Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 1

— По среднерыночным ценам. По закону.

— Какие же среднерыночные, если на базаре по четыре рубля не берут то мясо, что нам по восемь считаете?

— Плохо получается, Семен Мокеич! Колхоз считают передовым, а трактористы отказались от общественного питания! Не по карману. Как единоличники, с узелками в поле ходим. Вам же, правлению, неприлично!

— Будете хорошо работать — буду хорошо кормить.

— Вот что! А может, давайте жребий метнем, с чего начинать? Лучше покормите — лучше поработаем.

— Питание в поле и вагон — это основное для тракторной бригады, Семен Мокеич! Без этого и бригада не бригада. Как я могу с них дисциплину требовать, если, скажем, прошел ливень и ребятам обсушиться негде, бегут домой ночевать, за десять километров?

— Есть у вас вагон, чего голову морочите!

— То не вагон, собачья будка.

— Нет, не собачья — куриная. Это нам отдали походный курятник, в котором колхоз когда-то кур вывозил в поле на черепашку.

— Трем человекам только в ней лечь.

— А прицепщикам куда деваться? Тоже живые люди.

— Осень придет, холода, дожди — за целые сутки душу негде отогреть!

— Не видали вы, что ли, хороших вагонов, что эту конуру на колесах называете вагоном? Поезжайте в «Красный Октябрь», посмотрите: за пятнадцать человек вагон, полочки, матрацы, двойные стены, утепленные, печка железная для осенних холодов, радиоприемник, библиотечка. Вот то забота о своих трактористах!

— Давай, Мокеич, сегодня, в наш торжественный день, так договоримся. Мы признаем: плохо работали. Был и брак на пахоте, и не укладывались в сроки, и с этими мягкими гектарами хитрили, нечего греха таить. Обещаем, что свои ошибки ликвидируем. Но и вам, правлению колхоза, нужно перестроиться в корне!

— Если вам еще и матрацы и радио, так меня колхозники живьем съедят! И так нареканий не оберешься: все трактористам да трактористам, помешались вы на своих трактористах!

— Кто ж может такое сказать: помешались на трактористах? Только самые несознательные элементы. И ты, Мокеич, за ними в хвосте плетешься. Не к лицу культурному председателю! А сознательные колхозники понимают — на нас все полеводство держится. И знают, что работенка у нас нелегкая. Кого никогда не увидишь с женою вечером в клубе? Тракториста с женою не увидишь. Потому что он все лето в поле живет. А легла зима — он надел опять свою промасленную робу и пошел в МТС на ремонт, до весны.

— Семен Мокеич! Вы, может, тоже такого мнения, что трактористы склочники и горлопаны? Из-за всякого пустяка, мол, скандалы поднимают. Так нас само дело заставляет скандалить! У нас в руках — дорогая техника. Если вы нам выделили на обслуживание самых последних кляч и воду или горючее не подвозят вовремя — получаются простои. А что значит простой у тракториста? Когда он спит под кустиком, а машина стоит, не он один спит — с ним тридцать лошадиных сил спят!

— А то и все восемьдесят, если дизель простаивает!

— Отношение у нас в колхозе к трактористам — прямо как при старом режиме!

— Сказал! При старом режиме трактористов не было.

— За такое отношение еще в тридцать третьем году политотделы председателям холку намыливали!

— Да вы что, ребята, в самом деле? Зачем меня пригласили до своего коша? Выпить-закусить или чтоб поругаться?

— И за тем и за другим, товарищ председатель.

— А когда ж с вами в другое время по душам поговорить? На табор к нам приедете — трактористы в борозде работают, один-двое лишь на профилактике стоят. В одиночку с вами несподручно ругаться. А тут мы все в сборе.

— Гуртом и батька легче бить!..

Парень с двумя орденами Славы и несколькими медалями на кителе защитного цвета прилег спиною к дереву, смотрит в пламенеющее небо на западе, где только что скрылось солнце за горизонтом, тихо наигрывает на баяне. Вокруг него на траве, в разных позах, сидя и лежа, расположилась вся бригада… И у другого тракториста — медали, ордена и у третьего — медали, нашивки за ранения… Негромкая песня, вполголоса: «Эх, дороги, пыль да туман…»

— А еще был у нас на Крымском фронте такой случай в сорок втором году, — начинает рассказывать баянист, когда песня умолкает. — Один «КВ» подорвался на мине. Пехота отошла, залегла, атака не удалась, и этот «КВ» остался в нейтральной полосе. Семь суток просидел экипаж в танке, на морозе, градусов пятнадцать был мороз, все ждали, когда наши попытаются опять отбить высотку, чтобы поддержать огнем с места. Немцы не стреляли по этому танку, хотели, должно быть, его целеньким захватить, — гусеницу только разорвало, — а наши думали, что экипаж погиб. И вдруг на восьмые сутки, когда пехота пошла опять в атаку, ожил «КВ»! Как сыпанул по немцам! Взяли высоту!.. Семь суток — в броне, в железе, на морозе. Вытащили ребят из машины, а они ходить не могут, ноги распухли, как колоды. Сразу отправили их в медсанбат, оттуда в госпиталь, не знаю, пришлось ли им еще воевать. Все пятеро были трактористы.

