Виллем Гросс - Продается недостроенный индивидуальный дом...

— Цемент, известь и песок, — шутливо заметил Рейн.

Эсси сразу же ухватился за это. Необходимо доказать Урве, что в мире ценно не только искусство; исключительную ценность имеет и работа твоих рук, если она сделана умело и с любовью. Рейну льстила эта похвала, однако он счел необходимым возразить.

— Поставить дом — это не бог весть что, особенно если ты с детства хвостиком бегал за отцом по всяким постройкам.

— Ну, знаешь ли, в таком случае мне следовало бы стать идеальным педагогом. Оба мои старики были учителями. Нет, тут дело в прирожденном таланте.

Рейд совершенно неожиданно ошарашил всех, сказав:

— Строить дом несложно. Это тебе не бактериология.

— Что? — подалась вперед Урве.

Рейну показалось, будто он каким-то странным образом поскользнулся. Черт бы побрал коньяк, от которого шумит голова, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Бактериология ли область, в которой работал доктор Эрроусмит? Но путей для отступления уже не было. Эсси, щуря глаза, выпустил облачко дыма. Он ждал.

— Ну, ясно же! Что такое дом? Начинаешь строить и знаешь, что через три, ну, через четыре года поселишься в нем. А возьмем Эрроусмита. А?

— О чем ты говоришь? — в замешательстве спросила Урве. Она испугалась, что муж, заговорив о литературе, проявит свое невежество.

— Люди этой профессии, — Рейн уже не решался сказать — бактериологи, — тоже берутся за какое-нибудь дело. Но разве они знают, к какому сроку закончат? Не знают. Однако берутся и трудятся до конца жизни.

Уф, теперь все сказано, и Эсси, чудесный малый, перевел разговор с «Эрроусмита» на науку, которая так богата примерами самопожертвования. Он даже поднял бокал за здоровье настоящих людей науки.

Урве вдруг взглянула в направлении улицы.

— Это не Лехте? — спросила она.

Bсe повернули головы. На улице, в тени двух старых лип, девушка разговаривала с парнем. Парень, небрежно прислонившись к раме велосипеда, крутил звонок.

Недавно Рейн помог соседям поставить стропила. После этого он не видел Лехте. Она даже не вышла вечером к столу, который Ану Мармель накрыла, не поскупившись на угощение. Уж очень она была довольна. Не зная, в чем дело, мать объяснила поведение дочери глупыми причудами молодости. А Рейн знал, почему она не пришла. Вся история немного забавляла его. Просто девушка настолько была увлечена работой, что не заметила, как зацепилась одною штаниной за гвоздь (она была в тренинге) и вырвала сзади целый кусок. Рейн, ставший невольным свидетелем этой картины, улыбнулся. Но ведь не нарочно же улыбнулся. Так получилось. Сам Рейн давно уже вышел из того нежного возраста, когда все воспринимается с повышенной чувствительностью, и забыл, как он вздыхал по некоей особе, один взгляд которой заставлял его бледнеть. Он забыл и грустный конец своей платонической любви, когда толстый завхоз обозвал его — честного искателя работы — назойливой мухой и надоедливым насекомым. И «она», услышав это, взглянула на него с усмешкой. Молодость — как быстро она проходит, будто ее с ладони сдувает. Да, Рейн ничего этого уже не помнил. А сейчас Лехте разговаривает с парнем, который с напускной небрежностью опирается о раму своего велосипеда.

— Просто невероятно. Вот уже и за маленькой Лехте ухаживают юноши, — искренне удивилась Урве.

— Почему же юноши? — рассмеялся Рейн. — Я пока вижу одного.

— А здесь трое за одной пустой бутылкой, — сказал Эсси, вставая и беря в руки наполовину пустую рюмку. — Что же пожелать на прощанье?

— Ты хочешь уже идти? — удивилась Урве.

— Нет. Не хочу. Но уйду и оставлю двух счастливых людей вдвоем.

После того как гость ушел, Урве и Рейн какое-то время сидели молча. И вдруг Рейн поднял пустую бутылку и сказал:

— Четыре мешка цемента!

— Ах, оставь, — передернулась Урве.

— Что — оставь? Эсси легко рассуждать. Вообще-то он парень с головой. Он и в армии выделялся, но почему-то так и остался рядовым. Я был просто поражен, что, когда формировался корпус, он не пошел вместе с Ристной в школу политруков.

— С кем?

— Был у нас такой парень Ристна, школьный товарищ и друг Эсси. Молодец, стал комсоргом полка, старшим лейтенантом. Забыл у Эсси спросить, что он сейчас делает. В армии или нет?

С языка Урве готова была сорваться точная информация. Она же знала, где «этот парень». Парень? Как просто порой мужчины говорят друг о друге. Значит, Ристна был в армии старшим лейтенантом. Интересно. Старший лейтенант Ристна. Нет, нет, об этом нельзя ни думать, ни говорить.

— Послушай, Рейн, обсудим серьезно, что нам делать с Эро?

— Что там обсуждать. У нас яблоку негде упасть. Пусть идет к Юте, если иначе не может.

— Зачем так грубо. Молодые люди...

— Могу и для него соорудить нары в этом сарае.

Урве вдруг вспомнила о письме, которое она получила от Руты Виетра и на которое до сих пор не ответила, — неловко было отказываться от любезного приглашения подруги погостить у нее. Теперь Урве стало ясно, что делать.

— В июле у меня отпуск. И у меня есть где провести его. Так что Эро... Во всяком случае, на месяц я смогу уехать.

— Куда?

Вопрос прозвучал глухо, настороженно. Еще не поздно отступить, видимо Рейну ее план не нравится. Но почему-то именно сейчас эта идея показалась Урве особенно заманчивой.

— Меня приглашает Рута.

— Какая Рута?

— Рута Виетра, та самая, которая жила со мной в Москве, в одной комнате. У них на Рижском взморье дача. Кажется, в очень красивом месте. Если не ошибаюсь, это место называется Лиелупе.

Рейн горько усмехнулся. Если не ошибаюсь... Словно название местечка имело какое-то значение. Очевидно, жена давно решила уехать к этой Руте. Очевидно, поэтому-то она и явилась сюда сегодня.

— Конечно, Рейн, я понимаю, что с моей стороны нехорошо уезжать. Ты здесь работаешь изо всех сил. Но, во-первых, если все взвесить... Где я смогу еще так отдохнуть... И потом, как откажешь Руте. Кроме того, у меня ведь не было настоящего отпуска, — из-за перехода с одной работы на другую, лето каждый раз пропадало.

— Ясно, не стоит говорить об этом, — сквозь зубы процедил муж, едва сдерживаясь, чтобы со словами не выплеснуть клокотавшую внутри злобу.

Но Урве еще не сказала всего. Она не сказала главного.

— Сперва, разумеется, я не собиралась ехать. Помогла бы тебе кое в чем. Но Эро...

— Моего брата из игры исключи. Это не повод для поездки. — Голос его звенел, как пила, проникающая в смолистую ветку. — Скажи лучше, что хочешь ехать, — и все. Постараемся остаться честными людьми.

Урве молча встала. Быстро собрала в сумку грязную посуду, застегнула пуговицы на жакете и повернулась, чтобы идти. Ничего не сказав... Нет, все-таки нет. Она скажет.

— Может быть, ты, честный человек, надеялся получить от меня в июле какую-то из ряда вон выходящую сумму денег? К сожалению, я смогу дать тебе всего три тысячи.