и тоборки».