— Из трактористов хорошие выходили солдаты, — говорит другой фронтовик с медалью «За оборону Сталинграда» и орденом Красного Знамени. — Это было здорово придумано! Сколько деревенской молодежи обучили управлять машинами! Что ж, парень знает технику, он что хочешь быстро освоит: и танк, и миномет, и пушку. А к лагерной жизни нам не привыкать…

— Наступали мы в Донбассе летом сорок третьего года, — начинает рассказывать третий. — Я был в танковом десанте, командовал отделением автоматчиков. Танки и мы, пехота, расположились перед вечером в посадке у дороги. Кто спит, кто оружие чистит, кто бреется. На этом месте ждать нам боевого приказа из штаба бригады. Слышим — тракторишко где-то близко жужжит, за бугром, и тут только мы обратили внимание: поле-то за посадкой вспахано, уже травой заросло, майский пар. А расстояние от передовой — всего километров десять. Показался трактор на бугру, «ХТЗ», колесный, к нам спускается, тянет культиваторы, дымит, дребезжит, за рулем — девчушка лет шестнадцати, вся в масле, в копоти, зубы только блестят. Остановила машину, соскочила с сиденья, — культиваторы разладились в сцепе, — что-то бьет молотком, ключом поддевает, силится разогнуть. Подошли мы, танкисты и я со своими бойцами, давай ей помогать. А она сердится на нас: «Чего вас сюда принесло? Не могли другого места выбрать? Вон в балке роща, там бы лучше замаскировали свои танки. Увидит «рама», засечет, прилетят, начнут бомбить, исковыряют мне все поле. Мы ж с напарницей ночью без фар работаем, еще сверзишься в воронку с трактором!» — «Не сердись, говорим, рыжая, мы гости ненадолго. К утру и след простынет». Я говорю: «Посиди, отдохни, а я разочка два обойду загон». — «А вы, спрашивает, понимаете по трактору?» — «Немножко, говорю, понимаю». — «На моем не поедете, дюже много у него секретов, все на бечевочках да на палочках держится. Этому трактору в субботу сто лет. Сама карбюратор собрала из утильсырья. Коробка скоростей такая, что едешь и души нет — вот сейчас рассыплется!» — «А чего ж вы, говорю, так запустили пар! Сорняки на семена разводите? Его пора уже третий раз культивировать». — «Пар запустили! Вот еще мне — инспектор по качеству! Вы бы спросили, как мы его пахали? Пропашешь борозду, а им, гадам подслеповатым, сверху показывается, что войска окопы роют. Как засыплют бомбами! А сколько у нас тракторов-то? МТС этой весною только начала работать. До войны две бригады обслуживали наш колхоз, а теперь — два трактора!» Починили мы ей тяги: «Поезжай, да не круто заворачивай на углах, оглядывайся». — «Вот спасибочко вам!» Подобрела. «А свечек у вас нет лишних? — спрашивает танкистов. — Дали бы мне хоть одну, а?» Надавали ей танкисты свечей фрицевских, трофейных. «Вот спасибочко!.. А автолу мне немножко не отольете?» — «Автолу, милая, говорим, не можем дать, самим нужен. В бой идем, полагается иметь запас, про всякий случай. А вот свет тебе на машине оборудуем. Почему, говоришь, ночью без света работаете?» — «Маскировка. Да, сказать, и лампочек нету, ничего нету». — «Ну вот скоро фронт продвинется дальше, будешь светить без опаски». Взялись ребята, сделали проводку, установили ей на машине две фары, одну на радиаторе, вперед, другую назад, на плуг. Уж она благодарила, благодарила!.. А по дороге, смотрим, пылит уже мотоциклист, везет нам приказ из штаба бригады. Стемнело — передвинулись на исходные позиции. На рассвете пошли в бой. Началось наступление… Как-то, уже в Венгрии, попалась мне газета «Правда Украины». Про это самое село писали, про этот район — название села мне запомнилось. Одна трактористка в первый год после освобождения вспахала на старом «ХТЗ» что-то около тысячи гектаров. Наградили ее орденом Ленина. Эта ли девушка, что сердилась на нас, — не знаю. Не спросили мы тогда, как ее звать…